Люди Домино - Джонатан Барнс

Артур понял это в то утро, когда в ответ на предложение помять в честь его дня рождения супружескую постель Лаэтиция вздохнула и отвернулась — беглый взгляд украдкой подтвердил его худшие опасения. В конечном счете она согласилась, хотя и неохотно, а когда покорно улеглась под него, Артур не мог не заметить ее с трудом сдерживаемые зевки, внимательное обследование ногтей и регулярные, исподтишка, поглядывания на часы.

Почти ничуть не улучшилось его настроение и когда он, «неожиданно» (что вряд ли, поскольку что-то вроде этого происходило каждый год после его рождения) спустившись к ужину, был встречен феодальными приветствиями его дворни. Артур обозрел их неуклюжие попытки изъявления радости и с трудом подавил вздох. Он считал, что помпезность и напыщенность его официального дня рождения (традиционно празднуемого раньше, чтобы избежать столкновения с рождественскими торжествами) достаточно компенсируется налогами, но часто спрашивал себя: а бывает ли вообще что-нибудь хуже этих пышных зрелищ, этой вульгарной демонстрации добрых намерений.

Лаэтиции нигде не было видно. За завтраком она жаловалась на начинающуюся мигрень, явно подготавливая почву для благовидного предлога, чтобы отсутствовать на торжествах. Артуру теперь придется выносить все это одному — улыбки, рукопожатия, приятные бессмысленные слова. Хуже всего, подумал он, было отвратительное понимание того, что ты чуть ли не со всеми потрохами принадлежишь другим людям.

Когда собравшаяся дворня, отвратительно фальшивя, запела «Ведь он такой замечательный парень»,[34] а группка маленьких мальчиков начала восторженно кидать в его сторону лепестки роз, принц заметил крупного человека спортивного вида, на год-два моложе его, тот проталкивался в его направлении. Ну вот, наконец-то появился союзник.

— Добрый вечер, сэр, — сказал человек, подобравшись наконец на расстояние, с которого его можно было услышать над звуками этого кошачьего концерта.

— Спасибо, Сильверман.

— Вы в порядке, сэр?

— В полном.

Принц попытался выдавить из себя улыбку, но, как и обычно, попытка эта оказалась абсолютно неудачной. Он знал, что его улыбка не убеждала. Он много раз видел себя по телевизору, и различные знакомые в сфере, которую, как ему представлялось, он должен называть «медиа», говорили ему, что некоторые сегменты прессы использовали эту его улыбку как палку, чтобы его же и отдубасить. Она у него как-то вся уходила в рот, имела натянутый вид, категорически расходящийся с молодцеватыми усмешками и кокетливыми ухмылками нового премьер-министра — мальчишки, которым страна, кажется, до сих пор была одурманена.

— У меня послание от вашей матери, сэр, — сказал Сильверман.

— Вот как?

— Она шлет свои извинения, что не может присутствовать лично.

Принц ткнул в пространство своим немалым подбородком и пробормотал подобающие случаю слова. Его мать несколько лет не появлялась на публике, давно уже удалившись в довольно скромное по размерам крыло дворца, чтобы вести частную жизнь на абсолютно заслуженном покое. Артур не видел мать уже почти двадцать месяцев и в качестве посредника использовал Сильвермана. Устав от жизни в центре общественного внимания, женщина теперь была близка к тому, чтобы вести совершенно отшельническое существование, хотя, разумеется, во дворце никто, казалось, не был готов принять это. Их всех — лизоблюдов, приживальщиков, подхалимов — устраивало существующее положение: они делали вид, что она вечна, монархиня навсегда.

— Я понимаю, сэр, что эта просьба довольно необычна, но ваша матушка хочет, чтобы вы встретились кое с кем.

— С кем же?

— К сожалению, я не знаю его имени, сэр. Но этот джентльмен ждет вас за дверями.

— Сейчас?

— Ваша матушка считает, что времени терять нельзя, сэр.

— Но у меня праздник.

Почтительный кивок.

— Именно так, сэр.

Принц обвел взглядом веселящихся вокруг него, стряхнул лепестки роз, которые, словно дорогая перхоть, осели на плечах его мундира, и пришел к выводу, что всем присутствующим будет гораздо веселее, если он просто исчезнет.

Сильверман направился к большим дубовым дверям, являвшим собой выход, подсказывая:

— Сюда, ваше высочество.

Виндзор оглянулся, надеясь узреть свою жену, но никаких свидетельств ее присутствия не обнаружилось. Чувствуя, как его снова охватывает тоска, он последовал из комнаты за Сильверманом. Никто не заметил его ухода, а если и заметил, то вряд ли был огорчен.

Сильверман провел его в большую круглую комнату размером с олимпийский плавательный бассейн — Артур был уверен, что никогда прежде ее не видел.

— Сильверман! Где это мы?

— Это старый бальный зал, сэр. Кажется, вы здесь танцевали ребенком.

Туманное воспоминание замерцало в его голове.

— Это словно воспоминание из сна.

— Вероятно, так, сэр.

В центре помещения стоял незнакомец — худой, светловолосый, узколицый человек, элегантно одетый, хотя и без галстука, его волосы были уложены торчащими, вызывающими зубцами. Он принадлежал к тому типу людей, которые, даже стоя на месте, умеют напускать на себя важный вид. К тому типу людей, подумал принц, которых женщины в мудрости своей считают неотразимыми.

Незнакомец подозрительным образом смотрел на принца без всякого почтения. Не то чтобы Артур был настолько наивен, что ждал трепета и восхищения (не в нынешние упадочные годы империи), но некоторое уважение все же предполагалось. Поклон. Малая вежливость рукопожатия.

— Меня зовут мистер Стритер, — гулко прозвучал в комнате голос незнакомца. — Меня послала твоя мамаша. Я что-то вроде подарка тебе на день рождения от нее.

— Я о вас никогда не слышал.

Мистер Стритер подмигнул.

— Да-а? Зато я о тебе много чего наслышан. — Светловолосый человек пренебрежительно скользнул взглядом по Сильверману, который с озабоченным видом маячил в трех шагах за принцем. — Эй, Дживс! Свали-ка отсюда.

Сильверман выдавил из себя ледяную улыбку.

— Прошу прощения, — сказал он. — Боюсь, я этого момента не уловил.

— Ты меня прекрасно слышал, — отрезал Стритер. — У нас с Артуром тут приватный разговор. С глазу на глаз.

Сильверман выжидательно посмотрел на принца, а тот поманил придворного к себе и, понизив голос, чтобы другой его не услышал, сказал:

— Не могли бы вы сделать кое-что для меня, Сильверман?

— Что прикажете, сэр. Как всегда. Вы же знаете.

— Свяжитесь с моей матерью. Узнайте, зачем она прислала этого типа. Тут что-то не так. Что-то совершенно неподобающее.

Сильверман посмотрел на принца, не желая оставлять его.

— Более чем согласен с вами, сэр.

— Удачи, Сильверман. С богом.

— Да, сэр, — неохотно сказал придворный — Спасибо, сэр.

Артур резко кивнул, что означало и прощание и одобрение. Сильверман прошел через бальный зал, помедлил секунду у двери и наконец исчез за ней. Принц повернулся к мистер Стритеру, который наблюдал за уходом Сильвермана с ухмылкой столь ужасающе беззаботной, что некоторые из предков Артура вполне могли бы повесить его за измену.

— Итак, — Артур посмотрел на незваного гостя, — о чем просила вас моя мать?

— Я пришел тебя подготовить.

— Подготовить меня? К чему?

— К тому, что грядет, Артур. К новому миру.

— Если это озорство или розыгрыш, мистер Стритер, то могу вас заверить, что я более ни минуты не намерен его сносить.

Стритера эта угроза ничуть не обескуражила.

— Легче, приятель.

Артура поразила наглость этого типа.

— Приятель? Я вам не приятель. И «легко» со мной еще никому не было. Кроме того, я не привык, чтобы со мной разговаривали в таком тоне.

— Да-а? — Стритер пожал плечами. — Могу поспорить, к этому ты тоже не привык.

То, что произошло потом, казалось похожим на сон. Несколькими ловкими движениями Стритер закатал рукав своего пиджака, обнажив мертвенно-бледную кожу, достал резиновую перчатку, завязал ее жгутом выше локтя, провел пальцами по своему запястью, нащупал вену. Артур догадался, что будет дальше, и, невзирая на тошноту, подступающую к горлу, не мог заставить себя отвернуться. С видом старого кондитера, отвешивающего полфунта фруктового мороженого, Стритер вытащил шприц, заправленный бледно-розовой жидкостью, всадил иглу себе в вену и вздохнул с бесстыдным удовольствием. Тогда и только тогда Артур Виндзор отвернулся.

Когда он смог заставить себя повернуться назад, шприц и жгут исчезли, а блондин опускал рукав пиджака, ухмыляясь во весь рот, словно ему его разрезали от уха до уха.

— Меня не колышет, что там люди талдычат. Наркотики — это класс.

Принц Уэльский поморщился.

Стритер извлек откуда-то чашку чая и предложил ее принцу.

— На-ка — залей за воротник.