Моленсоух. История одной индивидуации - Макс Аврелий

Мы немножко похихикали, проходя мимо этой наглядной агитации, однако мы знали, зачем сюда пришли и знали, куда надо идти дальше. Надо было найти туалет с разбитым унитазом в самом конце коридора. Из щелей в крыше и стенах доходили лучи закатного солнца, благодаря которым мы благополучно добрались до уединенного и относительно безопасного, хотя и сильно пахнущего места. Войдя в кабинку, видимо, когда-то здесь был туалет для персонала, где было всё же почти темно, мы начали устраиваться так, чтобы всем было удобно. Я, например, встал спиной к двери, само собой разумея, что я должен прикрывать девочку. Саша придвинулась ко мне и хоть под её майкой, почти ничего не было, все-же это было приятно, к тому же Саша была, как я уже давал понять, из крупных и ранних девочек и что-то там можно было отличить от рёбер. Дальше, наша беседа выстраивалась таким образом.

– Ну что, поднять майку?

– Ага. Ух ты…

– Нравится?

– Ага. А можно там… потрогать?

– Можно.

– А мне тебя, можно?

– Ага.

– Он у тебя твердый.

– Это он сейчас стал таким.

– А-а-а, встал, значит?

– Ага. А можно я с тебя трусики сниму?

– Щас, я сама, ты тоже снимай.

– Я снял.

– Знаешь, что дальше делать?

– Ага.

– Давай!

ЕМ: 23. Hot Butter «Wheels».

Я воткнул свой стручок, девочке в пухленький треугольник и стал делать знакомые движения. Но мой дружок всё время гнулся, упираясь в маленькие половые губы, которые, как я догадался, имея подобный опыт с Кирой, с обратной стороны полнее.

– Саша, а ты можешь перевернуться, тогда легче будет проскальзывать.

Саша повернулась ко мне спиной и подняла юбку. Я вставил своего дружка в щель между половыми губами и ляжками Саши и вот, мне открылось сладостное волшебство нового сексуального опыта. Дыхание Саши, слегка сдавленное и прерывистое, с шумным перехватыванием воздуха, говорило мне о том, что всё идет хорошо. Но Саша удивила меня.

– А я знаю, что надо говорить, немножко задыхаясь, но уверенно сказала она.

– Что?

– Ложись на поле боя, держись за буфера и суй свою морковку в пещеру Арарат.

– Ложись на поле боя… начал я. Но Саша меня перебила, сказав, что это девочка должна говорить.

– А мне, что говорить?

– Я думала, ты знаешь… – Голос Саши прозвучал разочарованно, я испугался, что сейчас счастие оборвётся и начал говорить всё подряд, всё, что мне приходило в голову.

– Восьмикрылый семихуй, я сую в тебя свой уй…

– Ага… засмеялась Саша. О, какой это был роскошный, чистый и вместе с тем полный чувства и осмысленности смех… Я отчетливо слышу его до сих пор, всегда, когда мне это нужно. И сколько бы я заплатил что бы услышать его ещё один только раз живьем. Думаю, отдал бы пару рёбер, какие-нибудь уши, селезенку и что-нибудь ещё, что не играет первостепенной роли для обеспечения жизни.

Я стал молоть всякую чепуху, всё подряд, всё, что попадалось на язык, абсолютно не задумываясь над словами, лишь бы ещё раз услышать этот смех, пока я могу всовывать свой стручок между влажных ляжек и мокрых упругих губ Саши.

– Я сую в тебя морковку, и малиновый стручок… Я летучий Скакопрыг и в ромашку я тык-тык.

Саша смеялась, и смех её прерывался трепещущим дыханием. Я продолжал, чувствуя, что от счастья схожу с ума… и тогда впервые обнаруживая свой поэтический дар по необходимости…

– Семикрылый менстро… сперм, я сую в тебя совсем.

Но это поначалу у меня получалась ещё какая то рифма, а затем, когда ритм и сила моих движений увеличились, я уже сам не понимал того, что слетает у меня с языка: «… буфера, стручок, морковка, и ромашка, и головка, и малинку в твой подсолнух, на малинку моленсоух…». Как только я произнёс последнее слово, я ощутил невероятное наслаждение, что-то похожее на то, что как выяснилось позже называется оргазм. Не знаю, что чувствовала Саша, которую просто трясло. И вдруг наше, и мое лично блаженство, прерывает какой-то чудовищный грохот. Сначала, я услышал знакомое жужжание, а потом где-то, совсем рядом, словно разбилась бутылка. И тогда я услышал голос Олега:

– Э-э… Макс, ты здесь?

Первую секунду мы с Сашей просто окаменели, но Саша не так-то уж боялась Олега, она боялась, как, впрочем, и я, что всё, что только что происходило, станет известно в поселке. Но этот страх Саши и мой собственный, были, конечно, разного свойства. В следующую секунду Саша с невероятной силой отшвырнула меня и бросилась бежать дальше по коридору фактически в полной темноте, но коридор был сквозной, и, услышав какой-то треск и крик, я понял, что Саша убежала. Хотя, наверное, она сильно поранилась. Я был рад тому, что она исчезла, а за себя мне не было страшно. Олег ещё ничего не сделал мне плохого, а иногда он был моим заступником, в общем, чего мне было бояться моего товарища…

Надо сказать, что Саша оттолкнула меня так, что я вылетел в коридор и упал на какой-то хлам. Я уже собирался встать, как вдруг передо мной чиркнула спичка, и я увидел ухмыляющуюся рожу Олега.

– Чё, испугались? – Олег протянул мне руку.

– А чё тебя бояться-то? ответил я, подавая руку Олегу.

– Тебе видней… он схватил меня за руку и сильно рванул к себе, чтобы я смог встать.

И тогда, сначала мою руку, а затем всё тело пронзила жуткая боль.

– Че за ху… начал было Олег, но тут же сам вскрикнул не то от обжегшей его спички, не то ещё от чего-то.

– Бля, у тя че, рука штоль в говне?

Олег зажёг спичку. И тогда я увидел свою руку. Она была в крови, а из большого пальца торчал ржавый гвоздь. Рука Олега тоже была в крови. Я просто скрючился от боли и, подвывая, упал на колени.

– Не ори, ща… Ща факел сделаем.

Я не видел, что делал Олег, он чем-то громыхнул, потом снова раздался какой-то тарарам, вспышка, и стало светло. Позднее он объяснил, что у него был с собой порох. Он высыпал его на какой-то мусор, тот загорелся, и стало светло.

– Будешь знать, как трахаться в пять лет с проститутками… Ну-ка, дай сюда.

С этими словами Олег схватил мою руку. Я взвыл от боли. Не обращая внимания на мои крики, он обхватил своей ручищей кисть моей правой руки. В следующую секунду я словно ослеп, а когда через пару секунд прозрел, гвоздь был у Олега в руке.

Кровь из пальца текла ручьем. Мне стало плохо, и я сказал:

– Всё, дома меня убьют…

– Да ладно не ной, дадут пару раз по башке и всё.

Олег не знал, что меня не бьют дома по голове. Но лучше бы били, думал я, какой-то нечеловеческий страх охватил всё моё существо. Может от ручья крови из пальца, может от потрясения, которое я пережил с Сашей и потом этот резкий облом, не знаю… Но Олег смеялся.

– Успокойся, маменькина деточка… он оторвал полу своей красной рубахи и стал высовывать свой член. Я ничего не понимал, сил анализировать происходящее у меня не хватило. Я только помню, что удивился, что его орудие так отличается от моего. Олег от души помочился на мою рану, обмотав её тряпкой, в которую упеленал чуть ли не всю руку.

– Теперь, беги домой… А я тут кое-что ещё должен сделать.

Несмотря на свое состояние, меня очень удивило, что Олег собирается что-то здесь делать, хотя от горящего мусора было довольно светло, но ведь началась ночь, солнце уже зашло.

– Беги-беги, я тут кое-что оставлю в память о том, что с тобой сегодня произошло.

– Зачем?

Олег посмотрел на меня и злорадно ухмыльнулся.

– Да я не о том, что ты Сашку писькой истыкал… Тоже конечно дело. Но-о-о… есть кое-что поважнее. Слово-то не воробей, вылетит – не поймаешь.

Я вспомнил бред, который нёс, когда как говорил Олег, писькой Сашку истыкивал. Помню это ощущение, когда Олег, торжествуя, смотрел на меня, зная или думая, что мне стыдно. Но я испытывал что-то другое. Назвать это чувство гадким? Не знаю, может быть, но мне впервые было так плохо не физически, а где-то внутри и всё же не в теле. Я тогда ещё не знал, что это за чувство, но в любом случае это касалось души, и об этом я тоже тогда ничего не знал. Однако казалось, что-то, что произошло с моим сознанием, моим внутренним миром на Скоторезне, теперь как будто усилилось, или правильнее сказать, – зафиксировалось. И сейчас мне кажется, что тогда я понял, что это то, то о чём невозможно забыть на совсем. То, что вспомнишь и испытаешь снова… Как в первый раз.

– Ты что, подслушивал? – спросил я, потому, что надо было как будто что-то спросить, чтоб хотя бы показать, что я не наложил в штаны и могу ещё разговаривать.

– Я не подслушивал, а слушал… – покачивая головой, спокойно с едва уловимой ухмылкой сказал Олег.

– Ты всё время здесь что ли был?

– Хы… А то? У, меня блин работа такая Максик…

– Какая? спросил я, не зная в общем наверняка, о чём и зачем я спрашиваю.

– Поймешь потом, но ты молодец… Придёт время, и ты вспомнишь кое-что, а пока должен забыть. Поэтому тебе гвоздь в палец и загнали… Я тебе сейчас тут кое-что напишу, потом прочитаешь.

– Когда?

– Когда из дома выпустят, всё, беги, пошел-пошел!

Лицо Олега стало страшным. Таким я видел его только один раз, на Скоторезне. Я со всех ног полетел домой. А дома Бабушка два раза ударила меня по голове, это было в первый и последний раз, когда она подняла на меня руку. Я помню её глаза, я никогда не видел их такими. Я вообще не видел, чтоб кто-то так на кого-то смотрел, тем более на меня, тем более моя Бабушка!