Порт-Артурский гамбит: Броненосцы Победы - Вячеслав Коротин

Даже с противоположной от "боя" стороны русские корабли были достаточно хорошо различимы.

– А если бы ещё и с этих румбов атаковали? – подал голос Сойманов, стоявший на мостике вместе с командиром.

– Да уж. Вот найдут ли нас?

Не нашли. На "Ретвизане" подняли вверх луч прожектора, что означало окончание учений. "Пересвет" снова включил огни и пошёл принимать на борт свои катера.

Днём командиров всех участвовавших кораблей и катеров Вирен пригласил на борт "Ретвизана" для разбора ночных учений.

В адмиральском салоне было не продохнуть – влажный и, мягко говоря, тёплый воздух, казалось, можно было резать ломтями. Два десятка офицеров ждали оценки адмирала как школьники.

– Я, вместе со своим штабом внимательно изучил рапорты командиров кораблей и катеров. Выводы неутешительны. Господа командиры кораблей, кто из вас захватывал прожектором катера на расстоянии менее пяти кабельтов от борта?

Подняли руки Сарнавский, Успенский и Щенснович.

– Но Роберт Николаевич, ведь эти катера могли бы быть уничтожены раньше, на более дальних дистанциях, мой крейсер неоднократно захватывал прожектором и удерживал в его свете несколько минут атакующие катера.

– Господа офицеры, командовавшие катерами, есть такие случаи, когда вы приближались к кораблям неосвещёнными или освещёнными на несколько минут? – повернулся к молодёжи адмирал.

Руки подняли четверо.

– То есть минимум два минных попадания мы имеем. Так?

Крыть было нечем. Командиры броненосцев и крейсеров понуро молчали.

– Теперь вы, Николай Оттович. Что это была за самодеятельность? Ни в коем случае не считаю ваши действия трусостью, но хотел бы услышать объяснения. Почему вы покинули строй?

– Роберт Николаевич, я просто увидел весь этот "праздник света" и подумал, что при большом количестве атакующих миноносцев не спастись. И погасив огни вышел из строя, чтобы посмотреть, что из этого получится. Меня не нашли, не так ли? – посмотрел Эссен в сторону командиров атаковавших отряд.

Офицеры либо просто смолчали, либо покачали головами.

– Так может лучше научиться ходить так, чтобы нас не заметили, чем репетировать отбитие минной атаки, которой может и не быть? Нет, этому учиться тоже надо, но, по моему, в первую очередь нужно научиться избегать самой атаки. Разве нет?

– Какие будут мнения, господа? – обвёл газами Вирен присутствующих офицеров.

– Что, совсем без огней? Так корабли же протаранят друг друга! – Ухтомский был явно против таких экспериментов.

– Может послушаем сначала сторону атаковавшую отряд? – усмехнулся Вирен, – прошу, господа, ваше мнение?

– Разрешите мне? – робко спросил мичман Витгефт.

Получив разрешение он продолжал: Я сам, в первую очередь хотел атаковать именно "Пересвет", но когда он "пропал", то броненосец действительно стал необнаружим. Если бы корабли не светили прожекторами, то и они были бы невидимы в ночи, мы бы их ни за что не нашли, разве что в борт врезались.

Другие молодые офицеры согласно закивали.

– Так что, будем учиться ходить ночью без огней? – весело спросил Вирен у командиров кораблей.

– Надо! – кивнул Иванов.

– Опасно, но дело того стоит, – согласился Успенский.

В общем не возражал никто.

– Ну что же, каждую ночь с хорошей погодой будем пробовать. Для начала по нескольку часов, а там… Все свободны.

Первой же ночью попробовали идти двумя тройками. На всякий случай разошлись подальше группа от группы и шли "держась" за кормовой огонь переднего мателота три часа. Во избежание столкновений групп было открыто ещё по одному бортовому огню, а в случае потери впередиидущего нужно было немедленно открыть все огни. Не потребовалось. На следущую ночь так прошли пять часов, а потом каждую ночь шли уже постоянно держась только "за хвостик друг друга". Оказалось вполне реально ходить в темноте без огней.

Вначале за штурвал ставили лучших рулевых, командиры постоянно находились в ходовой рубке, потом этому научились все кому положено и можно было оставить корабль на среднего рулевого и вахтенного начальника.

Рулевые, правда, освобождались от угольных погрузок.

А угольные погрузки в океане были сущим адом. На угольщики отправлялось до сотни матросов с каждого корабля (больше всего с "Пересвета" и "Победы" – эти броненосцы ещё в Артуре были прозваны "пожирателями угля"). Матросы спускались в трюмы и в тропической духоте, в угольной пыли они часами загружали мешки с углем. Сапоги, одежда на этих работах просто "горели". На головы, чтобы не угробить бескозырки надевали либо "чалмы" из ветоши, либо колпаки из парусины, либо даже шили мешки-наголовники с прорезями для глаз и рта. Угольная пыль ещё долго скрипела на зубах, разъедала кожу в подмышках и в паху. Плевки матросов после этих работ ещё долго были чёрными как антрацит.

Острые осколки угля быстро приводили мешки в негодность и они расползались не только по швам. Часами и часами после погрузок матросы чинили их и штопали. А новых взять было негде.

Не выдерживала не только ткань. Людские организмы тоже сдавали. Не было случая угольной погрузки, чтобы после неё не хоронили бы в океане несколько человек.

Но умирали люди и в обычные дни. От солнечных ударов например. В Индонезии для офицеров были приобретены пробковые тропические шлемы, а матросы были защищены от жестоких солнечных лучей всё теми же бескозырками. Вода из опреснителей была отвратительной на вкус, её старались сдабривать лимонной кислотой, а доктора требовали, чтобы в неё добавляли и соль, но зачастую её пили просто так.

Старший врач "Пересвета" Августовский специально собирал офицеров и просил, чтобы они объясняли это матросам:

– Как вы думаете, господа, от чего происходит с человеком тепловой удар?

– От перегрева конечно.

– Ничего подобного, его можно получить и без особого перегрева. И наоборот, при жуткой жаре избежать. Он происходит от падения концентрации соли в крови. Если человеку долго жарко, то он много пьёт. И при этом потеет. И, извините, мочится. При этом из организма выводится соль. И если она там не восполняется, то тогда, в определённый момент и наступает тепловой удар. Объясните это матросам, требуйте, чтобы немного соли в питьевую воду добавлялось. Но только не надо заставлять людей пить тузлук как для засолки селёдки. Щепотки соли на литр воды вполне достаточно.

Эскадренный броненосец "Пересвет"

Письмо Василия Соймонова

Дорогая моя Оленька!

Сегодня мы, наконец, вышли в Индийский океан, так что, можно сказать, счастливо спаслись от превосходящего противника. И пусть до ближайшего дружественного порта – тысячи миль, но мы живы, у нас остались наши корабли, и мы обязательно вернемся! Вернемся, чтобы больше никогда не уходить! И это будет сказка – ведь мне наверняка дадут отпуск, и мы снова увидимся!

Все свободное время провожу за учебой – ведь, в случае чего, мне может понадобиться не только знание каждой гайки на своем корабле, но и понимание, чего могут, а чего – нет наши люди, машины и орудия. И чем больше я занимаюсь, тем больше нахожу всего, что еще надо было бы знать и уметь и мне самому, и доверенным мне людям. Капитану это, кажется, нравится и он сам уже раза три приглашал меня на беседы, где мы подолгу разбирали действия корабля и отряда в тех или иных ситуациях.

Подумать только – еще совсем недавно морская стихия, разбушевавшись, бросала наш миноносец, как щепку… А теперь, стоя на мостике огромного броненосца, я вижу, как могучие океанские волны в бессилии разбиваются о наш таран, отступая перед мощью наших машин и волей наших людей. Мне кажется, что теперь и на войне, и в нашей с тобой, любимая, судьбе все наладится и девятый вал проблем будет преодолен силой нашего ума, нашего духа и – главное – нашей любви!

Из Индийского океана, навсегда твой,

В.С.

Глава 4. Мадагаскар

На рейд Носси-Бе эскадра уже просто вползала. Последние двести миль она еле двигалась из за поломки машин "Победы", да и на других кораблях механизмы выходили из строя ежедневно, даже железо не могло уже вынести эти постоянные нагрузки. Вирен, несмотря на то, что угольные ямы были почти пусты дал командам три дня отдыха. Благо до прихода Рожественского было ещё время. Даже ремонтом заниматься пока не стали.

Василий был отпущен на берег в первый же день, вместе с ещё пятнадцатью офицерами. К берегу плыли на шлюпке как будто в киселе, море кишело медузами и вёсла постоянно загребали не воду, а какую-то густую массу на водной основе.