И вся федеральная конница - Андрей Уланов

Глупое существо. Ведь оно даже не сознает, что уже почти мертва.

– А здорово вы измазались, мистер.

Поводов для убийства человека темному эльфу требуется примерно столько же, сколько человеку – для убийства букашки. А то, что этот человек видит… убить ее, затем пойти в дом и найти того… то существо… которое не далее как вчера возжелало удобрить свое поле очередной порцией навоза! Запытать, расчленить, сжечь все, дотла, а потом солью посыпать…

– Пойдемте, мистер! Вам отмыться надо.

– Не надо.

Я медленно провел рукой вдоль тела – и комья навоза, злобно чавкая, свалились обратно на пашню. Детское, элементарнейшее заклинание «пыль, поди прочь!»… снимает грязь.

Но даже куда более могущественному заклятию но по силам убрать это жуткое, гадостное ощущение. Оно теперь долго будет со мной, очень долго, будет жечь сквозь кожу до самых костей. Отпечаток прикосновения к этому… оно касалось меня… Боги, почему я не змея?!

– Ух ты… так вы, мистер, колдун, да? А почему лицо грязное осталось? Вы же, – детеныш озадаченно шмыгнула носом, – не можете быть негром? Черные так не одеваются… и вообще.

– Я не черный.

Боги, что ты делаешь?! Говорить с этим?! Зачем?! Айр, молчать!

– Я – темный. Темный эльф. Драу.

– Эльф? – недоверчиво перепросила девчонка. – А разве они взаправду бывают?

Присев на корточки, я снял цилиндр и чуть накло-11 ил голову.

– Ух какие ушки…

…если она прикоснется к ним, я отрежу ей пальцы, поджарю на медленном огне и скормлю…

Она прикоснулась. Даже дернула, наверно, проверяя – а не приклеены ли?

– Наста-а-аящие…

– Эльфы бывают взаправду, – медленно произнес я. – Светлые и темные.

– В воскресной школе нам рассказывали, что эльфы – это выдумка. – Девочка вздохнула. – Богомерзкая. А если я про вас буду рассказывать, значит, про меня тоже скажут: «богомерзкая выдумщица».

– Не скажут.

Я колебался секунду, не дольше. А потом отстегнул бабочку вместе с брошью.

– Возьми. Тебе не помешает новый бант.

– Ой, какой красивый камушек…

– Красивый, – подтвердил я, – это зеленый берилл, в оправе из платины и серебра. Гномья работа, эпоха короля Фа… четырнадцатый век по вашему летосчислению.

– И лента такая чудесная… жаль только, что черная, но я все равно ее носить буду. И эту штучку.

Я улыбнулся. Она не испугалась.

– Нет. Послушай совет. Отдай сейчас эту брошь своей… маме, и пусть она спрячет ее куда-нибудь. Ты возьмешь ее, когда станешь чуть постарше. Поверь, она тебе будет нужнее тогда. А сейчас тебе хватит и банта.

– Хорошо, – серьезно кивнула детеныш. – Я так и сделаю.

– И еще, – выпрямляясь, сказал я. – Обязательно скажи своей матери… и отцу… что я проверю, как хорошо сохранят они для тебя мой подарок.

– А может, вы сами скажете? У нас ужин скоро… Робкая наглость – это очень забавное сочетание.

– Не будь такой жадной. Тебе и так есть о чем рассказать и чем похвастать. Беги… на ужин.

– Хорошо, мистер. И… спасибо вам.

Я долго глядел ей вслед – пока светлое пятно платьица не скрылось за неуклюже скособоченной коробкой сарая. Затем наклонился и поднял куклу. Несколько пучков соломы, перевязанных рваной тряпкой. Бесценное детское сокровище, брошенное и позабытое в тот же миг, когда в руках оказалась игрушка чуть новее и ярче.

Ей никто не поверит. Никогда. Подобным образом облагодетельствовать свидетеля своего падения способен человеческий маг, из белых, разумеется. Мог сделать это даже мой светлый родич… если его вдруг охватит острый приступ любви к детенышам. Но не этот безупречный драу.

ГЛАВА 4

Тимоти

– Давай, сын Валлентайна, сделай это. Ты можешь, я верю в тебя!

– Гном… отвали по-хорошему.

– ЕШЬ!

– Погибели моей хочешь? – возмущенно прочавкал я. – Лопну же. Торк, дедушкиным костылем тебе клянусь – НЕ ЛЕЗЕТ!

Скажи мне сегодня с утра, что буду нос от еды – и какой еды! – воротить, свалился б я на пол и ржал бы минут пять, не меньше. Да чтоб я, да я…

Магию в эти пирожки гномиха понапихала. Точно-точно.

– Съешь их, сын Валлентайна. – Торк икнул. – Нам нужно идти. Мы и так потеряли множество времени. Глупо сидеть и надеяться, что эти три пирога, – последнее слово гном буквально выплюнул, заодно с позастревавшими в зубах крошками, – исчезнут сами по себе. Возьми это и съешь.

– Смерти моей хочешь, – уверенно повторил я. – Лютой и страшной.

Говорить было тяжело, да и дышать тоже – переполненные кишки чувствительно потеснили легкие, так что каждый вдох приходилось осторожничать.

– Нам надо идти.

Идти мне вовсе не хотелось. А хотелось закрыть глаза и упасть пузом кверху прямо на холодный, до блеска отполированный камень скамейки. И задремать под убаюкивающее журчание фонтанчика. Здорово гномы придумали с этими отнорками для передыха, ничего не скажешь. Удобно и эта… лирично? С Молли бы сюда…

Гном, судя по его полузакрытым глазам, чувствовал примерно то же. Но именуемое чувством долга шило в заднице не позволяло ему отвалиться и захрапеть на всю округу. Пока еще не позволяло.

– Их осталось всего три.

– Торк, а может, ну их… всего три.

– Даже один, сын Валлентайна, даже один бросить нам нельзя. Смертельное оскорбление – взять еду, чтобы выбросить… кланы в таких войнах гибли.

– Тогда… делим пополам? – ох-хох-хо, челюстью и то было больно шевелить.

– Вот еще! – Торк даже слегка взбодрился, ну да коротышек хлебом не корми, только поторговаться за него дай. Ик. Ой, как же я обожрался-то!

– Два с половиной тебе, и полпирога, так уж и быть, съем я.

– Ну спасибо за великое одолжение! Благодетель!

– Я… – Торк осекся, угрюмо глядя на меня. Я ответил ему тем же, и следующие пять минут мы оба грозно хмурились, пытаясь совладать с разбегающимися в разные стороны глазами.

– Ик-к!

– Ща усну.

– Не сметь, ик-к!

– П-с-сч-с… ты сказал, коротышка?

Вода в каменной чаше была водой, точно – гномы бы скорее удавились, чем запустили бы вино в месте, где им смог бы налакаться кто-то сторонний. Но тогда какого… что она в эти пирожки намешала?

– Два мне и один тебе! – решительно произнес я. – Или я засыпаю.

– Шантаж…

– А ты как думал ?

– Ну хорошо, – мрачно процедил гном. – Боги свидетели – нет под Горой и в Верхнем мире вещей, которые могли б заставить меня, Торка, сына Болта, сына Шкоута, свернуть с пути Дела Клана. Я готов на все… и я съем этот пирог!

– Ты не клятвами клянись, ты жуй.

Пирожки были маленькие, свободно умещаясь на моей ладони. Впрочем, долго я смотреть на них не стал, поняв, что еще секунда-другая разглядывания – и я попросту блевану. Разинул пасть, забросил – и накрепко стиснул челюсти. Моя добыча. Не выпущу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});