Свет души твоей - Анна Лерн - Нюша Порохня

мне делать, матушка? Мне страшно!

Женщина принялась гладить ее по голове, шепча ласковые слова:

- Тише, тише, моя рыбка… не рви сердечко… мы все решим… Я с тобой.

- Да как решим, если я позор нашей семьи? – всхлипнула девушка и ее плечи затряслись от рыданий. – Я должна судьбу свою, не ропща принимать, а не бежать от нее! Нет мне прощения!

- Да что ты… что ты! – воскликнула женщина, беря ее заплаканное лицо в руки. – Кому ж оно охота на смерть идти? И что ж я за мать, если свое единственное дитя в руки Тьмы отдам?!

- Другие ведь шли… Гордо шли! – не успокаивалась девушка. – Батюшка говорит, что нам милость Божья выпала Светочу служить!

- Пусть бы батюшка девять месяцев под сердцем дитя выносил, а потом Тьме отдал! – зло произнесла матушка. – Люба, Любушка… счастье мое… Не отдам! Не дождутся! Делай, как Воронча говорит! Меняй судьбу!

Дверь скрипнула и на крыльце появилась старуха. Она угрюмо посмотрела на плачущих женщин и сказала:

- Завтра приходи. К ночи ближе.

- А сегодня? – умоляющим голосом попросила матушка. – Сжалься!

- Сказала завтра, значит завтра, - отрезала Воронча и опять скрылась за дверями.

- Пойдемте домой, матушка. – Люба взяла женщину под руку. – Пусть завтра. Я подожду.

Она тяжело вздохнула, но пошла с дочерью, что-то тихо шепча ей.

Мать и дочь прошли по пустынной улице до самой церкви и остановились у большого дома с зеленым забором, глядя на свет в дальнем окне.

- Матушка! Отец приехал! – из калитки выскочил пацаненок лет шести и подбежал к ним. – А где вы были?

- Где были, там нас уже нет, - матушка взъерошила его светлые волосы. – Давно батюшка приехал?

- Уже как час дома! – с готовностью ответил мальчонка. – Вас искал!

Женщина многозначительно посмотрела на дочь и направилась к калитке.

- Пойдем Любаша, с отцом поздороваемся.

Отец Николай сидел в своем кабинете, с тоской глядя на фотографию дочери. На ней она была еще совсем маленькой, с бантиками на тоненьких косичках и со сбитыми коленками. Как быстро пролетело время…

В дверь постучали, и он с трудом оторвал взгляд от снимка.

- Входите.

- С приездом, батюшка, - в комнату вошла матушка с дочерью. – А мы к реке ходили. Там такой воздух хороший.

- Послезавтра в новый дом отправляешься, - отец Николай взглянул на дочь исподлобья. – Все вместе поедем. Я венчать вас с отцом Сергием буду.

Любаша побледнела, а попадья схватилась за сердце.

- Я думала, еще время есть! Батюшка, хоть месяц подожди!

- Послезавтра едем. Обсуждать здесь нечего, - отрезал отец Николай. – Собери, матушка дочь.

- Хорошо. Соберу, - женщина стрельнула глазами на дочь. – На стол накрывать? Ужинать пора.

- Накрывай. Поужинаем и спать, - кивнул батюшка и перекрестился. – Храни вас Господь, мои хорошие.

Весь следующий день Любаша провела как на иголках. Ей было страшно связываться с колдовством, но оставлять все как есть было еще страшнее.

Матушка тоже ходила молчаливая, предчувствуя скорое расставание с дочерью. Она выбрала минутку и шепнула Любаше:

- Не сомневайся! И не бойся! Пойдем ночью к Воронче, и пусть свое дело делает!

- Хорошо, - закивала девушка. – Но может…

- Никаких «может»! – шикнула на нее попадья. – Все, иди, занимайся своими делами.

Когда в доме все затихло, и отец Николай захрапел в кровати над Священным Писанием, мать и дочь выскользнули из дома. Прижимаясь к заборам, они добрались к дому ведьмы и остановились возле кривой калитки. Над ними заухал филин, заставляя женщин испуганно сжаться.

- Чего топчетесь под забором? – раздался недовольный голос Ворончи. – Заходите, раз пришли.

Попадья с дочерью вошли в заросший двор и сразу увидели темный силуэт старухи. Она стояла у крыльца, и казалось, видела даже в темноте.

- Ну что, решилась, значит? – Воронча стала медленно подниматься по ступенькам. – Смелая девочка…

Любаша шла за ней, обливаясь холодным потом от страха, а сзади ее подталкивала матушка.

Ведьма зажгла свечи, которые сразу же превратили все вокруг в нечто мистическое и призрачное, уселась за стол и указала Любаше на стул, стоящий напротив.

- Садись. Сейчас все сделаем, - она подвинула к ней темную пыльную бутылку, в которой что-то плескалось на самом дне. – Пей.

- Что это? – девушка выдернула пробку, понюхала содержимое бутылки и скривилась. – Дурно пахнет.

- А как ты хотела? Чтобы получить желаемое нужно немного помучиться, - хмыкнула Воронча. – Пей или уходи.

Любаша закрыла глаза, быстро выпила содержимое и шумно выдохнула, покраснев до кончиков волос.

Ведьма встала, подошла к ней и что-то зашептала, схватив девушку за голову. У Любаши все закрутилось перед глазами, потом ее ослепила яркая вспышка и она потеряла сознание.

Очнулась девушка на руках своей матери. Она сидела на кровати, поглаживая дочь по плечам, а у той внутри все горело адским огнем. По щекам катились слезы, голова раскалывалась от боли, но самым страшным было то, что Любаша понимала – она сделала огромную ошибку.

- Мама… мама… нельзя было… нельзя!

А на улице небо полностью заволокло плотными тучами, проглотив яркие звёзды. Ночную темноту пронзила яркая молния, и раздался глухой раскат грома. Приближалась гроза. Природа будто реагировала на колдовство, случившееся в доме ведьмы. Из окна донесся шум дождя, и в комнате стало светло как днем от голубовато-фиолетовых вспышек.

- Сработало… - прошептала Воронча, потирая сморщенные руки. – Получилось…

Я сидела возле окна и грустила. С самого утра начался дождь и до сих пор заливал деревню серыми безразличными струями. Бабка что-то делала во дворе, расхаживая в брезентовом плаще с таким огромным капюшоном, что в нем не видно было ее лица. Интересно, чем можно заниматься в такую погоду?

Домовой не показывался со вчерашнего дня и даже на чердаке не слышались его быстрые шажки. Неужели так сильно обиделся?

В этот момент на дороге показалась странная процессия. Это был пожилой мужчина по виду настоящий поп с окладистой бородой, полная женщина в платке и длинной юбке, а с ними молодая девушка. Она брела позади них, держа зонтик так, что весь дождь попадал прямо на лицо и ее светлый берет тяжелой лепешкой, свисал набок. Странная какая-то…

Хлопнула дверь и в кухню вошла бабка, неся за