Хромой бес - Ален-Рене Лесаж

И вот, на следующую ночь перед балконом Лусианы остановились две кареты; из них вышли галантный дворецкий, его наперсник и шестеро певцов и музыкантов, — и концерт начался. Он длился долго. Музыканты сыграли множество новых мелодий, а певцы спели несколько куплетов о могуществе любви, превозмогающей даже различие званий. Слушая песенки, дочь полковника потешалась от всей души.

Когда серенада окончилась, дон Козме отослал музыкантов по домам в тех же каретах, а сам остался с Доминго на улице до тех пор, пока не разошлись все любопытные, привлеченные музыкой. Тут дворецкий подошел к балкону, а камеристка, с позволения своей госпожи, сказала ему через глазок в ставнях:

— Это вы, сеньор дон Козме?

— А кто это спрашивает? — отозвался он сладеньким голоском.

— Донья Лусиана, — отвечала камеристка, — она желает знать, вашей ли любезности мы обязаны этим концертом?

— Это только ничтожный образчик тех развлечений, которые готовит моя любовь для чуда наших дней — для доньи Лусианы, если только она пожелает их принять от влюбленного, который принесен в жертву на алтарь ее красоты.

От этих вычурных выражений донья Лусиана чуть было не прыснула со смеху, но, сдержавшись, она подошла к оконцу и сказала шталмейстеру, как только могла серьезно:

— Сеньор дон Козме, по всему видно, что вы не новичок в любовных делах. Все влюбленные должны бы учиться у вас, как служить дамам. Я очень польщена вашей серенадой и не забуду ее. Но, — прибавила она, — уходите: нас могут подслушать; в другой раз мы поговорим побольше.

С этими словами она затворила окно, оставив дворецкого весьма довольным оказанной ему милостью, а пажа весьма удивленным, что она сама участвует в затеянной им комедии.

Этот маленький праздник, считая кареты и изрядное количество вина, выпитого музыкантами, обошелся дону Козме в сто дукатов, а два дня спустя наперсник вовлек его в новые расходы, и вот каким образом. Узнав, что в ночь на Иванов день, особенно пышно празднуемый в этом городе на fiesta del sotillo,[8] он решил угостить девушек роскошным завтраком за счет дворецкого.

— Сеньор дон Козме, — сказал он ему накануне, — вы знаете, какой завтра праздник. Предупреждаю вас, что донья Лусиана рано утром прибудет на берег Мансанареса, чтобы посмотреть на sotillo. Я думаю, что для короля кабальеро этого достаточно; вы не такой человек, чтобы пренебречь столь удобным случаем; убежден, что вы отлично угостите завтра свою даму и ее подруг.

— В этом можешь не сомневаться, — ответил начальник, — очень благодарен тебе за предупреждение; ты увидишь, умею ли я подхватывать мяч на лету.

Действительно, на другой день, рано поутру, из графского замка вышли под предводительством Доминго четыре лакея, нагруженные всевозможными видами холодного мяса, приготовленного разнообразнейшими способами, со множеством булочек и бутылок превосходного вина. Все это было доставлено на берег Мансанареса, где Флоретта и ее подруги плясали, как нимфы на заре.

Девушки очень обрадовались, когда Доминго прервал их воздушные танцы, чтобы предложить им от имени дона Козме отменный завтрак. Они уселись на траву и приступили к пиршеству, без удержу потешаясь над устроившим его простофилей; дело в том, что лукавая сестра Доминго обо всем рассказала приятельницам.

Вдруг среди общего веселья, верхом на иноходце из графской конюшни, появился разряженный дворецкий. Он подъехал к своему наперснику и поздоровался с девушками, а те встали, чтобы засвидетельствовать ему почтение и поблагодарить за щедрость. Между девушками он искал глазами Лусиану, намереваясь обратиться к ней любезным приветствием, которое сочинил дорогой, но Флоретта отвела его в сторону и сказала, что ее госпоже нездоровится и она не смогла присутствовать на празднике. Дон Козме был очень опечален этим известием и осведомился, чем больна его милая Лусиана.

— Она сильно простудилась, — ответила камеристка. — Ведь, когда вы устроили серенаду, она почти всю ночь провела на балконе без мантильи, беседуя со мной о вас.

Дворецкий несколько утешился тем, что неудача является следствием столь приятного для него обстоятельства; он просил девушку по-прежнему хлопотать за него у своей госпожи и возвратился домой, весьма довольный достигнутым успехом.

В те дни дон Козме получил по векселю, который ему прислали из Андалусии, тысячу червонцев. Это была причитающаяся ему доля наследства после дяди, умершего в Севилье. Дон Козме пересчитал деньги и спрятал их в сундук в присутствии Доминго, который внимательно следил за ним. Пажем овладело необоримое искушение присвоить себе эти восхитительные червонцы и бежать с ними в Португалию. Он поделился своей затеей с Флореттой и предложил ей удрать вместе. Хотя подобное предложение не мешало бы хорошенько обсудить, камеристка, такая же мошенница, как и паж, не колеблясь, согласилась. И вот в одну прекрасную ночь, покуда дворецкий, запершись у себя в кабинете, был занят составлением высокопарного письма к своей возлюбленной, Доминго ухитрился отпереть сундук, где хранились деньги: схватив добычу, он выбежал на улицу, остановился под балконом Лусианы и начал мяукать по-кошачьи. Горничная, услышав условный сигнал, не заставила себя долго ждать; готовая следовать за Доминго хоть на край света, она вместе с ним бежала из Мадрида.

Беглецы рассчитывали, что успеют добраться до Португалии прежде, чем их настигнет погоня, но на их беду дон Козме той же ночью заметил пропажу денег, и во все стороны были разосланы сыщики, чтобы поймать вора. Пажа с его нимфой изловили около Себрероса и привезли обратно. Горничную заточили в монастырь кающихся грешниц, а Доминго в эту тюрьму.

— Вероятно, червонцы дворецкого не пропали, — сказал дон Клеофас, — ему, конечно, возвратили их?

— Как бы не так, — ответил бес, — они служат вещественным доказательством; суд их ни за что не выпустит, а дон Козме, история которого разнеслась по всему городу, не только обворован, но и осмеян всеми.

Доминго и другой заключенный, который с ним играет, — продолжал Хромой, — помещаются рядом с молодым кастильцем, арестованным за то, что при свидетелях дал пощечину своему отцу.

— О небо! — воскликнул Леандро. — Что вы говорите? Как бы дурен ни был сын, неужели он осмелился поднять руку на отца?

— Осмелился, — ответил бес. — И тому бывали примеры и раньше; я вам расскажу один замечательный случай. В царствование дона Педро I, восьмого короля Португалии, прозванного Жестоким и Справедливым{27}, по такому же делу был арестован некий двадцатилетний юноша. Дон Педро, удивленный так же, как и вы, столь необычайным поступком, решил допросить мать виновного и до того ловко повел дело, что она созналась, что отцом ребенка было скромное «его преподобие». Если бы судьи этого кастильца так же искусно допросили и его мать, они вырвали бы у нее точно такое же признание.

Теперь заглянем вниз, в большую камеру, расположенную под камерой тех трех арестантов, которых я сейчас показал вам, и посмотрим, что в ней происходит.

Видите вы там этих трех несчастных? Грабители с большой дороги. Они собираются бежать; им передали в хлебе напильник, и они уже перепилили большую перекладину в окне, через которое можно вылезти на двор, а оттуда на улицу. Они сидят в тюрьме более десяти месяцев, и уже восемь месяцев тому назад их должны были повесить, но благодаря медлительности судопроизводства они будут опять убивать путешественников.

Заглянем теперь в камеру нижнего этажа, где человек двадцать — тридцать валяются на соломе. Это жулики и мошенники всех сортов. Вы видите, как пять или шесть из них избивают какого-то ремесленника, которого посадили сегодня за то, что он бросил в полицейского камнем и ранил его.

— За что же эти арестанты бьют ремесленника? — спросил Самбульо.

— За то, что он еще не заплатил за новоселье, — отвечал Асмодей. — Но оставим всех этих несчастных, — прибавил он, — прочь от этого ужасного места! Отправимся дальше и поглядим зрелища повеселее.

ГЛАВА VIII

Асмодей показывает дону Клеофасу несколько особ и рассказывает, что они делали в течение дня

Асмодей и Леандро покинули арестантов и перенеслись в другую часть города. Когда они опустились на большой дворец, бес сказал студенту:

— Мне хочется рассказать вам, что делали сегодня люди, живущие здесь в округе; это вас позабавит.

— Не сомневаюсь, — отвечал дон Клеофас. — Начните, пожалуйста, с капитана, который надевает сапоги. У него, вероятно, важное дело, побуждающее его пуститься в дальний путь.

— Капитан действительно собирается уехать из Мадрида, — отвечал Хромой.

— Лошади ждут его на улице: он едет в Каталонию, куда отправляется его полк. Он оказался без денег и вчера обратился к ростовщику.