Модус вивенди - Дарья Кузнецова

Ситуация раздражала невероятно. Наверное, потому, что я давно отучила себя от самообмана и теперь отчетливо понимала: Ветров мне нравится. На самом примитивном, физиологическом уровне. В этом не было ничего удивительного: при всех недостатках воспитания и поведения он обладал определенным обаянием, да и с точки зрения инстинктов и все той же биохимии воспринимался… мужчиной. Во всех смыслах этого слова.

Смешно, но я даже догадывалась о причинах подобной собственной реакции. Определенно, не стоило так уж окончательно ставить крест на собственной личной жизни, погружаясь с головой в работу. Сколько прошло с момента моего расставания с Ником? Пять лет, больше?

Наверное, я даже не слишком возражала бы против некоторого сближения с этим человеком, пусть даже это была бы короткая и ни к чему не обязывающая интрижка, если бы не одно «но». Одержимый откровенно развлекался за мой счет, играл и провоцировал. Им двигал не интерес, не симпатия, даже не желание, а азарт и, может быть, в меньшей степени – любопытство. А опускаться до того, чтобы стать чьим-то охотничьим трофеем… надеюсь, я никогда не начну ценить себя настолько низко.

Нескольких минут тяжелой тишины, потраченных на ожидание проводника в коридоре возле выделенной нам «квартиры», мне вполне хватило, чтобы взять себя в руки и полностью настроиться на рабочий лад. Теперь я точно знала, что выбрала с Ветровым единственно правильный стиль поведения: холодная отстраненность, безразличие и сдержанность. Сейчас я уже досадовала на себя за ту пощечину – следовало бы избегать любых проявлений эмоций. Но не настолько, чтобы начинать извиняться.

Для разговора нас сопроводили в другое здание, красное. Но к этому я была готова, это было в материалах по варам. Видимо, у них очень четко были разграничены «рабочие» и «личные» вопросы и помещения.

– Я готов разговаривать, – сообщил сопровождающий, когда мы разместились в небольшой красно-фиолетовой комнате, из всей обстановки в которой присутствовал только одинокий диван или, скорее, скамейка в форме кольца с узким проходом с одной стороны. Скамейка, впрочем, оказалась довольно мягкой и удобной. Мы с плащом присели друг напротив друга, а Ветров статуей замер в проходе.

– Какая планета являться вы родина? – задала я тот самый первый вопрос. Повисла пауза – кажется, собеседник задумался, пытаясь понять, что я имею в виду, – и я попыталась уточнить: – Первая планета, где вы народ был родиться. Люди – Земля, а где находиться ваша?

Странно, но на этот вопрос вар начал отвечать, сочтя тему подходящей для разговора. Правда, некоторое время пришлось потратить на уточнение чисто технических тонкостей, связанных с согласованием человеческих и варских координат. Да и когда мы все-таки привязали координаты друг к другу, поверить оказалось сложно.

– Эта планета совсем другие условия жизнь, чем другие ваши миры, – ошарашенно проговорила я.

– Шицчс – суровый мир. Мы там теперь не жить. Просто память, – спокойно ответил вар. Я некоторое время помолчала, обдумывая информацию.

Та планета с непроизносимым названием, о которой он говорил, во всех наших классификаторах имела только порядковый номер в соответствии со своей звездой и считалась необитаемой. Разреженная атмосфера, не защищающая от жесткого ультрафиолета звезды, низкие температуры на поверхности, мизерное количество воды, да и та вся под землей. Растительный и животный мир тоже не блистал разнообразием; сложнее простейших и плесени там не было ничего, и поверить, что в подобном мире мог возникнуть такой высокоорганизованный вид, как вары, было чертовски трудно.

– Как ваш вид был появляться? – растерянно уточнила я.

– Как все, из молекул, – невнятно отозвался собеседник.

Почему-то на тему возникновения собственного вида он разговаривал спокойно, хотя я, честно говоря, ожидала, что это будет гораздо больше «тема не разговор», чем все остальные. Напротив, вар охотно давал пояснения, хотя особой ясности картине они в итоге не добавили. По всему выходило, что плащи в отличие от людей совершенно не интересовались, как и почему появился их вид, да и вопросами смысла жизни не терзались в принципе. Они просто жили, обеспечивая себе комфортное существование.

Насколько я поняла из объяснений вара, выживали они на той планете именно за счет собственной способности создавать гравитонные поля: сгущали вокруг себя атмосферу, уплотняя ее до комфортного состава.

Объяснение подобного способа существования лично у меня появилось всего одно: изначально этот вид был кем-то создан, а не возник естественным путем. Причем создан весьма специфично, как будто некий исходный образец просто вписали в существующие условия, добавив необходимое для этого «устройство».

На вопрос о древности собственной цивилизации мой собеседник тоже ответил, и по примерным прикидкам получилось от семи до десяти тысяч лет того развития, о котором сохранились явные свидетельства. То есть – соизмеримо с более-менее известной человеческой историей, так что люди в появлении варов поучаствовать не могли. Во что тем не менее было сложно поверить при нашем с ними сходстве. Да и не только с ними…

На настоящий момент человечество имело контакты со ста двадцатью тремя разумными видами. Со многими, особенно с наиболее далекими от нас по внешнему виду и по устройству разума, отношения находились на уровне «взаимного невмешательства». С некоторыми происходили перманентные вооруженные стычки, но отдельные, не переходящие в полноценный конфликт; на настоящий момент Империя не вела крупных войн. А с некоторыми, напротив, отношения были весьма теплыми и дружескими, и большинство из этих «друзей» являлись гуманоидами, то есть существами с близким или примерно похожим строением организма.

Подобных «дальних родственников» было тридцать восемь, и сходство с некоторыми из них давно поставило ученых в тупик. Иначе, чем чьей-то волей – пусть не божественной, но неких сверхразвитых неуловимых предтеч, создавших всех этих существ и расселивших их по разным планетам, – объяснить все это не получалось. И вары просто были еще одним примером в этом длинном списке. Очень ярким примером.

Наша эволюционная теория трещала по швам с самого своего появления, и до сих пор в ней было очень много пробелов, вопросов и странностей. Очень многие верили в наличие некой условно-божественной воли, спровоцировавшей появление людей и подтолкнувшей их развитие в нужном направлении. Не в том старом библейском смысле, когда бог создал человека по своему подобию, а в более общем и тонком. Сейчас даже самые фанатичные религиозные деятели признавали эту книгу, как и прочие версии появления мира и человека, художественным преувеличением и попыткой древних осознать нечто, что их разум был не способен воспринять. Но даже с учетом всех дыр, странностей и парадоксов определенное зерно истины в теории эволюции было.

В любом случае люди (да и не только люди, все до сих пор знакомые виды) вписывались в свой родной мир гораздо лучше, чем вары в свой. И вот это известие о прародине плащей грозило стать еще одним камнем на могиле стройной теории происхождения видов.

Возвращаясь к сути разговора: к разгадке всех тайн варов он меня не подтолкнул, но по крайней мере прояснил несколько моментов. Двадцатичасовой стандарт, гравитонные воздействия, щепетильное отношение к воде. Более того, у меня появилось стойкое ощущение, что информации в этих словах было гораздо больше, чем я сумела осознать, просто сейчас она никак не хотела формулироваться в связную мысль. Такое порой случалось, и рецепт борьбы с подобными состояниями был очень прост: отложить вопрос на потом и вернуться к нему через некоторое время.

– Почему вы не интересоваться люди, земляне? Мы задавать вопросы, вы – нет, – полюбопытствовала я, меняя тему.

– Все знать, что нужно.

– Что именно знать?

– Люди разговаривать обо все. Люди не понимать – есть темы не разговор. Разговор – примитивно, люди только говорить – примитивно. Все просто.

– Но как еще с вами можно общаться?! Для чего темы, если не разговор? – со вздохом повторила я вопрос, который до меня был задан не один десяток раз.

– Темы не разговор, – как мне показалось, с удовлетворением проговорил собеседник. Видимо, считал мои вопросы лучшим подтверждением своих слов о примитивности людей.

– Вы сказать как, и мы общаться иначе!

– Тема не разговор, – возразил он.

В общем-то, больше ничего интересного я от него за следующие несколько часов не узнала. Пыталась зайти с разных сторон, меняла слова и формулировки, но вар был непреклонен. Правда, удалось сделать еще одно немаловажное наблюдение: нашлась важная с человеческой точки зрения тема, на которую плащи общались спокойно. История. Впрочем, учитывая их наплевательское отношение к вопросу собственного происхождения, это было не удивительно.