Неправильный диверсант Забабашкин - Максим Арх

не понимаете. Но ничего, мы заставим вас принять новый мировой поря…

В этот момент он неожиданно захрипел, забулькал и, теряя бьющую фонтаном кровь из пробитой артерии, так и не сумев непослушными руками вытащить пехотную лопатку из своей прорубленной шеи, упал на меня.

И сквозь эту кровавую пелену и полумрак нависшей боли и усталости я увидел возвышающегося над нами и держащегося рукой за пробитую пулей грудь лейтенанта госбезопасности Григория Афанасьевича Воронцова.

Глава 6

Одни

Тяжело ли мне было тащить не имеющего сил стоять на ногах Воронцова? Тяжело. Очень тяжело. Тем более что весил он как минимум на четверть больше, чем я. Но другого выбора у меня не было. Нам безостановочно нужно было идти вперёд, а бросать раненого товарища, с которым мы вместе воевали с врагом, я, разумеется, не собирался.

Тварь по имени Михаэль Штернберг своим выстрелом, к счастью, лейтенанта госбезопасности не убил, а только ранил. Причём, что удивительно, выпущенная из винтовки пуля попала точь-в-точь в то место, в которое ранее при переправе через реку чекист получил ножевое ранение. Тогда его ударил Якименков, который оказался предателем. А вот теперь почти в то же самое место нанёс новое ранение другой враг, которого мы считали нашим другом. У Воронцова предыдущая рана ещё не зажила и пуля, легко преодолев не сросшиеся ткани, прошила чекиста насквозь. Никакие важные органы при этом задеты не были, однако от полученной боли Воронцов в тот момент потерял сознание, потому и немец, и я приняли его за убитого. А он, к моей удаче, выжил, и, когда оклемался, разобрался в ситуации и, превозмогая боль, практически из последних сил нанёс смертельный удар подручными средствами, тем самым ликвидировав матёрого фашистского диверсанта.

Вероятно, звёзды в тот момент на небе сошлись нужным образом и были полностью на нашей стороне. После уничтожения противника чекист от потери крови сознание не потерял, а сумел найти и вытащить из сапога Садовского нож и разрезать им ремень, что стягивал мне запястья за спиной. На то, чтобы развязать путы, у него попросту не хватало сил.

Ну а далее, как только я был освобождён, то поспешил проверить, жив ли псевдо-Апраксин или нет. Я помнил, что врага нужно всегда добивать, иначе в самый неподходящий момент это может сыграть, и обязательно сыграет злую шутку.

Кстати говоря, с этим диверсантом, как раз именно такая злая шутка и произошла. Он не проконтролировал ликвидацию Воронцова, и вот итог. Мы живы, а он уже варится в адском котле.

Да и со мной этот гад непонятно зачем начал беседу вести. Если бы он, быстро меня захомутав, сразу же потащил трофейного Забабашкина к своим, то у чекиста в его состоянии вряд ли бы была возможность нас догнать и освободить меня из плена. А так псевдо-Апраксин решил выпендриться передо мной своими откровениями и подверг свою жизнь опасности. Причём несколько раз. Вначале я его чуть не разоблачил, отобрав винтовку. Однако тогда мне не повезло, и судьба-злодейка дала гаду ещё один шанс на существование на нашей бренной Земле. Но он и им воспользовался крайне неэффективно, вступив со мной в ненужный спор, а затем, занимаясь моим «воспитанием», а, по сути, избиением, так увлёкся, что даже не заметил, как полуживой Воронцов сумел подняться на ноги, снять с ремня Садовского сапёрную лопатку, приблизиться и уничтожить немца одним ударом.

Теперь враг был повержен, а мы — живы. Вот только вставал новый вопрос: надолго ли, ведь сил у нас практически не было. Я был усталый и избитый. Старые раны болели, а голова не только болела, но ещё и кружилась. И хотя фашист наносил мне удары не в лицо, я подозревал, что как минимум лёгкое сотрясение у меня есть.

Что же касаемо командира, то у него дела были ещё хуже. Я-то хоть как-то мог стоять на ногах, а Воронцов и на это был не способен, сразу валился на землю.

Я разорвал ему гимнастёрку и перевязал рану старыми бинтами, которые пришлось снять с обмотанной руки, но больше никакой помощи я оказать не мог. У нас не было ни медикаментов, ни хотя бы даже спирта, чтобы промыть полученную рану, поэтому пришлось просто наложить повязку и надеяться, что и в этот раз судьба от нас не отвернётся и нам поможет.

Так как чекист полностью ослаб, нужно было придумать, как мне его транспортировать. Мы не так далеко ушли от аэродрома, поэтому нам необходимо было всегда идти, стараясь отдалиться как можно быстрее и как можно дальше. Не было сомнений в том, что нас ищут, а потому останавливаться было нельзя.

После раздумий и разнообразных попыток, понял, что на спине я командира долго не пронесу. Уж слишком ощутимая у нас была разница в весе. Пришлось делать нечто наподобие носилок для одного.

Лопатой срубил и очистил от веток два небольших молодых деревца и с помощью разрезанных найденным у диверсанта ножом на полоски гимнастёрок и ремней сделал волокушу. Предполагалось, что тащить эти импровизированные носилки я буду за две ручки, в то время как два других конца будут волочиться по земле.

Для того чтобы тащить было удобнее и легче, из ремня одной из винтовок и портупеи Воронцова, сделал для себя «упряжь» и прикрепил её к передним крестовинам с поперечной жердью. Это поможет немного снять тяжесть от груза с рук, и я посчитал, что так мне будет передвигаться значительно легче.

Тем временем стало совсем темно, и я стал обдумывать наше положение.

«Немцы, возможно, слышали выстрелы и направление, откуда они звучали, очень вероятно, смогут определить. Но в ночи гулять по заболоченной местности побоятся. А я, благодаря своему зрению, сумею потихоньку идти и, таща за собой чекиста, пройдя ещё немного на север, резко сменю курс и поверну на восток».

Перед тем, как уходить из лагеря, вначале собрал всё оружие, полезные нам вещи и предметы, забрав их у убитых. А затем сделал то, что нужно было сделать.

Из-за своей физической усталости глубокую яму я вырыть не мог, на это попросту не было сил, но все же она была вполне достаточной, чтобы положить туда тело нашего друга и товарища Михаила Садовского. На небольшом холмике из веток ивы я выложил небольшую звезду, а затем, под усталым взглядом командира сорвав две ветки, оборвал с них листья и, связав между собой, поставил крест.

Лежавший неподалеку Воронцов не стал ничего по этому