Мы и Они. Краткий курс выживания в России - Владимир Соловьев

Но это общая болезнь России – все умеют критиковать, никто не умеет предлагать конструктив. Никто. Партии неразличимы. Партии сейчас можно отличить только по тому, какие лица их рекламируют. Никто не понимает, какие воззрения у партии «Справедливая Россия», но все видят лицо Миронова. Грызлов и Шойгу? О, – «Единая Россия»! Явлинский – «Яблоко», с СПС уже проблемы. Никиту Белых знают немногие, а те, кто знает, не думают, что это как раз то лицо, которое должно ассоциироваться с торжеством правых. Хочется либо его добрить окончательно, либо исправить асимметрию, потому как смотрит он на жизнь несколько искоса. Конечно, есть Жириновский и есть Зюганов, но даже их воззрения и позиции в последнее время стали заметно меняться. Поэтому пока говорить о том, что в России есть политическая жизнь, не совсем правильно. Неточно это. На сегодняшний момент в России политическая жизнь представлена скорее борьбой не идеологий, а клановых интересов. И должно пройти немало лет, пока это не исчезнет: пока не появится возможность финансирования за счет своих же избирателей; пока не появится жесткий учет. Когда молодая «Справедливая Россия» вдруг оказывается в таком финансовом положении, что ей завидует древняя республиканская партия Америки, то возникает вопрос: откуда деньги? Нет, я, конечно, не гордый, но просто любопытно узнать скромному избирателю. Мне вообще интересно знать, откуда у партии деньги, для того чтобы знать, чьи интересы они будут отстаивать, когда придут к власти. Но если я к вам приду и спрошу: «Вы готовы пожертвовать деньги на партию?», половина из вас покрутит пальцем у виска, а остальные скажут: «Сколько-сколько?!!» И все. Вот вам и ответ на вопрос, готовы ли мы к парламентской демократии.

Грустно все это, не спорю, но логика, полагаю, ясна. Если продолжать разговор о политике в этом ключе, то прелесть в том, что у нас реально абсолютно независимые субъекты власти. Нет, на них, конечно, на всех надавить можно, но вот они сами настолько независимы, что от них ничего не зависит. Парламент может хоть на голове стоять – правительству будет наплевать. Правительство может хоть слезами изойти – в парламенте этого никто не заметит. И мы считаем, что это нормально. Поэтому если партию выбирают, а она оказывается в меньшинстве, то на четыре года им фактически выдается индульгенция на то, чтобы критиковать и ни за что не отвечать. Они могут вообще в Думу не ходить! А потом они все время говорят: «Нам не дали сделать то, а нам не дали сделать это!» Но ведь на самом деле получается, что как только партия не набрала большинство, можно их сразу распускать, чтобы они место в Думе не занимали. Все равно они ничего там не делают! Идите все домой! Всем отдыхать! Сэкономим государственные деньги.

Нет, конечно, депутатам это не нравится, они ж так не смогут зарабатывать. У них же запросы депутатские, и всякие прочие приятные мелочи – зачем от этого отказываться? Интриги опять же. Ощущения себя. Но у нас вся страна никак не может снять министра Зурабова. Вот просто застрелиться! Требуется такое колоссальное напряжение сил, чтобы это произошло. Почему? Да потому что у нас страна византийская. У нас никакой роли не играют институты власти, играет роль, кто ближний к правому уху президента. Вот кто последний туда чего шепнет, и голова качнется в согласии – тот и молодец. Если в ухо президентское не шепнули, не волнуйтесь, что бы ни происходило, все будет плохо. За любой деятельностью найдут гнусь и корысть! Говоришь, например, что Зурабов плох, никто тебя не слышит. Все говорят: «А, ну ладно! Вам, наверное, заплатили, чтобы вы это сказали, чтобы скинуть Зурабова!» Конечно! Заплатили! Щедро. И всем старикам заплатили, чтобы у них были проблемы с лекарствами, и всем остальным регулярно платят. Вот только и делают, что платят, платят и платят. Кто? Абстрактный враг. Зачем? Чтобы хорошего человека скинуть. И пока люди не поймут, что, родненькие, ну просто реально есть же замечательные профессионалы и управленцы от медицины. Тот же доктор Бронштейн, который понимает в этом всем, вежливо говоря, существенно больше, чем господин Зурабов. Но не дай бог позволить Бронштейну стать министром! Ведь это что же будет – он же порядок наведет?! Это значит, исчезнет мутная водичка, значит, кончатся бешеные финансовые потоки, а на это мы пойти никак не можем. У нас за любой бездарностью стоят блестяще организованные потоки, занятые превращением этой бездарности в живые, звенящие, упругие монетки.

Вам, наверное, как и мне, очень интересно знать: такие люди туда сами проникают или их отбирают по определенным человеческим качествам? Что ж, один из самых печальных выводов последнего пятнадцатилетия состоит в том, что, оказывается, в советское время система отбора кадров работала куда эффективней. Вдруг выясняется, что масштаб личности руководителей советских времен на всех уровнях власти был несоизмерим с нынешним. И задачи, которые они решали, вызывают восхищение. При всем отторжении мной лично тогдашней идеологии и того, как жили люди. Но как управленцы в советское время профессионалы были ого-го! А все потому, что их готовили, постепенно приучали принимать решения и за них отвечать. Они росли профессионально, и их продвигали по службе. Не было такого, чтоб человек по знакомству мог перепрыгнуть через сто ступеней. И уж, конечно, не было подбора людей по принципу личной преданности без учета их профессиональных способностей. Советская система, как бы ни была она плоха, хотя и выбирала всегда средних, но эти средние в итоге оказались лучше, чем наши лучшие!

Советская система аккуратно заполняла все уровни власти чиновниками, которые не совершали вопиющих глупостей. А у нас, с одной стороны, наблюдается приток молодых гениев с чудовищными пробелами в образовании и знании жизни, а с другой – феноменального количества людей нечистоплотных, неграмотных и неумелых. А ведь, к сожалению, слабость всей системы определяется слабостью самого ненадежного звена. Это теория надежности. Система надежна настолько, насколько надежен самый слабый ее элемент. А система нынешнего управления готова дать сбои повсюду. Просто повсюду.

И это не может не пугать.

Глава 3

Русская логика

Чиновничий феодализм

В России все логично, все тонко и замечательно. Вы знаете, что такое – логично? Представьте: генерал на плацу наблюдает за парадом. Идут красавцы: крупные такие, глаза горят родным идиотизмом, песню горланят: «Маруся...» Так интенсивно орут, что горла, перекормленные перловкой, набухают. И полуоглохший от таких песен генерал говорит: «Молодцы! Порадовали, сынки, порадовали! Обращайтесь!» Выходит один такой красавчик сержант из строя и говорит: «Товарищ генерал, разрешите обратиться?» Генерал говорит: «Спрашивай». Сержант: «Товарищ генерал, вот наш прапорщик, товарищ Прилепенко, часто говорит слово «логично», а мы не знаем, что оно означает?» – «Молодец, сынок, – говорит генерал, – хороший вопрос! Я тебе объясню. Вон видишь здание – двадцать этажей и крыша из рубероида. А рядом особняк – три этажа и крыша уже из черепицы. А вон там сарай, на нем крыша и вовсе соломенная. Логично? Логично! Вот так и в жизни: умрет человек, и хрен кто вспомнит!» Это и есть логика по-русски.

Никакая другая логика в России не работает. Объяснить, что из чего следует, пользуясь тупой немецкой философией, базируясь на Гегеле, или рассуждая о смешных древних греках, которые в нашем представлении все время бегали в туниках и сандалиях и жрали свои оливки, запивая вином, невозможно. У нас свои представления о жизни и мы ими гордимся. Мы же великий народ, мы не можем быть другими. Мы, например, создали великую философскую систему. Ведь создали – не могло быть иначе. Но, простите, какую? Есть у нас великий философ? Да – первый ответ. Вопрос – кто? Мы говорим: «Этот, как его... Ну, этот мужик. О, вот ты вот – Соловьев». Согласен, Соловьев – великий философ. А еще кто? Ну, эти. Кто? Эти. Кто? Ключевский. Он историк. Как историк? Так историк. Какая досада. А Толстой? Писатель, философа, философа давай! Кронштадтский. О, точно! Великий? Очень. Для нас величайший. А кто-нибудь знает наших великих философов за двадцать метров от границы? А... Ну... Увы, не получилось.

Великий философ должен стоять на плечах великих предшественников и быть основанием для великих последователей. Но трагедия России была в том, что у нас никогда не было великих философских школ. Мы не можем похвастаться опытом Древней Греции. Мы не можем похвастаться опытом немецкой классической философии. Мы не можем похвастаться опытом современной американской или западной немецкой мысли. Или французской. Я не говорю, хорошо это или плохо, это данность. Когда мы пытаемся вытащить Ильина, Бердяева или прочих, это замечательно, это трогательно, и понятно, почему мы это делаем. Мы хотим доказать себе, что мы великий народ и великая нация и в этом тоже. Должны ли мы это делать? Конечно. Но правды ради надо отметить, что мы не являемся великой футбольной державой – ну так получилось.