Страна Арманьяк. Бастард - Башибузук Александр

Следующим лотом шел походный поставец серебряной посуды удивительно тонкой работы, на четыре персоны, в маленьком чемоданчике из тисненой кожи. Не знаю, как здесь, а в современности этот набор достоин стоять на королевских столах… или у олигархов, что равноценно, если даже не престижнее. Нынче, то есть в будущем, короли измельчали-то, не чета нынешним… Тьфу ты… совсем запутался. Будущее — прошлое. Короче, поставец богатый. Как раз мне к лицу. Люмьер и Граммон заломили за него целых двадцать пять ливров, мотивируя тем, что это работа известных турских ювелиров, и одного серебра в нем пять фунтов. Опять где-то соврали…

— Да зачем он мне? Я привык жить по-походному. Эта роскошь расслабляет…

— Не скажите, шевалье. Мы сами привыкли к походному быту, однако бывают случаи, когда требуется соответствовать своему положению. Вам этот набор как раз подойдет, — попробовал польстить мне Люмьер.

— Ну, раз вы так считаете… — с сомнением повертел поставец в руках. — Двадцать ливров, говорите…

— Двадцать пять, красная цена — двадцать пять. Но вам отдадим за двадцать три, — заспешил Люмьер и, пока я не передумал, сунул мне в руки еще и большой кубок. — Венецианская работа. Таким не стыдно салютовать за столом у лиц царственной крови, и всего за пять ливров.

Тьфу ты… Торгаш какой-то, а не кабальеро. А где благородство и куртуазность?.. Нет, в книгах вас гораздо благороднее описывают.

Кубок как кубок. На литр, если не больше. Тоже серебряный, с вставками из эмали, расписанными сценками псовой охоты. Грубо обработанные гранаты по ободкам. Тяжелый. Ладно, берем. Тука-то посудой я обеспечил, да еще римской, раритетной даже в Средневековье, а сам из бурдюка винище хлещу. Вот теперь все как положено.

— Три… и только из большого уважения к вам, — назвал я свою цену.

Де Граммон вознамерился что-то сказать, но Люмьер его опередил:

— Три и десять солей.

Вот зараза… торгаш, чистый торгаш, а не кабальеро.

— По рукам, и еще бурдюк этого замечательного вина. — Я отпил из кубка. — Кстати, откуда оно?

— Из Коньяка, — объяснил де Граммон, повергнув меня в изумление. — Сорт винограда называется Финь-Шампань.

Вот так… Шампань из Коньяка. Идет вразрез с моими знаниями — хотя все правильно. Коньяк еще не изобрели. Арманьяк есть, а коньяка еще нет. А Финь-Шампань — это тот сорт винограда, из которого коньяк и будут делать. Все равно вино замечательное. В меру терпкое, с легкой игристостью. Куда там современной порошковой бурде.

— Вы получите вино, шевалье, — не смотря на кислую рожу де Люмьера, заявил де Граммон. — Я хочу вам предложить вещь для истинных ценителей.

— Вы меня заинтриговали, виконт.

Лейтенант кивнул пажу, и тот развернул небольшой сверток.

Шахматы… Черт подери, шахматы. Открыл резную шкатулку из сладко пахнущего сандалового дерева и взял в руку фигурку из нефрита. Искусно вырезанный бородатый мужик в митре и мантии. Ферзь? А это его оппонент из слоновой кости. Крепостная башня… Это тура. А вот мужик в короне сидит на троне со скипетром в руках — король. Кони есть, а слонов что-то не вижу. Вот пешки в виде пеших воинов в конических шлемах, кольчугах, с мечами и щитами. Шахматная доска не складывается, стоит на золотых ножках в виде львиных лап. Квадраты из эбенового дерева и белой кости… по рантам инкрустации из золотых и серебряных пластинок…

— Сколько? — сам по себе вырвался вопрос.

Я хочу обладать этими шахматами, пускай даже они покроют весь долг де Граммона.

— Три… — начал лейтенант, но его перебил Люмьер.

— Пятьдесят ливров, шевалье, — непреклонно заявил он.

— Сколько? — в изумлении переспросил я. — Это же цена отличного курсе.

— Они стоят того. Их делали в Милане, на заказ для Филиппа III Бургундского, а он проиграл их в кости моему отцу, — надувшись, заявил виконт.

Врет, собака… так… пятьдесят… да я еще даже на сотню не набрал. Беру, не торгуясь, добра еще много… компенсирую.

— Хорошо, — согласился я, вызвав кучу положительных эмоций на лицах шевалье и виконта.

Не удержался и поубавил им радости:

— В придачу к шахматам пойдут четыре мешка фуража моим лошадям и вот эта сумочка.

Я выудил из кучи вещей мужскую поясную сумку, расшитую золотом и жемчугом.

Особо радости я не убавил; похоже, они все-таки надули меня порядочно. Да и ладно. Все равно в прибыли.

— Посмотрите на этот арбалет, шевалье. С пятидесяти шагов пробивает насквозь человека в полном доспехе. — Люмьер подал мне арбалет. — Немецкая работа. Всего три ливра.

Арбалет как арбалет. Тетива взводится реечным коловоротом. Вся деревянная часть вырезана из светлого дерева в форме какого-то мифического чудища. Прикладом служит свернутый в дугу его хвост. Дуги металлические, с золотой гравировкой. По ложу костяные резные накладки. Можно вешать за специальный крюк, как к поясу, так и к седлу. Чуть меньше и легче моего. А он мне нужен?

Подставил свой кубок пажу, дождался, пока он его наполнил, отпил и передал арбалет и тул с болтами Туку. Пригодится. Шотландец будет таскать мой, а я — этот. Подучиться стрелять бы из него не помешало.

Дальше виконт выставил шлем-салад со сдвижным забралом и как бонус — три павлиньих пера на плюмаж. Не знаю, чего ему было больше жалко: шлема или перьев, но рожа при этом была довольно скорбная.

Шлем вместе с перьями забрал за семь ливров. Переплатил, конечно, безбожно, но мне он показался более удобным, чем мой барбют, по размеру пришелся впору, да и к моему готическому доспеху по цвету и стилю подходит. А перья на плюмаже — вообще отпад. Кстати, снимаются, можно менять на другие.

Беру и отдаю свой барбют Туку.

Следом в ход пошла глефа с изящным, хищной формы лезвием. По словам Люмьера — итальянской работы и тоже какого-то жутко знаменитого мастера.

Ее я сразу отложил в сторону. Вот не представляю себя с палкой, у которой наконечник напоминает лезвие от косы. Какой-то неблагородный вид получается, да и работать ей могу разве что как битой.

Вдруг пришла мыслишка в голову, как еще маленько развести незадачливых кабальеро.

— Всего золотой, — попытался уговорить меня Люмьер. — Такой глефой удобно действовать и в пешем строю, и конным.

— Я не торгуюсь, шевалье, — сделал скорбное лицо. — Я вижу, что вещь стоящая.

— Так в чем дело?

— Давайте сначала рассмотрим предметы действительно ценные, которые позволят закрыть основную часть долга, а потом уже доберем остатки, — закинул я удочку.

Скоро мне уже грузить имущество будет некуда, а они предлагают всякую малоценную хрень. Огласите весь список, пжалста…

— Это законно, — качнул головой уже основательно подпивший де Граммон и заорал на пажа: — Робер, тащи мою шкатулку с драгоценностями!

— О-о-о!.. — воскликнул де Люмьер и хватанул вина из кубка. — У… у Жюля есть хорошие камни…

— Так давайте выпьем до дна, за… за честь кабальеро… — поднял я кубок.

Приметив, что де Люмьер и де Граммон уже хорошенько подшофе, решил накачать их окончательно. Сговорчивее станут, да и при нашем отъезде меньше проблем будет. Мало ли что у них на уме… у кабальеро-то средневековых. Благородство, согласно доступным мне историческим источникам, очень частенько перемежалось откровенной подлостью… в первую очередь у благородных кабальеро.

Выпили, закусили…

Опять выпили и закусили…

В промежутке я сторговал за смешную цену ту самую лошадку, на которой привезли имущество де Граммона, вместе с упряжью. Пригодится. Не буду же я осквернять своего Родена неблагородной поклажей.

Допили вино, и когда де Граммон уже не совсем ясно понимал, где он находится, и порывался скакать рубить драконов, а де Люмьер хотя и соображал, но постоянно норовил свалиться на бок, приступили к драгоценностям.

Я сам хорошо подпил, но пока держался; видимо, бастард неплохо тренировался по части алкоголя.

Почти весь остаток долга, по ценам Люмьера, конечно, покрыли массивное узорчатое ожерелье с шикарным топазом на подвеске и два перстня. Один с изумрудом, а второй с неизвестным мне камнем розового цвета. Очень красивым и просто громадным по размеру.