Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Pardonner-moi, mademoiselle, mais avez-vous une allumette?xxviii
Я увидела высокого темноволосого человека, стоявшего передо мной с сигаретой в руке. На нем был темно-синий двубортный костюм в полоску. Он говорил по-французски с сильным акцентом. Его почти черные глаза смотрели на мои зеленые (ставшие такими благодаря контактным линзам). На его губах блуждала знакомая чувственная улыбка, намерения незнакомца были прозрачными, как вода в Пилгрим-Лейке. Я почувствовала, как кровь хлынула к моей голове, ноги превратились в ледышки, сердце вывернулось наизнанку. Я не могла произнести ни единого слова. Я смотрела на моего брата Харри.
- Une alumette?
- Да, спички, - произнес он по-английски, указав на мою дымящуюся сигарету "житан" и свой "честерфилд". - Если вас это не затруднит.
Я поискала дрожащими руками в сумочке от "Эрмеса" коробок спичек с отпечатанной надписью "Дом Терезы". Протянула его Харри и жестом предложила ему сесть. Возле меня стоял свободный стул.
- Merci beaucoup.xxix Вы видите официанта?
Я помахала рукой Жаку, и он подбежал ко мне, оценивая Харри многозначительным, истинно французским взглядом. Конечно, он думал о моих марьяжных перспективах. Если бы он знал, что смотрит на моего любимого брата, он бы умер от шока. Мне самой казалось, что я умираю от потрясения. Я не могла это пережить - спустя четырнадцать лет Харри материализовался в Париже, возле моего стола, попросил спички у меня, его сестры, которую когда-то обожал, лишил девственности, а сейчас совершенно не узнавал. Это неузнавание подействовало на меня странным образом. Оно оскорбляло меня и бросало мне вызов. Как он смеет не видеть меня за зелеными контактными линзами, покрашенными и завитыми волосами, не понимать, что я - Алексис? Это было потрясающе, восхитительно!
- Что будет пить месье? - спросил Жак.
- Виски со льдом, пожалуйста.
Жак одобрительно кивнул за спиной Харри.
- Вы здесь впервые? - спросила я моего брата.
- Вы говорите по-английски! - произнес этот глупец.
Я не знала, плакать мне или смеяться.
- Да, я - американка.
- Не может быть. В вашей речи нет ничего американского.
Правда? Как странно.
- Какой же, по-вашему, у меня акцент?
- Точно не скажу. Какой-то иностранный. Словно вы изучали английский как второй язык.
Я совсем запуталась в моих личностях, перестала понимать, кто я такая на самом деле. Это действовало угнетающе.
- Очень интересно, - сказала я.
- Возможно, это игра моего воображения. Увидев вас сидящей здесь в одиночестве, я почему-то решил, что вы - француженка. Возможно, дело в вашей одежде, не знаю. - Он заколебался, изучая меня. - Но вы - не француженка.
- Верно. Вы разочарованы?
- Нет, конечно.
Его энергичное возражение убедило меня в том, что он действительно огорчился. В конце концов, что за удовольствие познакомиться с американкой во время первого приезда в Париж? Он мог остаться дома. Его жена была англичанкой. Леди Сара Констанс Эймс-Маринго. Журнал "Мари-Клер" утверждал, что в кинематографе её знали просто как Сару Эймс, однако в личной жизни она предпочла воспользоваться титулом и оттенить его фамилией мужа. Однажды Иэн сказал мне, что такой привилегией обладают титулованные англичане. Хотела бы я знать, влюблен ли Харри в свою жену. Если нет, все равно он занимался с ней любовью, как я - с Иэном.
Когда я год назад прочитала о женитьбе Харри, мое желание выйти за Иэна значительно усилилось. Меня охватили ревность и растерянность. Я знала, что смогу конкурировать с леди Сарой, лишь обзаведясь собственным супругом, хоть это и звучало весьма странно.
Конкурировать? Я впервые откровенно призналась себе в том, что по-прежнему борюсь за нераздельную любовь Харри. Наверно, меня подтолкнуло к этому внезапное и неожиданное столкновение с ним. Встреча с ним оказалась как мощнейшим ударом по моей самодостаточности. Сейчас это ощущение рассыпалось на мелкие осколки. Я поняла, что больше всего на свете хочу позаниматься этим вечером любовью с Харри.
- Вы отдыхаете? - спросил он.
- Нет, я живу здесь. Париж сейчас - мой дом.
- О, вы добровольно отправились в изгнание. Из какого вы штата?
- Последним добровольным изгнанником был Хэмингуэй.
Жак поставил перед Харри бокал с виски, и Харри заплатил за оба наших напитка.
- Выпьете еще? - спросил он меня.
- Mille grazie, signore - molto gentile - ma no.xxx
- Испанский?
- Итальянский.
Французский, немецкий и итальянский (не испанский). Этим трем языкам меня учили в великолепной школе, в которую меня отправила наша славная мамочка. После смерти её мотивы оказались такими же загадочными, как и при жизни. Почему, черт возьми, спрашивала я себя? Почему она решила отправить меня в дорогой эксклюзивный швейцарский интернат? Ведь она так меня ненавидела. Возможно, в этом и заключалась причина. Она, должно быть, понимала, какой одинокой и несчастной я там буду. Она оказалась права. Своим завещанием она вынудила Харри остаться в скучном, бесперспективном Пилгрим-Лейке и присматривать там за магазином. Несомненно, ей удалось разлучить нас. Во всяком случае, на четырнадцать лет. Когда я видела брата в последний раз, мы оба плакали. Прежде я никогда не видела Харри плачущим. Вернувшись вместе с нами с похорон, наша бабушка Джулиана сказала:
"Бедные, бедные дети. Сироты. Что с вами будет? Вы хотите жить со мной? Мой дом слишком тесен. Возможно, мне следует перебраться к вам. Вы слишком молоды, чтобы жить самостоятельно. Я бы хотела знать желание вашей дорогой умершей мамы."
Мы быстро выяснили его. На следующий день к нам пришел адвокат матери (мы трахались всю ночь). Он сообщил нам плохие новости. Даже Джулиану удивил связанный со Швейцарией замысел матери.
"Какое странное завещание. Однако я уверена, что у Луизы были свои причины так поступить."
Моя мать настаивала на том, чтобы Джулиана продала или сдала в аренду свой дом и переехала в наш, чтобы заботиться о Харри. Именно это она сделала, как только проклятый поезд увез меня из Пилгрим-Лейка, с которым были связаны мои неизгладимые воспоминания, подальше от моих друзей, от Харри. В двенадцать лет я осталась без родителей, без девственной плевы, без дома. Многие ли мои сверстницы могли сказать о себе такое? Я помахала рукой на вокзале. Мы с Харри не произнесли ни слова. Заговорила только Джулиана:
"Береги себя, Алексис. Очень скоро мы снова будем вместе."
Памятные прощальные слова. Позже я получила от неё очень грустное письмо, в котором она пыталась как можно деликатнее объяснить мне, что согласно необычному завещанию матери я могла вернуться в Пилгрим-Лейк только по достижении восемнадцатилетнего возраста и окончании школы.
Я ни разу не написала Харри - Господь ведает, не потому, что уважала желания матери. Я боялась невыносимой боли. Я не могла смириться с тем, что буду только переписываться с Харри, лицемерно отрицая все, что мы значили друг для друга. Это было бы отвратительной ложью. Иногда мне казалось, что я могу сохранить психическое здоровье, лишь пытаясь как можно лучше приспособиться к новому и враждебному окружению. Герр Нувилер помогал мне в этом. Сначала он учил меня кататься на лыжах, а потом - трахаться. Я не умела становиться на колени у кровати, как послушная маленькая Лолита. Но герр Нувилер не мог заменить Харри. Никто не мог сделать это.
У МЕНЯ ЕСТЬ ДЛЯ ТЕБЯ НОВОСТЬ, ДОРОГАЯ МАМОЧКА, ГДЕ БЫ ТЫ НИ НАХОДИЛАСЬ СЕЙЧАС. МЫ ЗАЙМЕМСЯ ЭТИМ СНОВА. ЧТО ТЫ НА ЭТО СКАЖЕШЬ, ЖАЛКАЯ СТЕРВА?
14
- Между прочим, - сказал Харри, - как вас зовут?
- Шоффе, - ответила она.
Шоу-фэ. Услышав это имя, Харри едва не уронил бокал с виски. Возможно ли это? Неужели...? Может быть, это распространенное французское имя. Но она не была француженкой. Как и женщина, с которой разговаривал Иэн Николсон.
Я разговариваю с посетителем, твоим соотечественником.
Именно эти слова произнес Николсон. Харри запомнил их. Николсон отменил свидание с этой женщиной. Неужели это она? Совпадение казалось невероятным, Харри не верил в подобные случайности. Ему хотелось спросить: "Вы знакомы с Иэном Николсоном?" Но он справился с этим желанием и произнес:
- Интересное имя. Как оно пишется?
- Ш-о-ф-ф-е. Ударение на "е". Оно означает - "раскаленная".
- Это правда?
Она улыбнулась, и он подумал об Алексис. Их улыбки были похожими, они обе обладали тонкими верхними губами и более полными нижними. Где сейчас Алексис? В эту самую минуту?
- Почему у вас французское имя, если вы - американка?
- Это идея родилась у моей работодательницы. Chaffe a rouge.xxxi Она считает, что я - раскаленная докрасна.
Подруга Николсона работала у какой-то женщины, настоящего чудовища. Совпадения нагромождались одно на другое.
- Значит, это нечто вроде псевдонима, - сказал Харри.
- Да. Можно так сказать.
- Как вас зовут на самом деле?
Она снова улыбнулась.
- Я скажу вам это позже.
Он увидел под золотистой собольей шубкой маленькую грудь - полную противоположность сариного бюста с угрожающими сосками. Харри предпочитал женщин с небольшими грудями, он часто спрашивал себя, какие изменения претерпела Алексис в этой области. В двенадцать лет она была совершенно безгрудой, верхняя часть её тела могла принадлежать мальчику. Иногда Харри задумывался о том, что говорили о нем подобные предпочтения. Он поиграл с мыслью о том, что он - латентный гомосексуалист, потом отверг эту пугающую гипотезу. Нет, он женился на Саре не из-за её грудей, не для того, чтобы доказать себе, что он - настоящий, стопроцентный, гетеросексуальный американец. Он женился на ней, потому что ему нравились её акцент, титул, английское происхождение, деньги. Сейчас на него произвела впечатление явно дорогая шубка Шоффе. Это подарок Николсона?
- Улисс - Джеймс Джойс - Проза
- Дублинцы. Улисс (сборник) - Джеймс Джойс - Проза
- Улисс (часть 3) - Джеймс Джойс - Проза
- Повзрослели - Джойс Кэри - Проза
- Психолог - Джойс Кэри - Проза
- Герой нашего времени - Джойс Кэри - Проза
- Загадочная история - Джойс Кэри - Проза
- Замок на песке. Колокол - Айрис Мердок - Проза / Русская классическая проза
- Земля - Перл С. Бак - Проза
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза