Н.С. Хрущев - Владимир Шевелев

Свидетельством тому, что «дело врачей» явилось очередной политической кампанией, является история с письмом врача Кремлевской поликлиники Лидии Тимашук. Считается, что письмо это было отправлено Сталину в 1952 году и стало первотолчком к аресту врачей. Однако заведующая кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы Тимашук направила свое письмо еще в августе 1948 года. При этом никаких обвинений в адрес врачей-евреев она не выдвигала, а лишь говорила о недостатках лечения Жданова. Тогда же Сталин ознакомился с этим письмом и наложил резолюцию «В архив». Записка Абакумова от 30 августа 1948 года на имя Сталина по поводу этого письма Тимашук приводится в книге генерала Судоплатова «Спецоперации». А когда это письмо понадобилось, оно было извлечено из архива и использовано в целях политической борьбы.

Мемуары Хрущева субъективны, наполнены эмоциями и не всегда верными суждениями. Однако вполне вероятно, что Сталин активно подталкивал следствие по «делу врачей». Хрущев вспоминает, что он не раз в присутствии своих приближенных кричал по телефону на тогдашнего министра государственной безопасности С. Игнатьева, требуя, чтобы тот посадил врачей в тюрьму, избил их по потери сознания и стер в порошок. «Неудивительно, — свидетельствует Хрущев, — что почти все врачи сознались в преступлениях. Я не могу винить их за то, что они клеветали на самих себя. Передо мной прошло слишком много людей — честных и предателей, настоящих революционеров и саботажников, — и все они сознавались».

Раздумывая о событиях, связанных с «делом врачей», Хрущев говорил:

«Сталинское понимание бдительности превратило наше общество в сумасшедший дом, в котором каждого человека поощряли выискивать несуществующие факты в отношении всех других людей. Сына восстанавливали против отца, отца против сына и товарища против товарища. Это называлось «классовым подходом» Я понимаю, что классовая борьба неизбежно восстанавливает одних членов семьи против других, безжалостно ломает семьи. Классовая борьба определяет позицию каждого члена семьи. Я приветствую неослабевающую классовую борьбу. Она необходима для построения социализма и достижения лучшего будущего. Классовая война — не праздничный парад, а кровавая, мучительная битва. Я знаю это. Я сам принимал участие в классовой борьбе. Я усвоил классовый подход во время гражданской войны… Ленин, глядя далеко вперед, проявлял необычайную сдержанность и гуманность. Он делал все возможное, чтобы не причинить вреда невинным людям… Однако ленинский период остался позади. Мы вступили в сталинский период, и неразумная политика, политика больного человека, терроризировала всех нас».

Подход Хрущева совершенно однозначен — не трожь своих! То, что именно с Ленина начинаются избиения и репрессии без суда, — это «классовый подход». Но нельзя уничтожать своих! Размышляя об этом, Хрущев, несомненно, постоянно вспоминал и о том, сколько раз смертельная опасность висела над ним. Недаром, диктуя свои мемуары, он обронил:

— Все мы, ближайшее окружение Сталина, были временными жильцами на этом свете. Пока он доверял хоть в какой-то степени, вы могли жить и работать. Но как только Сталин переставал вам верить, он начинал с подозрением присматриваться к вам, пока чаша недоверия не оказывалась переполненной. Тогда наступала ваша очередь последовать за теми, кого уже не было в живых.

По воспоминаниям Хрущева, Сталин тогда часто приглашал всех в кинозал. Он сам подбирал кинофильмы для показа. Главным образом, это были трофейные кинокартины. Он очень любил американские картины про ковбоев. Фильмы шли без титров, и их с ходу переводил министр кинематографии Иван Григорьевич Большаков. Он, не владея иностранными языками, зная содержание фильмов по пересказам своих сотрудников. Иногда Большаков говорил невпопад, и тогда Берия над ним подтрунивал.

После этого обычно следовало приглашение на обед к Сталину. Хрущев свидетельствует, что того очень угнетало одиночество. Сталин нуждался в том, чтобы около него постоянно находились люди. Хрущев вспоминает:

«Эти обеды были ужасны. Мы возвращались домой рано утром, успевая как раз к завтраку, а затем должны были идти на работу. Днем я обычно старался вздремнуть во время перерыва, ибо если не удавалось отдохнуть и если Сталин приглашал к обеду, то всегда существовала опасность оказаться за столом в сонном состоянии, люди же, которые выглядели за столом у Сталина сонными, могли плохо кончить. Кроме того, там часто приходилось много пить. Я помню, как Берии, Маленкову и Микояну приходилось просить официанток наливать им фруктовой воды вместо вина, потому что они были не в состоянии выпить столько, сколько Сталин.

Чрезмерные выпивки за столом у Сталина начались еще до войны. До своей смерти Щербаков и Жданов больше Других злоупотребляли спиртным, и они же оказались первыми жертвами этого порока. Однажды Щербаков дошел даже до того, что во всеуслышанье разоблачил договоренность Берии, Маленкова и Микояна с официантками, которые наливали им фруктовой воды вместо вина. Когда Сталин понял, что его обманывали, он вскипел от гнева и поднял страшный шум… Пьянство довело Щербакова до смерти, но он пил не столько из-за безудержной тяги к спиртному, сколько потому, что Сталину доставляло удовольствие, когда окружавшие его люди напивались.

Есть немало свидетельств, что в последний год жизни Сталин уже ни во что не ставил своих ближайших соратников. Что сбудет после него? Смогут ли они разумно распорядиться властью? Не начнется ли грызня в его ближайшем окружении? Вопросы эти наверняка его беспокоили, но ответа на них он не находил.

Глава 6

Смерть Сталина

Великая и страшная фигура Сталина, как гвоздь в доску, вбитая в великое и страшное столетие, до сих пор окутана прямо-таки мистическим туманом.

А. Бушков

Подобным туманом окутаны и последние дни жизни Сталина. Множество свидетельств, воспоминаний, документов — и, вместе с тем, полное отсутствие ясности. Да и слишком этапной стала эта дата — 5 марта 1953 года, для страны, для всего мира, чтобы то, что тогда происходило, получило однозначную оценку.

В официальной интерпретации событий, связанных с болезнью и смертью Сталина, немало неувязок и неясностей. В правительственном сообщении, опубликованном только 4 марта, говорится: «В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, охватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});