Прыгнуть выше себя - Игорь Росоховатский

— Вы сказали «кто — кого»? И еще — «использовать»? У меня уже есть один печальный опыт. Большой хозяин, маленький хозяин — суть одна, так?

— Так точно, сэ-эр! Каждый хочет себе побольше, другому — поменьше. А мы грабанем — на всех наших хватит. Тебе, Петьке, мне с «боцманом»...

— Всем участникам игры? Разве есть такие игры?

— Есть, есть. Тебе немало достанется.

— Мне не надо. Арсению Семеновичу.

— Твоя доля, кому захочешь — отдашь. А теперь слушай, какая твоя роль. Как сирену заслышишь, киоск этот поперек дороги поставишь и будешь «боцмана» ждать. Он скажет, что делать дальше.

— А вы не обманываете? Вы — хороший человек?

— Я? Лучше некуда. За меня, сэр, не переживай, будь спок.

— А то ведь все равно выйдет так, как я говорил вам: хорошим людям бывает хорошо, а плохим — плохо. Иначе не получается, понимаете?

— Понимаю. А ты, сэр, никак насквозь религиозный, не из проповедников ли будешь? Ей-бо, ох и дурня я свалял, не скумекал, откуда эти твои детские заповеди — опиум для народа!

— Это не детские заповеди, а простые истины. Их можно вычислить математически. Если бы люди запоминали их с детства, скольких бед можно было бы избежать! Представляете?

— Представляю.

Штыря почему-то больше не смешит наивность Варида. Он не понимает, в чем дело, но неприятный холодок ползет по спине. Даже на допросах такого не бывало. Неужели за наивными прямосуждениями этого силача все-таки спрятана злая подначка? Не похоже... Однако же надо быть с ним начеку... Он говорит назидательно:

— Всегда слушайся меня, и не натворишь лишнего. Варид подходит к нему еще ближе, доверительно спрашивает:

— Вы так уверены в себе? Вы никогда не совершали ошибок?

— Никогда,— твердо произносит Штырь.

— Хорошо вам. Ведь, даже поступая согласно логике и заповедям, с которыми меня познакомил Арсений Семенович, не удается избежать ошибок...

Штырь улавливает в его голосе нотки мучительного раздумья и спешит воспользоваться моментом:

— Заповеди заповедями, вера — оно дело дорогое, проповедничек, а в жизни все оборачивается не так, а то и вовсе наизнанку. Надо законы жизни знать назубок, тогда подфартит.

— Вы знаете? — с надеждой спрашивает Варид.

— Не только знаю, а соблюдаю.

— Тогда скажите мне вот что... Если подозревают человека, а вам известно, что он невиновен, как быть?

Штырь понимает его по-своему:

— Вот оно что, проповедничек, значит, и ты где-то наследил. Ну, ладно, не требую, чтобы выкладывал всю правду. У каждого — своя игра и свой интерес. А если подозревают другого, это всегда хорошо для тебя. Пусть гончаки поплутают, а ты помалкивай в рукав и тихо радуйся. Они время понапрасну потеряют, а время бывает дороже монет. Стало быть, затаись и жди, как дальше повернется...

— Но это нечестно!

— Да не опасайся меня, дурачок! Я в твои дела залезать не собираюсь.

— Смотрите, вон идет сюда Катя, «фея здешних мест»! — внезапно выкрикивает Варид и мчится к воротам.

Увидев его, женщина останавливается и спрашивает:

— Георгия Иннокентьевича там нет?

— Нет,— отвечает Варид.— Но сейчас для всех нас гораздо важнее другое. Только что мне сказали, что Георгий Иннокентьевич... как это слово... ах, да, прохиндей!

Двое из бригадников поспешно отвернулись, будто ничего и не расслышали. Но по их вздрагивающим спинам можно определить, что они хохочут. Мельком и презрительно глянув на эти спины, женщина спокойно произносит:

— Подумаешь, Америку открыли! Георгий Иннокентьевич — деловой человек. Все это знают. А чего же к нему липнут? — Она выразительно пожимает плечами.— Ну, делец, ну, авантюрист. Стихи помнишь: «Был человек тот авантюрист, но самой высокой и лучшей марки...»

— Вам он нравится?

Она снизу вверх заглядывает ему в лицо, шепчет очень тихо и очень серьезно:

— Вы мне нравитесь больше.

— Тогда уйдите от него. Жулики — плохие люди.

— А куда мне идти? Вы возьмете?

— Не можете устроиться на работу?

— На какую? Сызнова на фабрику? А известно ли вам, мил человек, что это такое? Семь часов каждодневно у ткацкого станка, одни и те же стереотипные движения, одни и те же осточертевшие разговоры, та же пища в столовой, пререкания с мастером, езда в переполненном автобусе, где тебя давят, к тебе прижимаются слюнявые подростки, пытаются осчастливить вниманием бодрящиеся бессильные старички... Зарплата, которой вечно не хватает...

А цвести-то мне не так уж и много осталось. Еще лет десять — пятнадцать, и прости-прощай, молодость. Вышедшая в тираж, кому я тогда нужна? Нет, ни за что, слышите, ни за что!

— Плохой человек плохо кончит. А это отразится и на вас, на вашей гордости, чести...

Она дышит тяжело, неровно, продолжает в том же тоне:

— Пускай! Хуже худшего не будет. Вот вы говорите о гордости, о чести. Гордость — это роскошь в наше время, ее не каждый себе позволит, не каждому она по карману.

— Роскошь, говорите...— задумывается Варид.

Катя по-своему понимает паузу:

— Знаю, скажете: эту роскошь себе позволяют и бедные. Пускай! Я не могу, не желаю стать такой...

Она говорит уже с ненавистью, словно это он заставил ее заглянуть в себя попристальнее и разглядеть то, чего она пыталась не замечать.

— Катя, ты меня ищешь? — раздается оклик.

Из только что подъехавшего автомобиля вылезает и картинно распрямляется Георгий Иннокентьевич. Варид поворачивается к нему:

— Я ухожу от вас. Оказывается, вы просто использовали меня в своих целях.

Георгий Иннокентьевич подбоченивается, кося взглядом на Катю и остальных, говорит тихо, но с вызовом:

— А почему бы и не использовать простаивающее оборудование? Ведь ты же робот, машина...

— Робот? — отшатывается Катя и вдруг со злой радостью проговаривает: — Тогда понятно... Пионерский устав выучил, да? Тоже мне, машина, а учить вздумал человека, затвердил как по писаному...

— Да, машина, робот,— злорадно подтверждает Георгий Иннокентьевич.— А ты уж и влюбиться готова, небось, в красивую куклу. Да его уже, наверное, разыскивает владелец.

— Не робот, а кибернетический двойник в период становления сигомом.

— Ну это, как я полагаю, не так уж далеко одно от другого и для нас не имеет никакого значения.

— Напрасно вы так полагаете,— круто повернувшись, Варид выходит из двора.

19

— Не хочу больше вас видеть! И вы, и капитан мне противны! — говорит Петя боцману Робинзону.— С Австралией вы меня обманывали, но обмануть так и не смогли!

— Может, обманывали, а может, нет. Только б одно дельце выгорело — возьмем столько монет, что и до Австралии хватит.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});