Химеролог - Николай Андреевич Байтер

стенам домов, скользя по мостовой. Я вглядывался вперед, замирал на месте, а затем бегом пересекал открытые участки. Угроза чудилась в каждой подворотне и в каждом шорохе.

Храм приближался.

Позади раздались тяжелые шаги.

Я прижался к стене и обернулся. Вдалеке промелькнул силуэт, и я задержал дыхание, до боли в глазах всматриваясь в промежутки между домами. Сердце ускорило ритм.

Да, там определенно кто-то есть!

Неизвестный промелькнул еще несколько раз, но мне не удалось разглядеть его. Некоторое время стояла тишина, и я понадеялся, что все закончилось, но моим желаниям не суждено было сбыться.

Из проулка вышло существо, похожее на человека. Оно остановилось и жадно принюхалось, с сипением втягивая в себя воздух.

Сияние полыхнуло, и я смог разглядеть его.

Высокий монстр горбился, отчего его лапы с острыми когтями касались земли. Темное морщинистое тело блестело в полутьме, словно покрытое слизью. Мощные ноги легко несли тяжелое тело.

Он словно создан для убийства.

Украшенная гребнем голова повернулась в мою сторону, и глаза существа блеснули зеленоватым пламенем, отразив падающий с небес свет. Монстр припал к земле, втянул в себя воздух и потрусил по моим следам.

Бум! Бум! Бум!

Поступь монстра звучала как похоронный колокол.

Во рту пересохло.

Меня выслеживают, точно оленя.

Бежать!

Шаги чудовища приближались, и я, не раздумывая, рванул в сторону храма. Сейчас важна только скорость. О бое не может быть и речи. В открытой схватке монстр порвет меня, не напрягаясь. Я не воин и пока не маг.

Сумка бьет по ноге, я хватаю ее рукой, чтобы не путалась.

Бежать! Бежать! Бежать!

Грудь режет изнутри острым стеклом. Ноги гудят. Пот заливает глаза.

Я выбежал на прямую.

Храм рядом!

– В сторону!

Десяток стражников выскочили на дорогу передо мной, я прижался к обочине и пробежал мимо к спасительным стенам. Позади меня раздались звуки сражения, но я не обернулся. Добежав до ворот, я забарабанил по ним изо всех сил.

– Кто там?

Небольшое окно приоткрылось, и я увидел испуганное лицо молодого парня.

– Открой дверь! – заорал я, выплескивая злость и страх.

– Не положено, – проблеял он.

– Открывай, – взревел я, – хочешь, чтобы меня сожрали?!

Я бросил взгляд назад и сглотнул. Тварь играючи разметала стражников и теперь неторопливо добивала выживших. Она неспешно ломала им кости, выворачивала руки и ноги. Выглядело так, словно она…

Забавлялась!

Я просунул руку сквозь решетку оконца, ухватил парня за воротник, потянул на себя, крепко приложив лицом о прутья.

– Отпусти! – прохрипел тот, пытаясь вырваться.

– Открой! Мне! Дверь! – прорычал я в лицо парня.

– Нельзя! – пискнул он, вырываясь из захвата.

– Сдохнешь вместе со мной! – проорал я и, ухватившись за волосы, потянул его голову на себя. Лицо парня уткнулось между прутьями и полезло наружу. Уши застряли, но я рванул, и юноша взвыл от боли.

– Беги влево вдоль стены! – раздался старческий голос в глубине храма. – Вход там.

Я не раздумывал над словами старика. Не мог позволить себе такой роскоши. Сорвавшись, обежал треть храма, прежде чем увидел небольшую дверь, густо обитую железными полосами. Я дернул за ручку, но она и не подумала отворяться.

Со злобы я зарядил по створке ногой.

– Не стоит ломать дверь, – посоветовали с той стороны.

Лязгнул засов, дверь слегка приотошла, и я тут же ворвался внутрь, чуть не сбив с ног старца. Он сразу же захлопнул и запер дверь.

Я прислонился спиной к стене, сполз по ней на корточки и расхохотался. Я смеялся исступленным нервным смехом не меньше минуты. Торжество, ярость и вкус победы звучали в нем. На меня нахлынул шквал, бушующий вал эмоций, и я не сдерживался, выплескивая напряжение.

Да! Я сделал это! Прорвался, задери меня шем!

Наконец я выдохнул, смахнул выступившие слезы, прислонился затылком к прохладным камням и поймал злой взгляд парня. Его уши горели красным, и он то и дело прикладывал к ним ладони.

– Не бойся, твои уши на месте, – хмыкнул я.

– Сволочь, – прошипел он.

– Пошел ты, – выдохнул я. Вступать в перебранку у меня не было никакого желания.

– Оташ, ступай отсюда, – велел старец, впустивший меня в храм. Дождавшись его ухода, он обратился ко мне:

– Только глупец или храбрец бродит по Антарии в такую ночь. Впрочем, иногда их сложно различить между собой. Иди за мной.

– Та тварь, – поднялся я на ноги, – не ворвется внутрь?

– Не волнуйся об этом, – отмахнулся он, – защита храма надежна, несмотря ни на что. И извинись перед Оташем, он действовал правильно.

Последние слова я предпочел пропустить мимо ушей.

Я пошел вслед за жрецом. Догадаться о его статусе оказалось несложно, рясы носили только служители Семерых, а черные – жрецы Тримурти. Красный пояс говорил о том что этот старик посвятил свою жизнь Риндеру.

Мы вышли в большой зал. Белоснежный мраморный пол пестрел золотыми линиями. Они разбегались в стороны и собирались в сложные узлы, формируя треугольную печать. В углах магической фигуры стояли статуи трех Спасителей.

Во главе Вират Скульптор. Окруженный стаей воронов, мрачный испещренный шрамами мужчина недовольно взирал на нас. Я почувствовал тяжесть его взгляда.

Слева расположилась Ала Проклятая. Она смотрела надменно, слегка вздернув подбородок. Вокруг нее клубилось синеватое свечение. Красивые, но резковатые черты лица придавали ей сходство с хищником, нечто змеиное чудилось в грациозных изгибах тела, в презрительном взгляде, которым она одаривала каждого посетителя. В руке Проклятая сжимала небольшой посох.

Напротив Алы стоял Риндер Связующий. На его плечах лежал плащ, скрепленный на груди замысловатой заколкой. Молодое лицо казалось серьезным и в то же время слегка насмешливым. Левую щеку пятнали небольшие ожоги и сеточка шрамов, похожая на паутину. Всклокоченные волосы придавали ему несколько небрежный вид. В руках он держал приоткрытый гримуар.

От каждой статуи под своды храма тянулся луч синеватой энергии. Она собиралась в небольшую сферу и пульсировала в такт сердцу.

Скульптор, из чьих рук вышли эти шедевры, постарался на славу. Ему удалось вдохнуть жизнь в свое творение, в полутьме храма статуи выглядели живыми. Тени играли на изваяниях, отчего казалось, что они шевелятся, разминают каменные члены, чтобы сойти со своих опостылевших постаментов.

Несмотря на великолепие, я заметил следы запустения. Обшарпанная краска, пыль и паутина в углах. Да и отсутствие людей наводило на мысли, что дела здесь идут не очень. В храмах Четверых постоянно пребывала толпа жрецов, а чаша для пожертвований не вмещала приносимые людьми дары.

Мы прошли несколько переходов и попали в небольшой зал. В углу горела печь, возле которой стояли кресла и стол.

– Присаживайся, – добродушно предложил жрец, – и погрейся.

– Спасибо, что