Мамалыжный десант - Юрий Павлович Валин

двигателем громче и двинулся.

– К селу пополз, – прошептал Тимофей. – Наверное, там увидят, встретят.

– Да кому там встречать? Побило уж всех, – похоронно предрек шофер, сидящий с карабином поперек колен. – Слышь, только танковые орудия работают.

– Не болтай! Там самоходчики оборону держат, они и бьют.

– Ну, разве что самоходчики, – согласился курский земляк. – Слушай, ну чего Морозов ждет? Нужно ехать. У нас же машина, стереотруба, да и сами мы очень полезные бойцы нашей армии. Чего зря пропадать?

– И где ты пропадаешь? Вот где, а?! Сидишь, отдыхаешь, немцы вбок поехали, дождя нет, не каплет. Кстати, у тебя закурить найдется?

– Вот ты, Партизан, своего не упустишь.

Водитель полез за кисетом. Из траншеи потянуло махорочным дымом, Тимофей спустился, взял самокрутку.

Водитель выбрался наблюдать и шепотом критиковал местность:

– Вот берега, сырость, а толку? Рыбу и ту всю поглушило. Не, я тут жить не смог бы.

– Зато тут вино есть и брынза, – задумчиво сказал Тимофей, дотягивая обжигающую губы махру.

Водила хихикнул:

– Это да. Живыми сегодня останемся – с тебя два литра вина и эта вот самая брынза.

– Договорились. Три литра: вино здесь легкое. И брынзы нормальной достану, не шпионской.

Из укрытия ПНП долетел напряженный и четкий голос старшего лейтенанта.

– Координаты передает. Неужто развернулись наши?! – вдохновился водитель.

Левый берег откликнулся на цепочки переданных цифр минуты через три. В небе зашелестело, и правее Шерпен легли первые снаряды. Били кучно, грохот разрывов слился воедино.

– Видал? Сто пятьдесят два миллиметра! Сила! – гордо, в полный голос, сказал водитель. – Эх, полным дивизионом бы даванули фрица. А лучше полком!

После паузы налет повторился. Теперь корректировщик направлял огонь за дальнюю окраину села. Непонятно, как старший лейтенант Морозов угадывал ситуацию, тот край обороны даже в стереотрубу невозможно было разглядеть, но опытный же человек, тут сомневаться не приходилось.

Наступила тишина. Относительная, конечно, у села по-прежнему лопались мины, шла перестрелка, но вроде бы спало напряжение.

– А если еще бахнуть? – прошептал Тимофей. – Для подтверждения?

– Думаешь, не бахнули бы? – обиделся курский земляк. – Но снарядов-то в обрез. Вот подвезут, продолжат сполна, не сомневайся!

Из НП вышел старший лейтенант, присел и закурил.

– Что там видно, товарищи партизаны?

– Бронетранспортер крутился, ушел, – доложил Тимофей.

– Этого я видел. Видимо, немцы тоже не очень знают, что происходит. А что там у нас перекусить найдется?

Курский водитель сбегал к грузовику, принес банку тушенки и крошечную баночку немецкого консервированного сыра. Хлеба не имелось. Артиллеристы устроились перекусывать в НП, боец Лавренко сторожил.

Бой у села вроде бы окончательно увял. По дороге торопливо шли брички с ранеными из Шерпен, ощупью катили редкие грузовики. Но уже намечалось предчувствие рассвета: майские ночи короткие.

– Иди поешь, – сказал вернувшийся водитель. – Вот же боком-раком! Я Морозову говорю: «Поедем, товарищ старший лейтенант, все одно там боекомплекта не будет». А он: «Не суетись, ждем».

– Он же обстановку лучше знает, – напомнил Тимофей и зашел в блиндаж.

Есть пришлось тоже почти на ощупь. Боец Лавренко выскребал свинину из жестянки, на второе оказалась печенюшка из офицерского доппайка и сыр, отбитый у немцев. Нормальное печенье Тимофей в последний раз ел, должно быть, еще до войны. Теперь забытый вкус живо в детство вернул. Сыр из смешной баночки тоже оказался недурным, но вот размер консервы… Фрицы и своих вояк голодом морят – фашисты, какой с них спрос!

– Вызывай, вызывай, – понукал телефониста старший лейтенант. – Черт с ним, что ругаются. Нам знать надо.

Телефонист крутил ручку аппарата:

– «Кедр», «Кедр», это «Теплица». Что там у вас?

Трубка злобно зашипела и забубнила.

– Без изменений, – пояснил телефонист, кладя трубку.

– Плохо. Не успеем. – Морозов достал портсигар, дал папироску связисту и сказал: – А тебя, Тимка, не угощаю. Ты бы вообще бросал дымить, молодой еще совсем, легкие в пару лет скуришь.

– Я, товарищ старший лейтенант, только для уюта и тепла дымлю, – сказал Тимофей. – Пойду, понаблюдаю.

Он вышел на пост, зашвырнул пустые банки за бруствер.

– А если, – обернулся водитель, – боком его раком, нас…

Договорить он не успел. В воздухе взвыло. Должно быть, немцы долбили всеми батареями. Чуть посветлело, в небе появились «юнкерсы». На Шерпены шли танки, много танков…[10]

* * *

В бога Тимофей не особенно верил, в ад и рай тоже, но день выдался воистину адским. Наши отходили, местами яростно огрызаясь, отбиваясь, но все равно пятясь к реке. Боец Лавренко побывал в Шерпенах, пытаясь установить связь с начштаба остатков дивизии, привел на ПНП связного. Дивизион из-за Днестра попытался помочь пехоте, но артиллерийский налет воздействовал лишь символически: снарядов в дивизионе имели штук по пять на гаубицу.

От улочек Шерпен мало что осталось. Пехота уже отошла с основных позиций, пыталась окопаться вдоль дороги на Спею, но танков шло слишком густо, со стороны кладбища в село уже дважды прорывались. Тимофей видел наши сгоревшие самоходки. Одну из машин напрочь разнесло, обломки дымились синеньким пламенем.

Немцев отбивали бронебойщики и уцелевшие сорокапятки. Последняя наша «сучка» выползала из-за дома, прикрываясь подбитым немецким танком, торопливо плевала в сторону наседающего врага, пятилась за хату. Немецкий танк стоял буквально в пятнадцати шагах от самоходки – влепили ему в упор. Из люка свешивался немецкий танкист, выбитый глаз вывалился на бледную арийскую щеку.

Это был первый дохлый фронтовой немец, которого так близко видел Тимофей. До сих пор только румыны-мертвяки попадались. Еще доводилось видеть пленного немца-языка, но у того на голову был надет мешок, там не особо рассмотришь. Вот танкист этот оказался в самый раз, так и должен выглядеть враг. Немцев боец Лавренко ненавидел ровно, упорно и, видимо, на всю жизнь. Возможно, эта ненависть помогала бегать, не чувствуя усталости, боли в руке и в боку – похоже, шов там начал расходиться. Но было не до того.

Тимофей вернулся из села. Пришлось идти по линии: телефонный провод уже дважды перебивало, с последнего обрыва телефонист вернулся подраненный – осколок прямо в подметку сапога попал, пальцы размозжило.

Ползти-перебегать вдоль провода было страшно: немец лупил как попало, на село то и дело заходили бомбардировщики, кидали мощно, а над дорогой проносились «фоккеры» – целыми ящиками швыряли какие-то мелкие бомбочки, накрывавшие метров по пятьдесят.

Обрыв Тимофей нашел, скрутил проводки. Ничего сложного в том не было, уже показывали, тут главное, чтоб руки и голова еще на своем месте сохранились. Здесь, ближе к берегу, оказалось потише, было видно, как бомбят переправу. Да, там не особо легче. Где тут тыл, теперь вообще не поймешь.

На обратном пути бойца Лавренко сшибло с ног. Думал,