Генезис и структура квалитативизма Аристотеля - Виктор Павлович Визгин

в воду (конденсация), согласно Платону, можно обсуждать на уровне метафизики, математики и просто как непосредственное физическое превращение одной стихии в другую. Метафизическое объяснение состояло бы в констатации отпечатывания формы воды на первоматерии; математическое объяснение трактовало бы этот процесс как перегруппировку треугольников с образованием нового правильного многогранника, характерного для воды; а физический подход просто бы констатировал факт превращения воздуха в воду как проявление общего цикла взаимопревращаемости стихий.

Аристотель несколько упрощает этот плюрализм подходов, стремясь, устранив математический подход, сблизить метафизический и физический подходы, разработать особый механизм их сочленения, отсутствующий у Платона. Благодаря этому высокое напряжение между полюсами мира идей и мира физических явлений, существующее у Платона, снимается в какой-то мере аристотелевским подходом. До конца снять этот дуализм Аристотелю все же не удается: мы его констатируем, рассматривая, в частности, его космологическую теорию элементов («О небе») и физическую или «химическую» теорию элементов и гомеомерий («О возникновении и уничтожении»). Этот дуализм поражает и саму космологию («надлунный» и «подлунный» миры).

Сложность представлений Платона о генезисе, их поисковый характер проявляется в том, что хотя их содержание в первую очередь математическое, однако язык описания процессов остается физическим, становясь тем самым, – имея в виду это содержание, – метафорическим. Преодоление одних видов треугольников другими, их борьба, взаимопроникание, рассекание и т. п. (Тимей, 56d–57с и др.) – все эти обороты речи могут быть только метафорами по отношению к математическим фигурам. Конечно, это обусловлено тем, что Платон не может принять в качестве первоначал космоса физические элементы: точка зрения досократовских «физиков» подвергнута им радикальной критике. Например, у него в «Федоне» Сократ прямо говорит: «Этот способ исследования мне решительно не нравится» (Фе-дон, 97b). Он имеет в виду прежнюю натурфилософию, исходящую при объяснении физического мира из физических же начал. Однако такое словоупотребление неизбежно возникает, так как математические объекты должны как-то вписаться в объясняемый ими мир. Несовершенство этой стыковки ясно и самому Платону: недаром все познание природы оказывается для него не более чем «правдоподобным мифом» (Тимей, 29d).

О сложности платоновских конструкций говорит и то представление о генезисе, которое мы будем обсуждать в связи с вопросом о месте качественного изменения в классификации видов движения у Платона. Как справедливо замечает Сольмсен, упоминаемое в X книге «Законов» «первоначало» и его «переходы» «являются слишком фундаментальными, чтобы их природа объяснялась в рамках агрегационного подхода» [124, с. 57]. Это представление о ступенчатом генезисе вещей через «приращение» «первоначала» является представлением скорее метафизического, чем физического плана.

По отношению к Платону Аристотель физикализирует, или натурализирует, генезис, стремится рассматривать его как основной природный процесс, избегая при этом введения математических представлений. На этом пути его ждал ряд трудностей. Действительно, одна из них состояла в том, что абсолютный генезис, мыслимый как возникновение сущностей, плохо совместим со схемой противоположностей. В самом деле, сущности не подчиняются схеме противоположностей: одна сущность не может рассматриваться как противоположность другой. Только введение категории потенциального бытия спасает дело, восстанавливая возможность применения этой схемы (конкретное «бытие» и конкретное «небытие» как возможность определенного другого).

Основное определение выдвигаемой Аристотелем концепции генезиса состоит в том, что он является органическим процессом. Это означает, что он захватывает всю вещь, целиком. Генезис не есть ни сложение частей возникающей вещи, ни перераспределение элементарных математических форм, как у Платона. Генезис – это возникновение новой вещной целостности с новыми качествами, ранее отсутствовавшими. Как в сочинении «О небе», так и в трактате «О возникновении и уничтожении» Аристотель критикует математический подход к проблеме; генезиса прежде всего за его неспособность объяснить возникновение качеств (GC, I, 2, 316а 4). В свете органического подхода переопределяются понятия всех видов движения: роста, убыли, качественного изменения, которое здесь получает полные права гражданства. Подчеркнем, что задачей Аристотеля, как он ее определяет в начале первой книги GC, является изучение генезиса, а точнее, возникновения и уничтожения, совершающихся естественным образом, без всякого вмешательства извне со стороны человека. Аристотель анализирует генезис всех природных вещей вообще, а не только организмов. Поэтому органичность его концепции генезиса не означает прямого «биологизма» или биоморфизма, хотя, конечно, связь между органическим и биоморфным имеется.

Под генезисом понимается прежде всего генезис элементов. Эту мысль Аристотель высказывает неоднократно. В третьей книге «О небе» он говорит, что «рассматривать элементы – значит исследовать возникновение и уничтожение, так как если возникновение не вымысел, то оно происходит в этих элементах и в их соединениях» (III, 1, 298b 9–12). Приступая к рассмотрению контакта как условия генезиса, Аристотель сразу же замечает: «Нужно прежде всего рассмотреть материю и то, что называют элементами» (GC, I, 6, 322b 1–2). Генезис элементов оказывается ключом к генезису подобочастных тел (гомеомерий) и всех тел более высокого строения. Поэтому вполне понятно, что теория генезиса должна прежде всего быть теорией возникновения и превращения элементов. Следующий этап этой теории состоит в объяснении возникновения гомеомерий. Возникновение гомеомерий объясняется теорией миксиса (смешения), являющейся, таким образом, частью общей теории генезиса.

Рассмотрим теперь несколько подробнее то, что мы назвали органической теорией генезиса Аристотеля, которую он выдвинул в трактате «О возникновении и уничтожении» вместо подвергнутых им критике «механистических» концепций[30] досократиков и математической теории Платона. Прежде всего теория генезиса строится Аристотелем в определенных понятийных рамках, образованных его системой категорий. Теория категорий применяется здесь для классификации видов движения, для анализа их соотношения с генезисом, для разработки понятия абсолютного, или простого, генезиса (GC, I, 3, 317b 5–11) и в других случаях.

Важную роль в построении теории генезиса играют также такие универсальные оперативные понятия аристотелевской философии, как понятия материи и формы, дейтвительности и возможности. В наиболее затруднительных случаях Аристотель прибегает к понятию возможного бытия, к понятию возможности вообще. Так, немалую трудность представляет проблема абсолютного генезиса, т. е. генезиса самих сущностей. Трудность эта обусловлена тем, что в сфере сущностей, как уже было замечено, нет противоположностей. Убыль, рост, качественное изменение легко и естественно укладываются в схему противоположностей, так как носитель этих изменений задан в противоположных определениях (большое – малое, белое – черное, здоровое – больное и т. д.). Введение понятия возможного бытия интегрирует генезис в общую схему его понимания – схему противоположностей. Аристотель говорит: «Возникновение происходит из не-сущего вообще (έκ μή ὄντος ἁπλῶς), но, с другой стороны, оно всегда происходит из бытия. Действительно, это есть бытие в возможности, являющееся в действительности небытием, оно необходимым образом предшествует и его называют сразу и бытием и небытием» (GC, I, 3, 317b 15–17). Понятие материи (вместе с формой) служит Аристотелю для проведения различия между генезисом и качественным изменением: при наличии только одной