Испить чашу до дна - Евгения Михайлова

— Их арестовали? — спросил Илья.

— Нет. Думаю, в ближайшее время их никто и не найдет. Если вообще когда-то найдут. Собственно, у нас нет повода их искать, поскольку моего официального заявления не было, как вы сами понимаете. А они, насколько нам известно, не обратились за медицинской помощью по поводу неожиданного и беспричинного повреждения плечевых суставов. Трех, если вам интересно. Нам это пока и не нужно. Я просто пришел подумать вместе с вами: о чем говорит сей факт?

— Они убили моего брата, — сдавленно сказал Илья. Лиля молча смотрела огромными глазами.

— Да, Сейфулин станет подозреваемым, если вы напишете заявление о том, что ваш брат пропал без вести при таких-то обстоятельствах. Земцов согласился принять ваше заявление. Я хотел спросить, Лиля. Мы осуществляем свою идею с ложной информацией, которая могла бы привлечь внимание Андрея, если он жив? Вы допускаете сейчас, что это возможно?

— Я думаю, что эту затею нужно отменить, — вмешался Илья.

— А я возражаю, — заявила Лиля. — Андрей мог нас покинуть даже не из-за Валерии, он мог отводить от нас опасность, связанную с местью того же Сейфулина. Он может быть жив. Мы ведь ничем не рискуем. Просто Игорю нужно закончить картину. Мы о ней уже сообщили, ему звонят журналисты. Сейчас я не имею права прервать работу. Но как только он допишет…

Илья прерывисто вздохнул, как будто его лишили воздуха. Лиля отвернулась к раковине, чтобы не видеть, как ему плохо. Сергей встал из-за стола.

— Ну что ж. Действуем, как наметили. У нашего эксперта возникло предположение, что Валерию Осипову могли убрать из-за того, что она узнала о конфликте Андрея и Сейфулина или о чем-то другом. У Андрея могли быть и другие враги. Ставлю вас в известность, что заказал распечатки телефонных разговоров Андрея и Сейфулина за период сделки и конфликта. Во всяком случае, постараюсь их получить. Интересно, чем Андрей ему угрожал… Илья, с парнишкой твоей дочери, Вадимом Медведевым, я собираюсь поговорить в неофициальной обстановке. Если хочешь, давай попробуем вдвоем.

— Да, буду очень благодарен, если ты меня возьмешь, — отрывисто сказал Илья. — Не беспокойся, я буду держать себя в руках. Но я пойму, правду он говорит или нет.

Глава 5

Виктор Осипов как заведенный ходил из одного конца больничного коридора в другой и обратно. Он проводил здесь все время, забросив дела и дом. Он ни о чем не думал, просто ждал и боялся приговора врачей, страшной вести. Из отделения реанимации вышел хирург Николай Иванович с непроницаемым, как всегда, лицом. Виктор бросился к нему.

— Что?

— Ольга Ветрова с утра в сознании.

— Значит, операция была успешной?

— Такой вывод рано делать.

— Но она что-то помнит, понимает?

— Понимает. Не уверен, что помнит.

— Она сможет ходить?

— Посмотрим.

— Что с лицом?

— Думаю, все будет нормально. Просто гематомы, отек, это мы снимем.

— Я к тому, что…

— Я понял. Она — актриса.

— Когда ее можно увидеть?

— Мне сказали, что вы собираетесь решить вопрос с ее переводом в отдельную платную палату с постоянной сиделкой. Тогда вам нужно все оформить у заведующего. Возможно, сегодня и переведут. Я выпишу вам разрешение. Да, еще постоянно звонит Назарова, известная актриса. Она тоже просит пропуск. На очереди — следователи. Попрошу вас всех — не злоупотреблять. Режим, нельзя волновать пострадавшую, утомлять, надеюсь, это понятно.

— Да. Огромное спасибо. Я побегу все оформлять, оплачу. Огромное спасибо… — Виктор с удивлением почувствовал, как горло сжал спазм. Он может сейчас заплакать. Он даже не догадывался, что Ольга настолько ему дорога.

Все вопросы с переводом он решил оперативно. Заплатил за две недели, познакомился с рекомендованной ему сиделкой Инной Васильевной. Она ему понравилась. Высокая бледная женщина с крупными натруженными руками, очень опрятная, в туго повязанном белом платке, из-под которого не выбивалось ни волоска. Палата оказалась маленькой и уютной. Виктора попросили подождать в холле, пока Ольгу привезут.

— Как только ее устрою, — сказала Инна Васильевна, — я за вами приду.

…Он стоял посреди холла, никого не замечая, пытаясь сообразить, надо или не стоит что-нибудь купить. Он забыл спросить: что Оле можно есть, что ей нужно из лекарств, вещей.

— А почему вы здесь торчите? — раздался над ухом звучный неповторимый голос.

Он с изумлением повернулся и увидел Назарову в черной шелковой водолазке, серебристой юбке в пол, с огромным сапфиром в медальоне на груди. Серебряные волосы были уложены в высокую прическу, что завершало образ великой актрисы. Главным, конечно, было выражение лица. Спокойный и в то же время драматичный взгляд, в живописных морщинках у глаз и рта — большое знание и печаль.

— Здравствуйте, — поклонился ей Виктор. — Я жду, — он как будто оправдывался. — Олю переводят в отдельную палату.

— Мне сообщили, — кивнула Назарова. — Хирург позвонил. Потому я здесь. Я привезла фрукты, йогурт и меховые тапочки. Не знаете, они разрешат это оставить?

— Не знаю…

— Ну да. Было бы странно, если бы вы знали. Между нами, я привезла еще кусочек изумительно приготовленной утки. С грушей.

— Это не слишком?

— Слишком. Поэтому нам придется ее где-то спрятать, чтобы Оля съела ночью.

Виктор улыбнулся. Ему стало спокойно в обществе этой странной старухи. Он почти простил ей идиотскую затею с пистолетом. Зато она подстраховала ситуацию идеей с включенным телефоном. И вообще, может, этот сосед на самом деле хотел убить Олю, а вовсе не защищался. Или это был не сосед, а кто-то другой на его машине. В холл вышла Инна Васильевна и кивком позвала Виктора за собой. Они вошли втроем в палату. Оля с забинтованной головой лежала на кровати и смотрела на них. Опять у Виктора перехватило горло. Он не смог произнести ни слова. Стоял у порога и просто смотрел, как Назарова целует Олю, что-то объясняет сиделке, раскладывает содержимое объемной сумки на небольшом столике у окна. Потом она сосредоточенно обошла помещение, держа в руках красивую керамическую емкость с крышкой. «Утка с грушей, — сообразил Виктор. — Ищет, куда ее спрятать». Почему-то именно эта мысль вывела его из ступора, он бросился к Ольге, стал целовать ее руки, нежно коснулся запекшихся губ.

— Девочка моя, девочка, — шептал он. В эту минуту ему казалось, что она его дочь.

— Олечка, — громко распорядилась Назарова, — ты только с нами не разговаривай. Тебе нельзя. Нас выгонят, мне сказали. Главное, запоминай, что и куда я положила. Как только захочешь, покажи Инне, она тебе даст. Тебе зеркала не дали? Не отвечай. У тебя ничего не изуродовано, не бойся. Одни синяки и шишки. Это пройдет. Носик, глаза, зубы — все на месте. Я думаю, твоему любовнику это тоже приятно. Рот закрой, я же сказала, нас выгонят, если ты будешь говорить. С этим придется считаться. Все-таки — голова. Поспешишь, дурочкой можешь остаться.

— Нина Глебовна, — возмутился Виктор. — Вы все-таки следите за собой.

— А в чем дело? Я хочу, чтобы Оля знала, чем рискует. Что тут плохого? Пока она — одинокая женщина, и ей нужно самой о себе заботиться.

— Она — не одинокая… Она больше — не одинока.

— О, как я его! Слышала, Оля? Ты знаешь, он неплохой. И даже неглупый. Помнишь, ты никак не могла понять, какой мужик глупый, какой умный. Я тебе одну историю сейчас расскажу. Спокойно, любовник, я быстро.

— Меня Виктором зовут.

— Я знаю. Помолчите. Так вот, Оля. У меня тоже был когда-то любовник. Ну, первый. Актер. Я никак не могла понять, умный он или глупый. Много времени проводили в театре, он там тексты Чехова и Достоевского произносил. Вроде умный. А потом поехали на гастроли в Питер. Пошли в кунсткамеру. Выходим, он говорит: «Ты знаешь, я ожидал большего». Представляешь, там зародыши, уродцы в банках, а он ожидал большего! Тень отца Гамлета или Эйнштейна! Я поняла, что мне попался исключительный придурок. Он стал у меня эталоном: я теперь всех сравниваю, умнее или такой же. Твой — умнее.

— Какие интересные байки вы рассказываете человеку после трепанации черепа, — на пороге стоял хирург. — Я тоже всегда ожидаю от посетителей своих больных большего. Соображения.

— Это вы на меня так накинулись? — удивилась Нина Глебовна. — Так я и вам кое-что расскажу. Вы знаете, что в семнадцатом веке жил известный доктор Галли Матье? Он лечил больных каламбурами и шутками. Успех был потрясающий. Он даже не успевал принимать и посещать всех желающих. Посылал им забавные истории и шутки в письмах. Но все забыли о нем. В истории осталось лишь слово «галиматья». И никто не знает, что она полезнее всех ваших лекарств.

— Я знаю, — засмеялся Николай Иванович. — Но не в таком же количестве. Хотя… — он подошел к Ольге. — Я вижу, что наша воительница улыбнулась. Галиматья подействовала? Хорошо. Прощаемся. Сейчас уколы и спать.