Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой - Александр Александров

Атмосфера в доме накаляется. Павла выгнали из всех школ, куда его пробовали записать. Он уже гуляет с актрисами и кокотками. Ему еще далеко до дяди Жоржа, в отношении которого иностранная колония обратилась к префекту с просьбой о высылке, но он уже получил от того же префекта первое предупреждение. Он семимильными шагами идет по стопам своего дяди.

Мадам Говард вдруг прерывает всякие отношение с Башкирцевыми, узнав, что девушки из этой семьи посещают игорные заведения. Ее дочь, Елена Говард, отказывается на одном из благотворительных праздников играть с Марией в четыре руки на рояле, и свет закрывается для них окончательно.

Башкирцева понимает, что для нее единственный выход — это бежать из семьи, несущий позор, выгодно выйти замуж. Она готова даже продаться, пожертвовать всем, только бы вырваться. Она не собирается сидеть, сложа руки, как Дина, ожидая неизвестно чего от судьбы. Она собирается бороться, она ищет объект, жениха, который помог бы ей войти в общество.

«Я как Цезарь, который плакал, глядя на статую Александра, потому что в его возрасте тот уже был великим, а он им еще не был…

Я умру или достигну цели.

У меня красивое тело, приятное лицо и достаточно знаний, чтобы знать, что мне надо. Я вся соткана из честолюбия. Этого достаточно, чтобы скатиться в небытие и чтобы подняться к небесам. У меня не будет ни того, ни другого, меня ждет нечто посредственное. Я люблю свою мать и, как мне кажется, люблю мужчину. Но любовь для меня только дополнение, каприз, времяпрепровождение, и я пожертвую всем ради честолюбия.» (Неизданное, запись от 22 марта 1875 года.)

Тетя собирается подарить ей виллу на променад дез Англе, в которой они живут. Мария начинает подсчитывать, сколько у нее будет приданого. Она узнает, какие цены на землю в России и каков курс рубля. Но все-таки ей кажется, что финансовое положение ее недостаточно высокое: полтора миллиона франков приданого, вилла, столовое серебро и драгоценности, подаренные тетушкой, земли в России, принадлежащие матери. Вопрос в том, кому вручить свое приданое? Ясно только одно, что избранник должен быть богат и знатен, поскольку ее состояния не достаточно для той жизни, которую она намеревается вести, став замужней женщиной.

Она буквально вырывает для себя короткую поездку в Париж в январе 1875 года, чтобы пошить у парижских портных несколько новых длинных платьев, поскольку испытывает в них недостаток, а носить обноски с тетиного плеча ей претит, она уже взрослая девушка.

Когда она возвращается в Ниццу, на горизонте, наконец, появляется тот, кто ее привлекает ее внимание. Его зовут Эмиль д’Одиффре, его дядя разбогател на торговле драпом и Эмиль имеет возможность вести рассеянную жизнь богатого наследника. Он принадлежит к кружку золотой молодежи Ниццы, является членом комитета по организации карнавала, прекрасно танцует и совершает непредсказуемые поступки.

Она хочет влюбиться в Одиффре, своей эксцентричностью он напоминает ей герцога Гамильтона, хотя у него и нет безупречной репутации английского аристократа. Он поспорил на шесть тысяч франков, и об этом пишут местные газеты, что пробежит пятьдесят метров, посадив месье Проджерса на спину, за меньшее время, чем понадобится его другу Рози для того, чтобы преодолеть стометровку, но без ноши на спине. Он выигрывает пари с большим отрывом. Интересный человек, должно быть, этот Проджерс, то скачет верхом на Эмиле д’Одиффре, то получает пощечину от Жоржа Бабанина. Как-то он все время ухитряется быть в эпицентре скандала.

Одиффре дружит с прежним объектом ее воздыханий, Альфредом Бореелем, этим ловеласом и пьяницей, а в любовницах у него все та же прелестная итальянка Джойя, которая была на содержании у герцога Гамильтона, а теперь перешла ему по наследству. Почему бы в него не влюбиться! Общество одно и то же, только карты в нем тасуются: какая выпадет следующей? Может быть, мадемуазель Башкирцева?

Мария знакомится, вернее, возобновляет знакомство, начатое в Женеве, с новыми персонажами курортной жизни в Ницце, русской семьей Сапожниковых, состоящей из самого господина Сапожникова, его супруги Нины и Коко, любовника жены Николая Юркова. Сапожников чем-то болен, говорят, что буквально «гниет» (сифилис?) и, вероятно, по причине своей болезни или просто по складу характера совсем не против связи собственной жены с молодым любовником. Живут они втроем счастливо и вполне гармонично. Мать говорит своим двоим дочерям, Марии и Ольге: «Я никогда не любила вашего отца, а прожила свою жизнь счастливо», на что Мария отвечает ей весело: «Еще бы! Ведь у тебя под юбкой всегда копошился Коко!» К Сапожниковых захаживает семейный доктор Башкирцевых Люсьен Валицкий и Мария Башкирцева наблюдает, как они с Ниной в экстазе читают кулинарную книгу! Кажется, две дамы, Башкирцева и Романова, которых он, по всей видимости, пользовал не только, как доктор, ему порядком надоели, и он хочет освежить свои чувства.

Мария отдается шалостям с дочерьми Сапожниковых, они свободно говорят о любовниках и флирте, что в порядке вещей в этой семье, обсуждают приглянувшихся юношей. Мария, вероятно, делится с новыми подружками своей влюбленностью в Одиффре, потому что они вместе придумывают ему прозвище Жирофля. Непонятно, почему они так его называют, ведь Жирофле-Жирофля — это героиня оперетты Лекока, которую недавно показывали в Ницце. Тем не менее, кавалер получает имя девушки.

На пляже, когда Мария появляется из кабинки, на нее обращают внимание взрослые мужчины и здесь нет ничего удивительного, ей уже шестнадцать лет, а скоро, в январе, она справит и свое официальное шестнадцатилетие, которое, напоминаем, у них в доме справлялось на два месяца позже фактического дня рождения, чтобы скрыть факт падения ее матери до свадьбы.

У нее сформировавшаяся фигура. Она часами может стоять обнаженной и разглядывать себя в зеркало. Вот как она сама описывает «свое прекрасное тело»:

«…покрытое от затылка до того места, которое я не осмеливаюсь назвать, золотым пушком, который особенно заметен посреди спины, вдоль того углубления, которое так выражено у Венеры Милосской. У меня чрезвычайно высокая грудь, белоснежная, с голубыми прожилками, такая же белая, как плечи и руки, грудь у меня упругая и очень красивой формы, ослепительно белая и розовеющая там, где полагается. Место, которое я не осмеливаюсь назвать, такое пышное, что все думают, что я в турнюре». (Неизданное, запись от 6 мая 1875 года).

Надо сказать, что пышный зад у женщины был тогда в моде, ведь не зря и появились эти турнюры, оттопыривавшие зад, и широкие оборки из шелка сзади на платье, которые при ходьбе завораживающе шуршали, вызывая у мужчин острый приступ желания. В турнюр в нужных местах подкладывалась вата, чтобы придать женскому седалищу привлекательные по моде того времени формы. Это была самая последняя парижская мода. Оборку сзади на платье называли еще и «фру-фру». «Фру-фру» — это звукоподражание, так якобы шуршит шелк при ходьбе. Именно в таком платье популярная актриса Сара Бернар в октябре 1869 года появилась впервые на сцене парижского театра «Жимназ» пьесе Л. Галеви и А. Мельяка «Фру-фру», а после Сары Бернар такие платья стал носить весь Париж, а уж за Парижем и весь мир.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});