Самый приметный убийца - Валерий Георгиевич Шарапов

когда. Не дури. Есть выходные, есть время до и после уроков. Гранатки там, ориентирование… ты компасом владеешь? Нет? Вот и повод освоить. А карты рисовать?

– Карты – да…

– Вот и приступай. Вот тебе руководство, – он вручил Оле «Книгу юного разведчика», – вот ключ от тира.

Оля взяла его, как гадюку, пискнула:

– Там же опечатано…

– Да что там. Все, что надо, давно описали и вывезли, у меня руки не доходят инвентаризацию провести. Там наверняка что-то по теме имеется. Сегодня уже поздно, завтра в роно… ну вот, послезавтра зайди, представишь план действий.

Оля, трепетно прижав к груди полученное руководство, отправилась страдать в класс. Она честно старалась вникать в материал, излагаемый учительницей, но руки сами тянулись к этой чертовой книге. «Час от часу не легче, что-то не припоминаю, чтобы Лимиха таким занималась… хотя – да, тогда был физрук. Бр-р-р!»

От воспоминаний мороз пошел по коже, в голову назойливо полезли совершенно иные мысли, от которых похолодело внутри и затряслись поджилки: «Николаич с ума сошел? Мне – опять туда, в подвал? Вот еще новости!»

Конечно, она теперь совсем не та, сейчас попробовал бы кто тащить ее в подземелье, заламывая руку! Уж она бы… Да. Интересно, что вечером Коля делает?

…Умный и добрый Колька, хотя и освободился очень поздно, для любого кипиша был свободен, все понял с первой мямли и даже посочувствовал:

– Правильно говорят – не делай людям добра, не получишь зла. Горемыка ты моя.

– Жаль, уже школа закрыта.

– И что? Прямо сейчас и полезли, что кашу-малашу разводить?

– В закрытое-то помещение? – возмутилась для порядка Оля.

– Что, тогда завтра сама пойдешь? – нетерпеливо спросил он. – Хорош уже дисциплиной страдать.

…Проникнув в школу, быстро и тихо миновали коридор, завернули за угол – и вот она, лестница в двадцать одну ступеньку.

Оля поежилась, ощущая, что внутри очень уж как-то пусто и холодно. Однако, уловив Колькин взгляд, с вызовом спросила:

– Что?

Колька ее отодвинул:

– Первым пойду.

«Возомнила о себе опять. Такая же соплюха-подсолнух, как и была. До сих пор верит, что кабана можно отогнать прутиком да взглядом укоризненным».

Но, с другой стороны, будь она другой, мог бы он чувствовать себя таким большим, сильным и, главное, умным?

Он сбежал на несколько ступенек и обернулся. Ольгина фигурка продолжала маячить на самом верху.

«Ну что за детский сад», – он вернулся, обнял ее, пальцем поднял поникший нос:

– Малыш, ты что?

– Ничего! И я не малыш.

– Конечно, ты медведица, огромная и страшная. Не бойся, я же с тобой.

– Я не боюсь, – буркнула она в Колькину гимнастерку.

– Тогда не грусти.

– Я не грущу!

– И не ершись.

– Я не…

– Тем лучше. Ну, ты моя хорошая, такая умница, смелая и молодец. – Ощущая, как от сладости начинает сосать под ложечкой, Колька дружелюбно, пусть и грубо тормошил девушку: – И мы с тобой ребята-ураган, а, Гладкова?

Скрежет ключа в замке, тихий скрип двери – такие негромкие, но в пустом коридоре звучали оглушительно, Оля шикнула.

– А что? – шепотом спросил Колька. – Нет же никого.

– Автоматически, – повинилась она.

Колька вошел первым, протянув руку, нащупал выключатель. Вспыхнули лампочки, пахну́ло паленой паутиной и почему-то яблоками.

– Да-а… прибраться не мешало бы, – пробормотала Оля, закрывая нос платком.

На Колькин менее взыскательный вкус, все было не так уж плохо. Чуть потягивало сыростью, слой пылищи на дощатом полу тоже был не такой уж толстый. На стенах даже плакаты можно было рассмотреть. С трудом, но можно. Даже вон палас какой-то на полу…

– Смотри-ка, даже барьер остался.

– Огневой рубеж, – прошелестела Оля, отворачиваясь.

– Чего ищешь?

– Швабру.

Да, и барьер, он же огневой рубеж, который Петр Николаич смастерил по чертежам лже-Германа, был цел и невредим, стоял, прислоненный к стене. Колька смахнул пыль и паутину с плаката «Целься правильно!» и невольно поежился, увидев знакомые слова: «десятка», «боковое отклонение» и всякое прочее.

– Оля, глянь!

Она не ответила. Обернувшись, Колька увидел, что она стоит, опираясь на найденную швабру, и трясется.

– Ты чего?

Она, оказывается, решила ковер выбить, а под ним, на открывшихся досках пола, проступил наведенный мелом силуэт, въевшийся в пористое дерево.

«Точно, на этом самом месте, – вспомнил Колька, и снова, как тогда, противно засосало под ложечкой. – Тьфу ты, пропасть!»

Взяв себя в руки, с деланым спокойствием скривился:

– Бр-р. Вот грязнули. Не хочешь убирать – прикрой ковриком!

И, как ни в чем не бывало, достал ножик, отнятый у Вороны, и принялся отскребать угольный след. Ольга, очнувшись, возмутилась:

– Что ты делаешь! Пол испортишь. Иди, поищи, может, еще что есть. – И сдвинула ковер обратно.

Колька без звука повиновался, спрятал нож. Полазив по помещению, он обнаружил несколько макетов винтовок, сигнальные флажки, просроченные, но вполне годные санитарные укладки, с пяток деревянных гранат и два противогаза, причем один, судя по всему, собачий.

Все находки он разложил на скамейки и пригласил Олю полюбоваться:

– Глянь, какие богатства.

– Да уж, полный боекомплект, – улыбнулась она. – И все-таки тебе не кажется, что тут яблоками попахивает?

– Тебе тоже показалось?

Держа носы по ветру, отыскали ящик, где было полным-полно яблок.

– Что за дела?..

– И свежие. Смотри, одно с бочком – и не пошло еще, запаха гнили нет. День-два как появились.

– Может, под продуктовый погреб решили приспособить?

– А директор не знал? Что ты!

Колька предостерегающе поднял палец:

– Ш-ш. Слышишь?

Из коридора сквозь открытую дверь ясно послышались тихие шорохи, поскрипывание ставень и вроде бы быстрый шепоток. Колька, метнувшись к двери, повернул ключ в замке и выключил свет. Двигаясь ощупью по стене, они забрались за барьер и притаились. Через щели запрыгал свет, в замок вставили и повернули ключ, дверь отворилась.

– Тихо, товарищи, – распорядился в темноте хорошо знакомый голос. Оля чуть не взвизгнула.

* * *

Итак, Санька Приходько призвал к тишине.

– Слушайте, чего бы нам свет не зажечь? – недовольно спросил еще один знакомый голос.

Колька чуть не взвыл: «Маслов, сволочь, спекулянт. И этот тут».

– Голова! А увидит кто, что прикажешь делать? Засветишь позицию – и чего?

По потолку запрыгала тень от керосинки, в сумраке кто-то влетел ногой во что-то, скорее всего в скамейку, и узнаваемо взвизгнул. Оля в панике зажала рот:

«Что же это такое? И Светка!»

– Цыц вы там! Рассаживайтесь и заткнитесь. У кого еще свечки?

– У меня.

– У меня тоже.

На потолке запрыгали «зайчики» от зажженных свечек, пришельцы рассаживались – кто на лавках, кто, судя по звукам, прямо на полу. По издаваемому шуму, было их с десяток человек, не всех Колька узнавал по голосам,