Оzеро - Евгений Васильевич Петров

семьдесят четыре. Кто ты для меня?

– Сынок, как вы сказали, – улыбнулся Егор.

–Тогда кто же ты: взрослый дядька, или – сынок? – наконец улыбнулся и дед. – Вот и ищи её тут, правду… У каждого и для каждого правда – своя.

– Да…, пожалуй, что и так: у каждого своя… Но ведь – правда же?

– Это, всего-навсего – своё понимание жизни и вещей. Свой взгляд.

– Интересно, – заинтересовался разговором Егор, – а разве человек не может быть одновременно и тем, и тем?

– Может, – как-то растерянно ответил дед. – Наверно, поэтому мы и можем оправдать всё, что угодно: преступление, измену, воровство…

Слово «измена» неприятно отозвалось в душе Егора, и он почувствовал, что настроение его снова упало, сникло.

– Вы, наверно, каждую весну приходите сюда, ледоход смотреть? – спросил он, меняя тему разговора. Он встал с лавки, отряхнулся.

– Слушать, – сказал дед.

– Не понял…

– Слушать ледоход, – пояснил дед. – Люблю именно ночами приходить сюда. Хорошо тут думается… Постоишь, молодость повспоминаешь, жизнь свою…

Егор хотел было спросить, как его одного жена отпускает – не боится, – но осёкся – дед старый, может и жены уже нет.

– Ну, хорошо, не буду вам мешать, – сказал он задумчиво, – надо ехать… домой.

– Сынок, да ты не переживай, – будто прочитав чувства Егора, сказал дед. – Все печали когда-нибудь уходят, как этот лёд на реке, – махнул он головой в темноту, откуда слышался звук, будто лёд перемалывают через мясорубку. – Сегодня продыха нет, а завтра, глядишь, а река уже чистая, так – шуга кое-где.

Егор удивился, по-дружески протянул деду руку:

– Спасибо, отец. Всего вам доброго. Приходите сюда ещё много лет.

– Будь здоров, сынок, – сказал дед и пожал ему руку крепкой ещё, жилистой ладонью.

Домой Егор вернулся по темноте. Навёл порядок в кухне, грязную посуду замочил в большом пластмассовом тазу, протёр стол, достал телефон и, поднявшись в спальню, лёг, стал снова и снова перечитывать старые сообщения, полученные от Любы. То, что сегодня произошло, на него не давило: у него было такое ощущение, что это было не с ним. Да и было ли вообще? Ведь он ни на минуту в мыслях не расставался с той женщиной, к которой его действительно тянуло. Тянуло, не смотря на то, что он всего лишь раз прикоснулся губами к её руке.

Около двенадцати часов дня, когда Егор, не зная, как ещё скоротать время, перемыл весь дом, вымыл машину и несколько раз перечитал сообщения, телефон радостно запикал.

«Егор, я вернулась! Соскучилась ужасно! Спасалась чтением твоих смс!!! Поцелуй меня!» – прочитал он и сердце радостно забилось, отзываясь фейерверком чувств на каждое её слово. Он тут же ответил: «Господи! Я пережил это! Люба, милая, родная, как я ждал тебя! – выплёскивал он свои эмоции. – Это и мука смертельная, и счастье, какое не каждому даровано – встретить такую женщину! Люба, нет сил больше томиться ожиданием! Давай встретимся!» Люба несколько охладила его пыл, согласившись на встречу только в следующий выходной: другого времени в её жизненном графике для него пока не было.

Глава 8

Всю неделю Субботин жил в предвкушении предстоящей встречи. Они по-прежнему переписывались, разговаривали часами по телефону, но это были разговоры о будничной суете, о работе, о прочих мелочах Что-то важное, что хотелось сказать, в первую очередь, ему, – откладывалось, замалчивалось, – ждало своего времени. К середине недели Люба, наконец, сориентировалась в своём рабочем расписании и пригласила Егора приехать в субботу вечером, и вместе отпраздновать Пасху, выпадавшую на воскресенье.

Субботин просто сиял от нахлынувшего счастья. Он был готов в любую минуту, хоть сейчас сорваться и поехать к Кашириной. Но и тревога не покидала его ни на минуту: как-то они встретятся, будет ли эта встреча счастливой и естественной в их отношениях, или окажется лишь плодом их воображения; перерастёт ли она в следующее ожидание встречи, или поставит точку их мечтам и желаниям.

Не в силах изжить эту тревогу и страх, Субботин съездил в храм, недавно построенный в пригороде, – поставил свечу иконе божьей матери и неумело помолился, чтобы всё, о чём они с Любой мечтали, сбылось, и их отношения были бы вызваны не фантазией одиночек, но той, главной сутью человека, что называется – душа. Стало легче, спокойнее. Егор, выйдя из храма, ощутил уверенность и готовность к принятию любого исхода событий: будет ли продолжение, или будет точка.

«Делай, что должно, и будь, что будет, – думал он. – Могут обманывать люди, это – за здорово живёшь, но сердце, душа – разве они могут обмануть? Когда-нибудь страдал ли я, расставаясь с женщинами, тем более – с малознакомыми? А теперь, с Любой, если что?.. – спрашивал он себя, пытаясь с разных сторон оценить то, что с ними происходило. – Или мне одному плохо живётся? Дом есть, и совсем неплохой, – кстати, надо угля да дров с отпускных прикупить, чтобы до осени не откладывать. Работа интересная, машина… Не «белый Мерседес», как она хотела, но почти новая. Женщины… Мало ли одиноких женщин вокруг? Да хоть и у нас на работе… – Егор размышлял, пытаясь оценить себя объективно, без ссылки на мечты последнего месяца, но, тем не менее, не мог не понимать – это бесполезно: так или иначе, он будет искать аргументы в пользу необходимости их отношений с Любой. – Татьяна, конечно, совсем не то. Так разве мало других в городе?.. Уж что-что, а время провести – возможности у меня всегда есть… Почему бы проще не смотреть на мир? Вот и Григорий говорит – «Какая душа, хозяйку надо в дом?!» А надо ли? За семь-то лет одиночества я уж так окостенел, что не представляю – как смогу снова наступить на эти грабли… Да и Люба, захочет ли она изменить свою жизнь? Ей, пожалуй, ещё труднее это сделать… Хотя, о ней пока и говорить рано».

Он выехал на окраину города, снова свернул в сторону реки, протекавшей в нескольких километрах от его дома. На просёлочных дорогах ещё вовсю хозяйничала распутица, и проехать было практически невозможно. Егор свернул с главной дороги на перекрёстке, заглушил машину, вышел. До реки, метров двести, он прошёл пешком, порядком запачкав туфли. Он вышел на высокий обрывистый берег, остановился. Река была совершенно чистой: ни льдинки, ни шуги уже не было, только местами, по мутной ещё воде, проплывали брёвна, смытые деревья, бутылки и пакеты.

Егор пожалел, что в машине нет сигарет, присел на бревно у прошлогоднего кострища, снова задумался. Внезапно он услышал кукушку. Егор машинально мысленно спросил: «Кукушка-кукушка, сколько лет мне ходить