Когда остановится сердце - Анна Васильевна Дубчак

Как же ей было больно, когда трамвай перерезал сначала ногу, а потом… А потом ее всю потащило, скрутило, разрезало, как чудовищной силы мясорубкой.

Закат. Все оттенки красного и розового играли на стенах, на лицах, головах и спинах посетителей, на лепестках цветов, стоящих в вазочках на столах. Ванда так хотела, чтобы их пивная выглядела более-менее пристойно. Ей не нравилось слово «кафе» («Знаешь, Юрген, у меня кафе всегда почему-то ассоциируется с кофе и пирожными»), рестораном же это заведение на берегу реки, где подавали жареную рыбу, бутерброды и свежее марксовское пиво, тоже не назовешь. А вот пивная – то, что нужно.

Он испытал физическую боль, когда увидел ее тело, вернее, то, что осталось от ее прекрасного нежного тела, прикрытого простыней. И в ту же минуту вдруг почувствовал острую боль, как будто бы это его ногу разрезало, а потом заломило и все тело… Он судорожно вздохнул, его спросили, как он себя чувствует, в порядке ли он. Дежурные слова дежурного мясника, зарабатывающего деньги тем, что потрошит человеческие трупы и пытается понять причину смерти. Да, он теперь в полном порядке. Все хорошо. Погибла чудовищной смертью прекрасная женщина, его жена. В сущности, погиб и он вместе с ней. И как жить дальше? Как дышать? Есть, спать? Какое право имеет он жить после нее? Это несправедливо. Она ушла, значит, и ему тоже нужно уйти. Вот только похоронит ее, ласточку свою, закажет памятник, приведет в порядок все свои дела и отправится следом за ней. Постарается сделать так, чтобы никто не грустил, не страдал, да даже чтобы и не искал. А сыну в Германию напишет все как есть, мол, сам ухожу, не ищи, не приезжай, нет мне жизни без Ванды.

Полька по крови, она приехала в Маркс поступать в музыкальное училище, поступила и даже проучилась полтора года. Жила по соседству, снимала времянку у Александры Павловны, вдовы. Времянка стояла в саду, топилась газовой печью, и каждый раз, выходя на крыльцо, Юрген слышал, как из сада доносилась музыка. Это «музыкантша» играла на купленном ею за бесценок стареньком пианино. Зимой же звуки фортепьяно напоминали хрустальный перезвон заледеневших веток яблонь и вишен.

Она была молода, красива и очень трудолюбива. Вставала в пять или шесть часов утра (Юрген, тоже привыкший вставать рано, видел, как загорается оранжевым светом окошко в соседском саду) и до половины девятого разучивала гаммы, этюды, повторяла один и тот же отрывок по сто раз, прежде чем запомнить хорошенько. Потом, выпив чашку кофе (так представлял себе ее завтрак Юрген), бежала в музыкальное училище, расположенное через две улицы. Возвращалась после обеда, готовила себе еду на плитке, может, отдыхала немного и снова принималась играть на стареньком пианино. И никто-то к ней не приходил, кроме одной-двух постоянных подружек, тоже учащихся музучилища. Юрген не видел рядом с ней ни одного молодого человека.

В жизни самого Юргена в это время уже произошли важные перемены. И главное – к тому времени, как он стал поглядывать в сторону соседского сада с проживающей в нем чудесной девушкой-пианисткой, он успел определиться, останется ли он жить в Марксе или отправится вслед за своими близкими в Германию. Недавно с женой по ее же просьбе развелся и отпустил ее с сыном-подростком в Германию – насовсем. Многие марксовские немцы уже туда уехали, и никто еще не вернулся. Письма из Германии писали восторженные, звали за собой в новую, совершенно другую, европейскую, сытую, но чужую (и это Юргена, любившего Маркс, Волгу, рыбу и свой дом, отпугивало больше всего) жизнь.

Он и сам не понял, как мог вот так легко расстаться с женой. Вероятно, почувствовал, что и она тоже стала ему чужой. Как далекая Германия. А то, что сын уехал, так он даже порадовался за него, чувствовал, что там ему будет лучше и что с его мозгами он многого там добьется. Да и язык Александр знал с детства, Юрген с ним часто по-немецки говорил, как с Юргеном самим в детстве занимался его отец.

Отправил семью и почувствовал даже какое-то облегчение. Ведь так много всего сопутствовало принятию этого решения. Оформление документов, разговоры, сборы, визы, билеты… Когда же он остался один, то первые несколько дней приходил в себя, внушая себе или даже убеждая себя в том, что он принял правильное решение, а потом сам поверил в это и окончательно успокоился.

Потом началась серия звонков из Германии, звонила жена, очень эмоционально рассказывая о том, куда и как их расселили, сколько дают марок на жизнь и сколько стоит пиво или курица. Все постоянно сравнивала – уровень жизни маленького провинциального Маркса, где она прожила практически всю свою жизнь, с уровнем жизни такого же приблизительно по размеру городка в Германии, и каждый раз, как казалось Юргену, разговаривая по телефону, находилась в каком-то странном, словно полупьяном состоянии от обрушившихся на нее перемен. Это потом он узнал, что в тот период она была как раз дружна с какой-то женщиной, тоже русской немкой, приехавшей в тот же городок из Казахстана, подсадившей ее на пиво. Разговаривал он подолгу и с Сашей, сыном. Тот был более сдержан в своих чувствах, все рассказывал по существу. Его больше интересовало совершенствование языка и возможность учиться. Чтобы сын или жена скучали по нему, он тоже как-то не заметил, хотя сам он начал скучать по Саше сразу же, как только проводил сына в аэропорту Саратова. Он долго стоял у полосы, разделяющей пассажиров и провожающих, смотрел на проплывающие мимо него за изгородью огромные самолеты, готовящиеся к взлету, пытаясь понять, на каком именно полетят его близкие, и когда наконец все самолеты поднялись один за другим и улетели и площадка перед взлетной полосой опустела, понял, что пропустил что-то главное, важное, и пожалел, что провожающих не пускают к самому трапу…

Юрген Кох был предпринимателем, имел свою коптильню, где коптил свинину и волжскую рыбу на продажу, но всегда мечтал открыть свой ресторан. Его бывшая жена Берта как могла отговаривала его от этой затеи, считая, что ему не стоит рисковать, что у него и так дела идут неплохо. На что Кох отвечал, что бизнес надо развивать и что когда у него будет свое собственное заведение, то гораздо больше появится покупателей на мясо и рыбу. Что человек, попробовавший копчености в качестве закуски к пиву (а пиво в Марксе особенное и очень вкусное, любители этого напитка специально приезжают за ним сюда из областного