Аромат цитрусовых - Эфемерия

меняет направление и устремляется назад. Кажется, герои выживают только в сказках. Он инстинктивно прикрывает глаза, готовясь к боли, но в самый последний момент сквозь полуопущенные веки видит, как Уэнсдэй встает на пути стрелы, заслоняя его собой.

— Нет! — сердце пропускает удар, Ксавье бросается к ней под злобный смех Крэкстоуна, предчувствуя худшее. Если она мертва, то и ему нет смысла жить, лучше уж погибнуть в бою, совершив хоть что-то грандиозное в своей монотонной жизни.

К величайшему облегчению, она жива. Древко вонзилось в плечо.

Ксавье снова обретает способность дышать.

— Плевать. Скорее выводи их! — Аддамс морщится от боли, но в ее голосе звучит сталь. Он растерянно оглядывается на паникующих изгоев и не сомневается в своих приоритетах, но Уэнсдэй не просит. Она приказывает. — Живо!

И он подчиняется, сражённый чувством вины. Если бы он не пытался геройствовать, она бы не пострадала. Ксавье выводит учеников за ворота и уже намеревается вернуться назад, как вдруг всеобщее внимание привлекает маленькая фигурка в розовом пальто, которая, пошатываясь, выходит из чащи леса.

— Энид! — Аякс бросается к ней и, бережно обнимая за плечи, подводит к остальным. Растрепанные белокурые волосы слиплись от крови, губы подрагивают от беззвучных рыданий, а по щекам градом катятся слёзы, оставляя дорожки на испачканном лице.

— Где Уэнсдэй? — слабым голосом спрашивает Синклер, обводя толпу изгоев насмерть перепуганным взглядом. Никто не знает, что ответить. Аякс крепче прижимает Энид к себе в робком намерении предотвратить назревающую истерику.

По задним рядам присутствующих проходит встревоженный вздох, и все как по команде расступаются. Из ворот школы выходят Бьянка, Юджин и Уэнсдэй.

Синклер с громким всхлипом бросается к соседке и вцепляется в неё руками, сжимая в объятиях.

Аддамс машинально отталкивает ее.

А затем их взгляды встречаются, и вековые льды Антарктиды дают трещину. Уэнсдэй обнимает Энид в ответ.

Ксавье совсем не чувствует себя уязвлённым.

Он чувствует облегчение.

Спустя несколько часов, когда общими усилиями удаётся хоть немного разгрести нанесённые Крэкстоуном разрушения, он возвращается в свою комнату. Эта часть особняка практически не пострадала, только остатки едкого запаха дыма напоминают о произошедшем. Ксавье долго-долго стоит под душем, глядя, как вода утекает в слив, унося с собой тяжесть последних дней.

Потом он долго не может заснуть, и, осознав наконец бессмысленность этих попыток, берётся за кисть. Заносит кисть с чёрной краской над холстом, намереваясь в очередной раз изобразить свой самый главный сюжет. Но не успевает сделать ни единого штриха.

Негромкий стук в дверь.

На пороге его комнаты стоит Уэнсдэй Аддамс.

Комментарий к Часть 11

Итак, фик близится к своему логическому завершению, осталась одна-единственная глава.

Возможно, она выйдет немного позже, поскольку у меня переезд на другой конец страны хд

Самолёт уже через несколько часов, но я плохо сплю в полёте, поэтому вероятнее всего смогу сконцентрироваться на творчестве)

Ну и конечно, жду вашего мнения очень-очень)

========== Часть 12 ==========

Комментарий к Часть 12

Итак, последняя глава.

Сегодня у нас целых два саундтрека.

Muse — Hysteria

И NЮ — Безумный, мне кажется текст этой песни очень подходит для их пары.

Приятного чтения!

I want it now

Give me your heart and your soul

— Извини меня.

Они сидят на его кровати — слишком близко для друзей и слишком далеко для… Кого? Увы, Ксавье не знает, как охарактеризовать эти странные взаимоотношения.

И по всем законам логики, извиняться сейчас должна она.

«Извини, что я тебе не доверяла»

«Извини, что после секса я сдала тебя полиции»

«Извини, что мне почти удалось разбить тебе сердце»

Но Уэнсдэй Аддамс не будет собой, если признает поражение. И потому извиняется он.

— Из-за меня тебя ранили, — он взглядом указывает на повязку, уголок которой белеет из-под ворота неизменно чёрного платья. — Мне правда жаль, я хотел как лучше. И ещё я хотел сказать спасибо. Из моего окружения мало кто заслонил бы меня от стрелы.

Точнее, совсем никто.

Но Ксавье совсем немножко хочется преувеличить свою значимость.

— Ничего. Мне нравятся шрамы.

«Особенно наносить их другим».

Он мог бы съязвить об этом вслух, но Ксавье совсем не хочется, чтобы этот их разговор закончился перепалкой, как все предыдущие. Поэтому он молчит, глядя в стену прямо перед собой и временами задевая взглядом ее тонкую ладонь, лежащую на тёмном покрывале. На бледном запястье слабо различимы красновато-фиолетовые следы от оков.

Совсем как у него.

Ему бы испытывать мстительный триумф. Или хотя бы лёгкое злорадство, что ошибки Аддамс привели к кандалам не только его.

Но не выходит.

И дело совсем не в том, что она смело шагнула под удар стрелы, предназначенной ему.

Дело лишь в том, что это Уэнсдэй.

Его Уэнсдэй.

И, кажется, он способен простить ей все что угодно.

Пряный аромат цитрусовых сегодня ощущается слабее, чем обычно — ничего удивительного, вряд ли у нее была возможность воспользоваться парфюмом. Но даже его смутных отголосков достаточно, чтобы Ксавье мог почувствовать себя безнадежно пьяным. Или безнадёжно влюблённым, что в сущности одно и то же. И совершенно плевать, что ему не удалось стать гордым рыцарем, сразившим врага одним метким выстрелом. Неправильный рыцарь и неправильная принцесса тоже могут жить долго и, возможно, даже счастливо.

Потом Ксавье не сможет точно вспомнить, кто из них потянулся навстречу первым. Потом каждый предпочтёт думать, что инициатива исходила от другого. Потому что думать так приятнее обоим.

Их губы встречаются, и это непохоже на заряд электрического тока или обжигающую вспышку. Это похоже на ураган пятой категории, не оставляющий шансов на спасение. Сегодня в поцелуях Ксавье нет ни осторожности, ни нежности — он не медлит и не спрашивает разрешения, когда с голодной жадностью запускает руки под ее платье. Уэнсдэй придвигается ближе, прижимается своим бедром к его, но Ксавье этого отчаянно мало. Крепче сжав ее талию под свободным платьем, он тянет Аддамс на себя, принуждая сесть ему на колени. Она шумно выдыхает и явно не от удовольствия, и он запоздало вспоминает, что у неё под ключицей свежая рана. По его вине. Ксавье мгновенно ослабляет хватку, но тут же ловит ее колючий взгляд.

— Если ты будешь осторожничать или извиняться, я уйду.

Эта фраза ломает последние преграды.

Ксавье снова накрывает ее губы своими.

Его руки ложатся на застежки ее платья — много мелких пуговок в узких петельках, подрагивающие пальцы отказываются подчиняться. Не разрывая поцелуя, Уэнсдэй сама расстёгивает оставшиеся пуговицы и здоровой рукой тянет платье вверх, снимая его через голову. Ксавье задыхается от ощущений. Ему до умопомрачения хочется ощутить