Исцели меня (СИ) - Юнина Наталья

Нехотя разворачиваюсь к Бестужеву. Развернулась я не слишком удачно, а точнее слишком близко. Так, что мы касаемся друг друга ногами. Только я хочу отъехать немного назад, как Глеб меня останавливает.

— Держи.

— Ты о чем вообще? — берет мою ладонь и вкладывает в нее осколок стекла.

— Пусти мне кровь. Обхвати осколок и всади мне его в руку. Если тебе полегчает, сделай так, — я бы сказала, что шутит, но нет. Более того, голос у него сейчас злой. — Но желательно не там, где сгибаются пальцы. На сгибе будет долго заживать. А мне тебя еще на руках носить.

— Скажи мне, что нужно сделать, чтобы ты от меня отстал? Правда, Глеб, ну скажи. Ведь ты человек, пусть и с колоссальной выдержкой. Но ведь человек, пусть и самый безэмоциональный на свете, — на мои слова Бестужев лишь усмехается.

— О, да, Соня, я очень безэмоциональный. Знала бы ты насколько, — закусывает губу, качая головой. — Все, что ты скажешь и сделаешь не изменит моего желания и решения. Я ведь не делаю тебе ничего плохого, чего ты так бесишься?

— Почему я бешусь? Наверное, потому что моей единственной радостью в жизни являются мечты встать и Сережа. Первое мне уже кажется чем-то несбыточным. Второе было всегда, пока не появился ты. Это после твоего приезда он не пришел. После тебя! Ты сказал ему что-то. Ты или папа.

— Я не говорил с твоим братом, — спокойно произносит Глеб. — И твой отец тоже.

— Он мне не брат!

— Да мне плевать кто он.

— Заметно. Я слышала ваш разговор с папой в кабинете, где ты сказал, что его не должно быть в моей жизни. Дословно я не помню, но смысл был такой. Не принимай меня за дуру. И какое совпадение — после твоего приезда Сережа ко мне не пришел!

— Еще раз — я не говорил с твоим братом. И твой отец тоже. Пока не говорил. У тебя же есть мобильник. Возьми и позвони ему. Или ты трусишь узнать, что он не пришел по своей воле? Он взрослый мужчина со своей личной жизнью, ты всерьёз думаешь и надеешься, что когда-нибудь он придет, заберет тебя к себе и ты заживешь с ним счастливой жизнью? Ну, Соня… не разочаровывай меня. Если бы он хотел, он бы сделал это с самого начала. Да и на его месте я бы поступил точно так же. Ты для него — сестра. Просто сестра. Сколько же нужно времени, чтобы ты это поняла?

— Встречный вопрос, а сколько тебе нужно времени, чтобы ты от меня отстал?!

— Ты сравниваешь разные вещи. Ты себя разрушаешь, а я своим желанием тебе помочь и получить тебя в законные супруги — нет. В этом наша принципиальная разница. Моя настойчивость имеет смысл. Твоя глупость в отношении брата — нет. Ну что, ты надумала воспользоваться осколком? Если да — то оберни его в салфетку, чтобы не пораниться, а потом всади мне в руку.

— Ты псих.

— Ты даже не представляешь насколько. Ну что?

В действительности я бы всадила ему не только осколок в руку, но и что-то еще более весомое. Только остатки здравого разума все же остались в моей голове. Именно поэтому я отложила осколок на прикроватную тумбу.

— Ты всегда так красишься и наряжаешься по пятницам? — вдруг интересуется Глеб.

— А тебе какое дело?

— Мне не нравится, — как ни в чем не бывало бросает Бестужев и тянется к прикроватной тумбе.

— Ах да, ты же и в косметике знаток.

В следующий момент поддевать этого мужчину мне больше не хотелось, просто потому что он крепко обхватил мое лицо одной ладонью, второй же с усилием начал стирать помаду с моих губ с помощью влажной салфетки.

— Ты совсем больной?! — невнятно кричу я, впиваясь ногтями в его руку, но Бестужев совершенно никак на это не реагирует, продолжая стирать помаду.

— Отвратительная помада. Мужчины вообще не любят этот элемент косметики. Хотя, о чем я, откуда тебе знать про мужчин, — отпускает мое лицо и я тут же бью его со всей силы по руке. — Кстати, браслет на твоей руке еще более ужасен, чем помада. Громоздкий и безвкусный, словно я навестил бабку в деревне. Надо его выбросить, к чертовой матери, — я даже не успела отойти от стирания губ, как в одно касание он сорвал с моей руки браслет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Несколько секунд я смотрела на то, как Бестужев брезгливо прокручивает его в своей руке и не могла вымолвить и слова.

— Верни мне его. Пожалуйста, — сквозь зубы произношу я, после образовавшейся паузы.

— Нет.

— Верни.

— Я сказал — нет.

— Верни! — резко тянусь к нему рукой, но Глеб оказывается гораздо быстрее. Секунда и браслет оказывается в кармане его пиджака.

— Я передумал — попрошу убрать здесь Варю, — резко встает с кровати, но я успеваю схватить его за руку.

— Ну, верни, пожалуйста!

— Доброй ночи, Соня.

* * *

Странно, но после очередного отвратительного вечера, пролитых слез и нескончаемого потока мыслей — моя голова не разрывалась от боли. Непривычно, но хорошо, и на том спасибо. Я долго боролась с бессонницей и все же сдалась в объятья сна. Правда, ненадолго, ровно до тех пор, пока не почувствовала на своей щеке прикосновения пальцев. Резко открыла глаза и включила ночник.

— Выйди из моей комнаты! — не задумываясь кричу я, натягивая на себя одеяло.

— Т-ш-ш, — прикладывает палец к моим губам и тут же наклоняется к моему уху. — Я тебя не трону, не бойся, — хрипло шепчет мне в шею, едва касаясь губами. Отстраняется от моего лица и проводит рукой по моим волосам. — Я приходил сегодня не с целью тебя разозлить или поссориться.

— А с какой же?

— Хотел проведать тебя, перед тем как уеду. У меня в восемь утра самолет, — чуть усмехается, и тут я понимаю, что с ним что-то не так. И едва уловимый запах алкоголя это только подтверждает. — Я надолго. На недели три, не меньше. Заставить тебя что-либо делать в свое отсутствие — я не могу. Только помни, если ты сама не будешь заниматься, то ничего и не изменится. Под лежачий камень… ну сама знаешь.

Вновь тянется к моему лицу и замирает, находясь в сантиметре от моих губ, а потом резко отстраняется. Встает с кровати и выключает ночник. Что это вообще сейчас было?

— И, пожалуйста, отвечай на мои звонки, — едва слышно шепчет Глеб у самой двери. — Или сообщения, — добавляет он и прикрывает за собой дверь.

Глава 15

— Так ты никогда не встанешь, София, — слышу рядом с собой до омерзения звонкий голос Саши. Самая настоящая сирена. Даже смысл ее слов сейчас так не раздражает как звонкий и очень… очень-очень громкий голос. Была бы моя воля, заклеила бы ее рот скотчем.

Зажмуриваю глаза, пытаясь в очередной раз скрыться от яркого света и справиться с давящей болью в голове, но ничего не помогает. Впиваю до боли ногти в собственные ладони, чтобы одна боль перекрыла другую, но это совершенно не отвлекает. Не могу ни на чем сконцентрироваться. Просто не могу. Не получается.

— Вот зачем твоим родственникам тратить на тебя такие деньги, если у тебя нет никакого желания что-либо делать?

— Не могу.

— Что ты не можешь?! Почему еще не так давно могла, а сейчас нет? Лень поднять жопу, так и скажи.

— Не смей так со мной разговаривать.

— А то что? Скажешь, чтобы меня уволили? Вперед и с песней.

— Я знаю, что ты делаешь. Но это со мной так не сработает. Ты не вызовешь во мне злость на саму себя, это не лень и не нежелание. Это… это другое, — открываю глаза, рассматривая нависающую надо мной Сашу.

— Что?

— Ты не поймешь. Не надо нависать надо мной. Давай закончим на сегодня занятия.

— Да мы с тобой и не начинали. Ты действительно думаешь, что жалкие получасовые попытки называются занятием?!

— Я не знаю. Я хочу в свою спальню.

— Нет, — жестко произносит она. — Не хочешь сама — давай с тренажером, хотя бы час. Потом массаж и забирайся в свое логово.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я не могу.

— Да что ты повторяешь как попугай?! — кричит еще громче. — Почему не можешь? Что-то болит? Тогда скажи что.

— Ничего не болит, — качаю головой. — Просто нет настроения, — тихо произношу я, разглядывая нахмуренную Сашу. Что Варя, что она — этакие далеко не хрупкие представительницы прекрасного пола. Мне такие и нужны, но сейчас плечи моего инструктора меня пугают. Это же самый настоящий мужик, который в данную минуту хочет меня прибить. Блин, она точно крупнее Бестужева. И она зла. Я это понимаю. На ее месте я бы как минимум дала мне щелбан. Только ничего не могу с собой поделать из-за очередного трехдневного марафона головной боли. Я — вымотана. Правда, к чему лукавить — не только из-за головы.