Четверть века назад. Часть 2 - Болеслав Маркевич

Софья Ивановна разсердилась:

— Что же князь, если всего этого не понимаетъ и не заслуживаетъ мой племянникъ, то заслуживаетъ, какъ видно, этотъ флигель-адъютантъ выписанный вашею невѣсткой изъ Петербурга. Не онъ ли и по вашему тотъ «идеалъ супруга» о которомъ вы мечтаете для Елены Михайловны?

Страстное возбужденіе князя Ларіона какъ бы сразу соскочило съ него отъ этихъ словъ:

— Я не Аглая Константиновна, вы знаете, сказалъ онъ, слегка поморщившись и поникая взглядомъ, и примолкнувъ на мигъ заговорилъ опять;

— Я всегда видѣлъ въ васъ умную женщину, Софья Ивановна, и потому дозволилъ себѣ говоритъ съ вами сейчасъ совершенно прямо и откровенно…. Я надѣялся что вы не разсердитесь, и поймете что руководитъ меня при этомъ….. Дѣло идетъ о всемъ будущемъ Hélène, моей племянницы. Вы знаете точно также какъ я на сколько въ этомъ отношеніи можно ожидать здраваго сужденія со стороны ея матери. Я поэтому стараюсь взвѣсить и обсудить все до этого касающееся такъ какъ сдѣлалъ бы это отецъ ея, покойный братъ мой, еслибъ онъ живъ былъ въ эту минуту.

— Я знала князя Михайлу, какимъ-то строгимъ тономъ сказала на это Софья Ивановна;- онъ поступилъ бы не такъ какъ вы, — онъ судилъ бы спокойнѣе и безпристрастнѣе.

Угадала ли она почему не «безпристрастенъ» онъ князь сказать себѣ не могъ, но вся кровь прилила ему мгновенно въ голову. Онъ отвернулся и быстрыми шагами заходилъ снова по комнатѣ.

Глаза Софьи Ивановны машинально слѣдили на нимъ…..

— Я прошу васъ не томить меня долѣе! вскликнула она наконецъ. — Какъ думаете вы поступить, князь?

— Какъ поступить? повторилъ онъ на ходу, и вернувшись къ своему креслу сѣлъ, уперся локтями въ колѣни, и глянулъ ей прямо въ глаза:- какъ поступили бы вы? Рѣшайте!

Въ его голосѣ было теперь что-то такое страдальчески-недоумѣвающее что Софья Ивановна почувствовала себя глубоко тронутою: она дѣйствительно начинала догадываться…

— Если вы требуете моего мнѣнія, начала она тихимъ, ласковымъ голосомъ, — такъ вотъ оно. Я на вашемъ мѣстѣ постаралась бы отрѣшиться отъ всякихъ личныхъ впечатлѣній, забыть о всякихъ «взвѣшиваніяхъ» и «обсужденіяхъ»… Вы говорите съ восторгомъ о вашей племянницѣ, о ея душевномъ совершенствѣ, и вы тысячу разъ правы, и никто не въ состояніи болѣе меня сочувствовать вамъ въ этомъ отношеніи. Повѣрьте же ей, этой душѣ, повѣрьте тому высшему чутью которое говоритъ ей что чувство ея право, что тотъ кого она любила заслуживаетъ ея любовь! Эти «избранныя созданія» — вы это прекрасно сказали — не ошибаются, они не въ состояніи любить дурное, божественный смыслъ говоритъ въ нихъ сильнѣе, проницательнѣе чѣмъ у обыкновенныхъ натуръ. Отдайтесь же не разсуждая ея инстинкту, поступите такъ какъ она желаетъ чтобы вы поступили!.. И вы увидите, князь, примолвила какъ бы невольно Софья Ивановна, участливо остановившись на немъ взглядомъ, — вы увидите какъ у самихъ у васъ станетъ легко на душѣ!..

Все лицо его повело; онъ поспѣшно всталъ и отошелъ опять къ окну чтобъ она не замѣтила какъ покраснѣли его глаза отъ охватившаго его внезапно умиленія…..

— Аглая Константиновна, спросилъ онъ съ мѣста, осиливъ себя, своимъ обыкновеннымъ, ровнымъ голосомъ:- говорила вамъ объ этомъ Анисьевѣ?

— Да, она мнѣ говорила что имѣетъ въ виду «партію» для княжны, — разумѣется его, я поняла.

— Само собою… Одного поля ягодки, пропустилъ онъ, презрительно усмѣхнувшись.

— Но Елена Михайловна прямо сказала мнѣ что не пойдетъ за него.

Князь Ларіонъ поглядѣлъ на нее, и повелъ одобрительно головой:

— Онъ это, кажется, чувствуетъ самъ, и отказывается отъ своихъ плановъ… или по крайней мѣрѣ откладываетъ ихъ на время. Я сейчасъ на прогулкѣ узналъ что онъ къ двумъ часамъ заказалъ себѣ лошадей.

— Онъ уѣзжаетъ! съ невольнымъ взрывомъ радости вскрикнула тетка Гундурова.

— Да… Но я или очень ошибаюсь, сказалъ раздумчиво князь, — или съ этимъ отъѣздомъ послѣднее слово его еще не сказано. Я эту породу людей знаю…

— Но какъ старый дипломатъ, возразила она со слабою улыбкой, — знаете также, надѣюсь, какъ и вести съ ними борьбу?

Онъ повелъ губами:

— Отобьемся отъ одного, развѣ она не найдетъ другаго, по той же мѣркѣ скроеннаго!.. Она въ конецъ измучаетъ ими Hélène!

— Но этого нельзя допустить… Вы должны вмѣшаться, у васъ же все авторитетъ есть… Но вы, кажется, вовсе говорить съ нею не умѣете, Ларіонъ Васильевичъ, съ какимъ-то отчаяніемъ промолвила Софья Ивановна.

— А вы умѣете? живо возразилъ онъ съ безсознательно-комическимъ оттѣнкомъ;- вѣдь надо быть господиномъ Зяблинымъ чтобы стать на уровень ея пониманія и находить соотвѣтствующія ему слова… И какой прокъ оттого что ей скажешь? Вѣдь у нея натура раба, натура той кабацкой расы изъ которой она вышла: — струситъ и смолчитъ, и тутъ же солжетъ и обманетъ…

Онъ прервалъ себя вдругъ, провелъ рукой по лицу, — и, къ нѣкоторому удивленію Софьи Ивановны, взялъ подойдя ея руку и поцѣловалъ ее:

— Я вамъ даю честное слово, сказалъ онъ, — что скажу все что только можетъ, по моимъ понятіямъ, содѣйствовать желаніямъ Hélène и вашимъ, — и даже постараюсь «сумѣть говорить» такъ чтобы меня послушали. Не взыщите, если потерплю крушеніе… Во всякомъ случаѣ, налаживаясь на шутливый тонъ и какъ бы обрывая примолвилъ онъ, — ваша маленькая сейчасъ проповѣдь безслѣдно не пройдетъ. Спасибо вамъ за нее!..

— Спасибо и вамъ за доброе обѣщаніе, сказала Софья Ивановна, — я не сомнѣваюсь что вы его исполните. Но признаюсь вамъ, я болѣе надѣюсь на время и на самую Елену Михайловну чѣмъ на то что можетъ выйти изъ вашего разговора съ ея маменькой.

Онъ какъ бы сообразилъ что-то о чемъ не думалъ до сихъ поръ, — и наклонилъ утвердительно голову:

— Конечно… если только здоровье ея выдержитъ.

— Здоровье княжны?

— Да. У нея сердце нездорово… Я говорю въ буквальномъ, а не въ условномъ значеніи этого слова, пояснилъ онъ съ улыбкой, но въ этой улыбкѣ было столько муки и за нее, и своей собственной, что у Софьи Ивановны дыханіе сперлось…

— Что это? вскликнулъ вдругъ князь Ларіонъ устремляя глаза на отворившуюся дверь кабинета:- Hélène и еще кто-то съ нею!

Это были дѣйствительно Лина и тяжело опиравшаяся на ея руку, блѣдная, въ дорожной шляпѣ съ полуопущенною вуалью, Надежда Ѳедоровна.

XIV

But who, alas, can love and then be wise?

Byron.

Князь Ларіонъ поспѣшно подошелъ къ племянницѣ.

— Что случилось? Ты плакала, тревожно спросилъ онъ, замѣтивъ сразу влажные еще отъ слезъ глаза ея.

— Надежда Ѳедоровна насъ покидаетъ, отвѣтила она, — она пришла съ вами проститься, дядя.

Онъ съ удивленіемъ перевелъ глаза на компаніонку…

— Да, князь, проститься, глухо повторила та, откидывая вуаль свою на шляпку, какъ бы для того чтобъ онъ могъ свободно разсмотрѣть ея «страданіемъ измятыя черты».

— У васъ семейное несчастіе? было его первою мыслью.

— У меня нѣтъ семьи, нѣтъ близкихъ, я одна на землѣ, проговорила она пѣвучимъ голосомъ, поднося платокъ къ глазамъ.

— Но что же побуждаетъ васъ!..

— Не спрашивайте, князь, не спрашивайте! словно только и ждала этого вопроса, прервала его дѣвица Травкина, простирая руки впередъ, — это мое личное, никому неизвѣстное горе… которое я унесу съ собою… въ пустыню, договорила она уже съ рыданіемъ.

Князь недоумѣло повелъ глазами кругомъ; на лицѣ Софьи Ивановны, изъ глубины своего кресла пристально слѣдившей за этою сценой, онъ прочелъ какую-то странную смѣсь жалости и недовѣрія…

— Она идетъ въ монастырь, отвѣтила съ своей стороны шепотомъ на взглядъ его Лина.

— Но неужели, — онъ сморщивъ лобъ внимательно поглядѣлъ на «страдалицу,» — все это необходимо такъ скоро?… Вы кажется совсѣмъ собрались?

— Да, да, князь, сейчасъ!.. Тутъ одна дама (она назвала «образованную окружную») ѣдетъ въ городъ и беретъ меня съ собой Я тамъ найду лошадей въ Москву… Позвольте сказать вамъ прости… «ein ew'ges Lebewohl,» невѣдомо къ чему примолвила она изъ Шиллера….

Князь Ларіонъ еще разъ пристально поглядѣлъ на нее:

— У меня правило уважать личную волю каждаго и недопытываться причинъ чужихъ поступковъ, какъ бы они мнѣ собственно иной разъ и ни казались странными или не основательными. Вслѣдствіе того я въ настоящемъ случаѣ могу вамъ только выразить искреннее сожалѣніе что намъ приходится разстаться.

Будто ушатомъ холодной воды окатилъ онъ ее; она ждала (какъ сейчасъ было у нея съ княжной) допрашиваній, «увѣщаній дружбы,» возможности еще разъ порисоваться своимъ «неисходнымъ горемъ,» — а тутъ такъ просто, холодно, «безжалостно!»…

— Конечно, князь, я понимаю, еще разъ забывая о необходимомъ «смиреніи,» колко проговорила она, — сожалѣніе съ вашей стороны можетъ простираться лишь до той минуты когда вы найдете кого-нибудь вмѣсто меня читать вамъ газеты.