Терпкий вкус тутовника - Маша Трауб

– А это зачем? – удивилась Ирка.

– Понятия не имею, – сказал Лешка.

Лешка порылся в коробке и достал письмо. Отдал Алле. Алла быстро просмотрела и дошла до абзаца про напальчники. Она начала так хохотать, что не могла читать. Отдала письмо Лешке.

Тот нашел нужный абзац и, давясь от хохота, прочитал вслух:

– «Алуша и Лешенька. Перчатки не нашла. Купила напальчники. Надевайте их, а руки мажьте кремом».

Лешка нырнул в коробку и вытащил три тюбика с детским кремом. Он тут же нацепил на каждый палец по напальчнику, а кисть намазал кремом. Все хохотали до истерики. Хронический недосып, сосущее в желудке чувство голода, нервное напряжение – все забылось. Лешка подходил к девчонкам, растопыривал пальцы и говорил: «У-у-у». Девчонки визжали.

Алла тоже хохотала, а потом вдруг увидела свои руки – красные, опухшие, с обломанными ногтями, в цыпках и царапинах. Как у всех. Алла разрыдалась.

– Алка, ну ты чего. Перестань. Хочешь, я отдам тебе свою левую перчатку? Ту, которая тряпичная, она еще ничего, – предложила Ирка.

Алла хныкала и кивала головой.

Потом кипятильником нагрели в кастрюле воду. Чашки было всего две. Лешка сбегал к вожатым и принес два граненых стакана. Чай пили по очереди. Открыли сгущенку. Ложек тоже было две. Но было уже все равно. Решили есть пальцами. Алла опускала палец в банку и смотрела, как с него стекала белая тягучая жижа.

В тот вечер съели почти все, что было в посылках, – сгущенку закусывали колбасой, заедали печеньем и пряниками.

Утром половина отряда не смогла встать с кроватей. Пришлось вызывать врача. Еще не протрезвевший и потому мрачный физрук привез его из деревни. Врач посмотрела на лежащих вповалку подростков. Увидела на столе коробки и остатки продуктов. Диагноз был понятен без анализов. Врач выписала лекарства. Физрук поехал в аптеку.

Лешка еще ничего держался, а Алле было совсем плохо. Непонятно, от чего хуже – от безостановочного поноса или от рвоты. Рвать было уже нечем, а позывы не прекращались. Туалет был во дворе. Алла переползала от туалета к кранам – умыться – и обратно. Около крана она и заснула, едва чуть-чуть отпустило. Там ее и нашел Лешка. Алла лежала в грязной луже. Там, где заканчивался сток для воды.

– Алка, вставай, пойдем. Там лекарства привезли.

– Леш, мне плохо. Я не могу.

Алла потрогала рукой голову – волосы были грязные и мокрые. В противной слизи.

– Леш, мне помыться надо. Помоги.

– Давай, потихоньку.

Лешка раздел Аллу, поставил на доски в летнем душе. Открыл воду. Алла стояла голая, держась одной рукой за стенку душа, другой – за Лешку.

– Ну ничего, все пройдет. Сейчас. Держись крепче.

Лешка взял обмылок и намылил Алле голову. Потом намылил руки и помыл Аллу полностью – ноги, руки, живот. Алла стояла и вяло шевелила мозгами – она голая, Лешка ее моет, ужас. Еще Алла заметила, что у Лешки штаны спереди странно топорщатся.

Лешка отвел Аллу в палату, напоил лекарствами и уложил. Приносил еду, поил чаем. Через два дня Алла уже улыбалась.

– Ты меня напугала. Мне бы Екатерина Андреевна голову оторвала.

– Ой, а ты ей позвонил?

– Позвонил. Сказал, что ты на концерте органной музыки. Все живы, здоровы.

– Ты молодец.

Когда все оклемались, их снова повезли на работу. Они пололи бесчисленные грядки, в конце недели получали деньги, по воскресеньям ездили в город. Город они исходили пешком вдоль и поперек. Заходили в музеи, церкви, слушали уличных музыкантов.

– Леш, я на море хочу, – попросила как-то Алла.

– А что, давайте съездим, – обрадовался Лешка.

Они взяли купальники и поехали к морю. Только когда нашли место на пляже и разложили полотенца, Алла пожалела, что приехали. Ей было стыдно раздеться. Вокруг лежали красивые девушки с шоколадным загаром, ребята – все как один высокие, стройные, в узких плавках. Лешка скинул брюки, остался в семейных трусах и побежал к воде.

– Ты чего не раздеваешься? – удивилась Ирка. Она уже разделась.

Алла посмотрела на подругу и не удержалась. Рассмеялась.

– Ирка, ну посмотри на нас.

– Да ладно тебе. Наплевать. Все равно загар скоро смоется.

– Мне стыдно.

– Ой, хватит. Ты никого не знаешь, тебя никто не знает. Лучше посмотри, как тебе мой купальник?

– Красивый.

– Пошли купаться.

Они подошли к берегу. Алла потрогала воду ногой – ледяная. На горизонте она увидела фигуру Лешки. Тот упорно шел на глубину. Вода ему едва доставала до пояса.

Они хорошо провели день. Брызгались, дурачились, валили друг друга в воду. Даже подзагорели животами.

Вечером Алла услышала, что Ирка плачет.

– Ты чего, Ир?

– Ну почему у меня вечно все не так? То аллергия, теперь это!

– Что такое?

– Писаюсь все время. Бегала весь вечер. Две прокладки уже положила.

– Застудилась, что ли?

– Наверное. Вода была холодная. А у тебя нормально?

– Да вроде бы.

– Что делать?

– Надо воды нагреть. В бутылку перелить. И между ног положить. Чтобы ты согрелась.

– А ты точно знаешь?

– Не точно. Но мне так кажется. У меня мама так делала.

Алла поставила воду в кастрюле и пошла в палату мальчиков – будить Лешку.

– Что случилось? – испугался тот.

– Ирке плохо. Нужна бутылка. Пустая. С крышкой. Чтобы воду туда налить горячую. А у нас нет. Или грелку.

Лешка пошел к вожатым. Бутылок было много, но все без крышек. А грелка нашлась – старая, резиновая. Лежала в подсобке.

Алла налила в грелку воды, обернула полотенцем и засунула Ирке между ног.

Всю ночь они с Лешкой меняли воду в грелке. По очереди. К утру у Ирки отпустило.

На следующей неделе мальчиков оставили полоть грядки, а девочек отправили собирать цветную капусту.

Бригадир – эстонец – выдал каждой огромный нож-тесак и ведро. Показал, как отгибать листья и срезать. Ведро нужно было относить к грузовику. После прополки резать капусту казалось проще. И руки не так страдают. Где-то на середине грядки Алла вдруг почувствовала, что ее ноги стали тяжелыми. Посмотрела вниз – от пояса до кроссовок она была мокрая насквозь. На кроссовках налипла грязь. Широкие листья только сверху были сухими.

Рядом закричала Ирка:

– Смотрите, что я нашла. – Ирка держала над головой здоровенную редьку.

Бригадир посмеялся и разрешил забрать трофей. Еще он разрешил взять домой немного цветной капусты. Капусту уносили в футболках.

В палате девочки налили в таз для белья воды и решили капусту сварить. Хотя там, на грядке, они ее ели и сырую. Ничего, вкусно. Только мошки попадаются. Ирка проглотила несколько случайно. Долго отплевывалась. Никто не знал, в какую воду класть капусту – в холодную или кипящую. Решили положить в горячую. Капуста разварилась. Все сидели и жадно ели, посыпая солью. Соль из столовой Лешка догадался прихватить. Все ничего, только капуста отдавала хозяйственным мылом.

– Надо было нарезать и в кастрюле сварить, – сказала Ирка.

– Все равно бы на всех не хватило, – ответила Алла.

– Тогда надо другой таз – чистый – попросить.

– Кто тебе его даст?

Но чистый, относительно конечно, таз нашелся в кладовке. Теперь каждый вечер они варили капусту и устраивали поздний ужин. Только бригадир вдруг рассердился – разрешал брать не больше пяти кочанов. Но девочки засовывали капусту в штаны, пока он не видел, и уносили кто сколько мог. Не будет же он их раздевать.

Это случилось недели через две после начала сбора капусты. Могло бы случиться и раньше. Алла неудачно резанула острым ножом по кочану и распорола себе руку. Глубоко, до кости. Она не закричала, а тихо позвала:

– Ир, Ира, иди сюда.

– Что у тебя там? – откликнулась Ирка.

– Я порезалась.

Ирка подошла, поставила ведро на землю и заорала, увидев Аллину руку. Точнее, заорала не от вида руки, а от другого зрелища – вся капуста вокруг Аллы была залита кровью. Кровь стекала по большим листьям, капала на землю. Ирка не растерялась. Стянула футболку, вывернула наизнанку – где почище – и стала перематывать Аллину руку. Перематывала, не переставая орать как резаная. Прибежал бригадир, выругался русским матом. Аллу отвезли на автобусе в больницу, наложили швы. Бригадир стоял в коридоре – зеленый от страха.

Аллу отправили домой. Работать она не могла. Лешка послал Екатерине Андреевне телеграмму – с номером поезда и вагона. Ирка плакала и тоже хотела домой.

– Может, мне тоже руку себе отхреначить? Так все надоело.

– Ты с ума сошла? Вернешься через две недели. Осталось-то всего ничего, – уговаривала ее Алла. – Я тебе все оставляю. И штаны, и перчатки, и крем.

Алла ехала одна в поезде. Ей, как ни странно, не хотелось уезжать. Там оставались Лешка с Иркой. Наверняка в конце смены ребята прощальный ужин устроят.

Екатерина Андреевна встречала Аллу на вокзале. Она увидела дочь с перебинтованной рукой и схватилась за сердце.

Две недели Алла лежала дома. Выходила только в поликлинику – на перевязки. Оказалось, что там – в деревенской больнице – рану плохо промыли и швы загноились. Рука болела. Но Алла не обращала на боль внимания. Она ждала, когда вернутся из лагеря Лешка с Иркой.