Зеленая креветка и другие рассказы - Михаил Емцев

"Теперь понятно, — подумал Уилсон, — почему они решили замять вчерашнее дело. Если только газеты не врут, как всегда… Очень уж все это сомнительно… Философский камень с Венеры!"

Уилсон засмеялся.

На экране появились питомцы доктора Кресби: бывшая старушка, исполняющая акробатический этюд, вчерашние старички, устанавливающие рекорды по поднятию тяжестей.

Уилсон внимательно прослушал две передачи подряд о Кресби и отключил экран. Затем вызвал Майкла.

— Хочешь увидеть разгадку вчерашнего преступления?

— О, конечно!

— Прилетай ко мне около двенадцати.

В 11 часов Уилсон и Бульдог сидели рядом и наслаждались обезникотиненным виргинским табаком.

— Наш шеф глупо поступил, начав возню с коммунистами, заметил Уилсон. — Но это не мое дело. Главное в другом. Начальник стареет, у него хромает логика. Первая ошибка в том, что он допустил возможность одновременного выступления всех террористов. Это я понял еще при опросе свидетелей. Посмотри на карту. — Уилсон раскинул перед Майклом карту Главного города. — Вот здесь нападение совершено около десяти часов вечера, но это «около» десяти означает без четверти десять, здесь убийство произошло также «около» десяти, но уже без трех минут, здесь опять-таки «около» десяти, а именно в четверть одиннадцатого и так далее. Если все сто происшествий расположить во времени, то получается непрерывная зигзагообразная линия, проходящая через город с севера на юго-восток. Начало ее упирается в район Больших Клиник, а хвост выходит на самое побережье. Создается впечатление, будто выпустили на город невидимый снаряд, который пронесся, убивая и поражая встречных. На основании этого я сделал свой главный вывод — убийца был один.

— Никто не способен один изувечить за пятьдесят минут сто человек! — воскликнул Майкл.

— Это сделано не человеком, во всяком случае, не обыкновенным человеком.

— Киберы?

— Нет. В преступлениях действительно видна жестокость и мощь машины. Но там есть одна важная деталь: бессмысленность. Полная бессмысленность и алогичность. Это не свойственно киберам. Для кибернетических убийц характерна, напротив, изощренная избирательность, цель и логическая последовательность действий. И я никогда не разгадал бы загадки, если бы не бутыль с кислотой. И затем как следствие вот эта штука. — Уилсон вынул из ящика большое пластмассовое кольцо с неизвестной монограммой. — Майкл, — сказал он, — выясни в справочной, чей это фирменный знак.

Через несколько минут юноша бодро доложил:

— Это знак предприятий Кресби. А такими вот кольцами метят всех подопытных животных доктора.

— Теперь все становится на свои места, — удовлетворенно сказал Уилсон. — Сейчас мы посетим истинного убийцу.

— Мне поехать к прокурору за ордером?

По лицу Уилсона пробежала пасмурная тень.

— Нет, — ответил он, — нет. Мы не сможем его арестовать. И вообще лучше держать язык за зубами… Для нас лучше.

Когда Володя окончил чтение, у него не было еще никакого готового решения. Не было даже мало-мальски четкой рабочей гипотезы. Мысль его устремилась сразу по нескольким направлениям. Это было похоже на блуждание по темным галереям лабиринта, из которых лишь одна ведет к свежему воздуху и солнечному свету. Вообще у Володи в голове был полный сумбур.

Из всего прочитанного он помнил и усвоил лишь следующее:

1. Американец Кресби нашел биокатализатор, каталитические волны которого действуют на расстоянии.

2. Питомец Кресби похитил у Глаши брошь — подарок брата.

3. Брат Глаши — астролетчик привез с Венеры на Землю эту удивительную креветку.

4. Брошь полетела с моста и упала на платформу, груженную диоптазом.

Здесь не было и намека на связь с недавними событиями на химкомбинате. Да Володя и не искал этой связи. Он хотел только на некоторое время отвлечься от катастрофы на комбинате и отдохнуть. Но не думать о таинственном взрыве он не мог, и, как люди, которые в перерыве между длительными умственными усилиями начинают разгадывать первый попавшийся кроссворд, Володя ухватился за секрет зеленой креветки.

Володя снял трубку и попросил, чтобы ему прислали материалы, связанные с недавней космической экспедицией, в которой участвовал Глашин брат Федя.

Вот что он узнал из этих материалов…

В инфракрасных лучах горячие, окутанные паром воды Северного озера казались белыми, как бегущий из летки чугун. Уровень воды поднимался буквально на глазах. Озеро кипело и корчилось, раздираемое рождающимися где-то в глубинах огромными газовыми пузырями. Пар стлался над самой водой, как поземка, бегущая по черному зеркалу мостовой.

Почва едва ощутимо вибрировала под ногами. Сквозь незаметные трещины сочился желтый дым. Порой взрывался зеркальный гейзер расплавленного олова. Металл, застывая в полете, падал серыми сморщенными, как молочная пенка, шариками.

Косолапо переваливаясь и останавливаясь через каждые пятьсот метров, Федор брел назад, к котловине. Порывы ветра сметали с поверхности почвы вулканическую пыль и глину. Точно бронзовый и золотистый мох, проступали под ногами кристаллики пирида. Исполинскими агавами, раскрытыми во все стороны, высились кварцевые друзы. Мертвый минеральный мир был посвоему прекрасен и многолик. Но это была суровая и мрачная красота, лишенная теплоты и мягкости, присущей жизни.

На краю котловины Федор остановился. Круто вниз уходили гладкие серовато-голубые стены. Где-то там, на глубине трех километров, поблескивали ртутные озера, обычно скрытые желтым или кроваво-красным флером испарений. Федор впервые видел молнии сверху. Они висели между ним и дном котловины, как сетка в провале лестницы. Здесь постоянно бушевали грозы. Трескучие грозовые ливни разрядов баламутили жирную коллоидную атмосферу, насыщенную парами воды, аммиаком и углеводородами. Почти в самом центре котловины возвышалось небольшое розоватое плато.

Федор провел рукой по гладкому астролиту шлема и вытер пыль.

Но видимость не улучшилась. Мягкая голубоватая дымка, на которую он обратил внимание еще утром, потемнела и плотной свинцовой завесой закрыла горизонт.

Федор присел на гладкий базальтовый валун немного передохнуть. Мешок с образцами был набит до отказа, а предстояло еще спускаться на самое дно котловины и несколько километров тащиться к розовому плато.

Федор думал о земле, о лесе, о сестренке Глафире, и все окружающее казалось ему нереальным. Он представил себе, как в грозовую ночь идет по скользкой раскисшей тропинке вдоль высокого берега Оки. Рюкзак намок и стал еще тяжелее, жесткая осока путается в ногах, а тут еще заросли зонтичных высотой с человека или сплошные кусты ивняка. Темно, хоть глаз выколи. Только в ртутном свете молний внезапно вспыхнут вокруг белые мокрые листья. Федор идет, мучается, чертыхается и в то же время знает, что все это пустяки, охота пуще неволи, и где-то совсем рядом светлая веранда, стол с белой скатертью, черное вишневое варенье в розеточках и старинный серебряный самовар. Но он идет, чтобы провести ночь где-нибудь в лесу, просушивая одежду у чудом разведенного костра. Этот костер, его непередаваемый запах и гудящее голубое пламя в мохнатой еловой лапе — " драгоценная награда и вожделенная цель. Федор продирается сквозь кусты, хлюпает ногами в невидимых болотах и думает только о костре. А у костра он будет думать о туманном утре, о первых солнечных лучах, путающихся в стволах, и о спрятавшихся в росистой траве грибах. А какой будет клев! Что может сравниться с внезапно дрогнувшим поплавком!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});