Как спасти заложника, или 25 знаменитых освобождений - Александр Черницкий

— Негр оказался Большим Папой? — вырвалось у следователя.

Он едва успевал записывать. Женщина закивала:

— Верно, Иди Амин с сыном шел в толпе пассажиров, пожимал всем подряд руки и повторял с широкой улыбкой: «Добро пожаловать в Уганду!» Одна израильская девушка обратилась к нему со словами «мистер президент». Он поправил ее: «Я — Его Сиятельство аль-Хаджи, фельдмаршал, доктор Иди Амин Дада, кавалер Британского Креста Победы, кавалер ордена „За безупречную службу“, кавалер „Военного креста“, назначенный Всемогущим Богом быть вашим спасителем».

— Перечисляя свои титулы, Большой Папа ни разу не сбился?

Мадам Ойзерман отрицательно покачала головой:

— Ни разу, видимо, он привык так себя представлять. С нашим «спасителем» прибыл врач-палестинец. Вместе с медсестрой он бегло осмотрел несколько человек. Соломону Рубину, страдавше,му сердечной недостаточностью, врач выдал несколько таблеток аспирина…

Слова лились из Жюли Ойзерман сплошным потоком, словно плотину прорвало. Вместе со словами уходило страшное нервное напряжение, в котором пребывает всякий заложник.

Габриэль Крош-Тидеманн с удовольствием лично перебила бы пассажиров вместе с членами экипажа, если бы это входило в планы ее руководителей. Но в ходе «акции» террорист вынужден сдерживать душевные порывы. Поэтому пока девушка мстила за гибель Бернара лишь бранью и криками. Габи не подозревала, что ее друга убили вовсе не сионисты.

…К середине 1970-х годов главными террористами Восточного полушария стали западные немцы и палестинские арабы. Почему именно они? Немецкую молодежь гнал в террористическое подполье протест против того, что у власти в ФРГ находятся бывшие фашисты, которые, как и при Гитлере, возводят гонения на марксистов. Арабская же молодежь была жертвой «общего арабского дела», которое заключалось в уничтожении Израиля.

Глобализация подтолкнула тех и других террористов к сотрудничеству и взаимопомощи. Поскольку к этому времени лидеры РАФ и «Движения 2 июня» сидели в тюрьмах, руководство западногерманскими экстремистами в значительной степени осуществляли главари НФОП. Действовали антифашисты уже не столько против властей ФРГ или баз НАТО, сколько против Израиля.

Однако прокрустово ложе логики оказалось слишком тесно для того, чтобы запихнуть в него сразу и ненависть к фашизму, и ненависть к Израилю: одна ненависть явно противоречила другой. С точки зрения логики, из ненависти к фашизму должны проистекать симпатии к Израилю. Оборотной же стороной ненависти к Израилю являются симпатии к фашизму, жертвами которого стали свыше шести миллионов евреев. Именно Холокост убедил ведущие державы в том, что евреи должны иметь государство, в котором они могли бы укрыться при угрозе истребления.

Бернар Хаусман не проявил особых талантов и никакой ценности для руководителя НФОП Вади Хадада не представлял. Более того, доктор Хадад заподозрил, что Хаусман может работать на БНД (ВКВ) — Федеральную разведслужбу Западной Германии. Улыбаясь в усы, доктор Хадад назвал очередное свое изобретение «ходячей бомбой». «Фронтовики» незаметно установили в чемоданчике Бернара Хаусмана взрывное устройство, срабатывающее при открытии замков.

Сегодня минирование чужого чемодана кажется, как ни цинично это звучит, наивной шалостью. Хадад не предполагал, что спустя 15 лет благодаря невиданному всплеску исламского фундаментализма тысячи молодых людей будут готовы расстаться с жизнью совершенно добровольно. Причем смертник сам приложит все усилия, чтобы незаметно пронести на борт взрывчатку.

Но вернемся в поздний вечер среды 30 июня 1976 года, в офис французской разведки ДСТ (Le De’partement du Sauvegarde des Territoires — Управление охраны территорий). Заметим также, что в кабинетах, расположенных по соседству, коллеги капитана Рагона допрашивали других вырвавшихся из Уганды заложников.

Грандиозный теракт еще не завершился: похитители лишь добровольно отпустили часть неизраильтян. Угнанный французский самолет по-прежнему стоял в главном аэропорту Уганды. Спецслужбы Франции и особенно Израиля, как губки, поглощали информацию о том, кто, где и как содержит заложников.

— Многие пассажиры увидели в Иди Амине официальное лицо, государственного деятеля, который гарантирует нашу безопасность и вырвет нас из рук пиратов, — продолжала тем временем рассказ парижскому следователю Жюли Ойзерман. — Он пообещал сделать все, чтобы наше пребывание в Уганде было удобным. Целая толпа африканок внесла кресла, и нам подали завтрак: чай, хлеб, масло, яйца, бататы и бананы. Заложники благодарили Амина рукоплесканиями, а тот в ответ разразился длинной речью.

— Разрешите закурить? — попросил Жан Дюваль Рагон, доставая зажигалку. — О чем же говорил Большой Папа?

— Курите на здоровье, мсье следователь, — через силу усмехнулась женщина. — Суть слов Иди Амина заключалась в том, что палестинцам необходимо создать государство на оккупированных Израилем землях. Когда стало темнеть, злая немка показала линию на полу, которую мы не должны были переступать, иначе будут стрелять. Линия перерезала подступы к окнам и дверям. Спалось всем плохо. Открывая глаза, я видела силуэты немцев с оружием. Казалось, им неведома усталость: за всю ночь они ни разу не присели. Угандийские солдаты охраняли нас снаружи метрах в двадцати от здания…

Пуская клубы дыма, капитан Рагон ловко догонял пальцами быстро разбегающиеся клавиши.

— Немец не выпускал из рук автомата, а другие пираты — пистолетов и ручных гранат, — вспоминала мадам Ойзерман. — К террористам присоединилась подмога, двое вооруженных арабов, видимо, палестинцы. Один из израильтян сказал, что это члены филиала НФОП в угандийской столице Кампале. Террористы отлично ладили с угандийскими солдатами, шутили с ними, угощали их сигаретами. На другой день, во вторник, Иди Амин вновь побывал у нас. Он сказал, что будет добиваться освобождения стариков, инвалидов и женщин с маленькими детьми.

— Имел ли Большой Папа в виду израильтян тоже? — уточнил следователь.

Женщина покачала головой:

— Нет, но главную новость он приберег на прощание. Оказывается, пираты готовы были освободить сорок человек, а он, Иди Амин, уговорил их освободить аж целых сорок семь! Перед ужином к нам в зал вошел немец с автоматом и списком в руках. Уже на четвертой или пятой фамилии все поняли, что он вызывает только израильтян. Люди с вещами переходили в другое помещение, на которое указывала пистолетом злобная немка. У многих были слезы на лицах: все это слишком напоминало Холокост! Нам, оставшимся, было стыдно…

Даже если бы «фронтовики» признались Габи, что послали ее друга в Израиль на верную смерть, она бы не поверила. От немецких и арабских экстремистов фройляйн Крош-Тидеманн видела только хорошее: секс, рестораны, романтику подполья, полные приключений путешествия.

— Ушли восемьдесят три человека, — припоминала недавняя заложница. — Следом за ними отправился Иди Амин. До нас доносились отдельные его слова, и несколько раз я услышала «шалом». Потом израильтяне зааплодировали. Мы провели ужасную ночь, хотя знали, что скоро вырвемся отсюда. Наступила среда, и нас, счастливчиков, вновь посетил Иди Амин. Мне казалось странным, что в аэропорту ни разу не побывал французский посол.

Диктатор пожал каждому из нас руку, пожелал счастливого пути и напомнил, что он наш добрый друг.

Описание, сделанное полицейским из аэропорта Эди-никон, помогло в ходе подготовки операции по освобождению заложников установить и личность напарника Габи, который руководил захватом рейса №139. Немец Вильф-ред Безе был другом Карлоса Шакала — ну, насколько вообще у Карлоса могли быть друзья, а не соратники по борьбе. Безе на пару с Иоханнесом Вайнрихом (самым давним соратником Карлоса) возглавлял «Революционные ячейки» — западногерманскую организацию анархистов.

Террористической подготовкой и опытом Вильфред превосходил невезучего Бернара Хаусмана на две головы. Да и собой Вильфред был весьма хорош — длинноволосый, обожавший красные рубашки со светлыми брюками и пуловерами. Отрыдав по Хаусману, Габи Крош-Тидеманн близко сошлась с Безе.

— Многих из нас охватило чувство, будто мы предаем оставшихся заложников, — сказала мадам Ойзерман в заключение. — Одна монахиня просила, чтобы ее оставили взамен кого-нибудь из израильтян постарше или инвалида. И еще одна француженка лет пятидесяти пяти предложила то же самое. Но похитители не собирались ничего менять в своих планах. Мы, сорок семь человек, сели в автобус и скоро оказались во французском посольстве.

Следователь понимающе улыбнулся:

— Наконец-то вы поверили, что у Франции установлены дипотношения с Угандой.

— О, да, — грустно улыбнулась в ответ измученная женщина. — Посол пожал каждому из нас руки, угостил апельсиновым соком. Потом нас отвезли в другой, новый аэропорт и посадили в самолет. Спустя девять часов мы прибыли в аэропорт де Голля, после чего я и оказалась перед вами, мсье следователь. Для меня все закончилось. Для меня — но не для них. В Энтеббе осталось свыше двухсот заложников.