Рыжее братство. Точное попадание - Юлия Фирсанова

— Решай, глава дома, — Дорина ткнула супруга округлым локтем куда-то в район плеча, Торин покраснел до корней волос, получился натуральный цвет обоженного кирпича, и забормотал извинения:

— Да я не хотел обидеть вас, почтенная магева. Испужался только малость, а как не струхнуть, коль по Кочкам такие слухи с утра идут. Вы уж простите, дурня. Ведь от чистого сердца мы вас принимали, не думали чего выгадать для себя, и ничего не просим, но ежели хотите для нас чего расстараться, я только в ножки поклонюсь!

— Вот и отлично, я в том смысле, что вы согласны, а не в том, чтоб мне в ноги поклоны бить, это лишнее, — я улыбнулась, подхватила свои шмотки и вышла на крыльцо.

Большой светлый брус над дверью я еще вчера приглядела, на него так и просился один узорчик, в самый раз для такого дома. Я бросила куртку на перила, вытащила из сумки карандаш и примерилась. Высоковато для меня, с пола не достать. Лавку что ль вытащить, раз тут ни стремянок, ни табуретов не выдумали?

Дипломатично не вмешивавшийся в мои разборки с хозяевами (а что ухмылялся в кулак, так это дело десятое) Лакс вышел с прочими вещами и узлом с едой в руках, глянул на мои терзания и небрежно спросил:

— Подсадить?

— Ага, — тут же согласилась я, решив, что вор хоть и не богатырь былинный, а минутку-другую меня подержать сдюжит, вырос в экологически чистых условиях, худощавый, но жилистый. — Присядь-ка!

Лакс чуть согнул колени и наклонился вперед. Я шустро оседлала его шею и хлопнула по плечу:

— Готово, поднимай!

Вор выпрямился легко, как будто во мне не пятьдесят кило с довеском числилось, а не больше десятка. А по виду и не скажешь, как силен! Стоял рыжий легко, биение его сердца у меня чуть выше колена прослушивалось ровно и ничуть не учащенно с натуги.

— Ну надо же, мы всего второй день как знакомы, а я уже у тебя на шее сижу! — злорадненько шепнула я так, чтоб семейство высыпавшее вслед за нами на улицу не услышала прикола. Фаль же услыхал и тихо, но очень глумливо захихикал.

— Ну надо ж, — в тон мне отозвался Лакс, бережно, но крепко придерживая мои колени, — второй день знакомы, а я уж у магевы ножки щупаю!

— Один — один, ничья, — я признала остроумие приятеля и занялась выписыванием рун. На этот раз ничего вымерять не пришлось. Рисунок, теребивший мое воображение, как щенок тряпку, будто всегда незримо присутствовал на этом месте. Мне осталось только обвести его по контуру. Написала сложную руну, насладилась видным только мне золотисто коричневым с красным оттенком светом, даже жаль, что другим не полюбоваться, и снова хлопнула по плечу вора:

— Я закончила.

Лакс аккуратно спустил меня на землю, я повернулась к хозяевам и прежде, чем успела что-то сказать, Полунка завороженно протянула:

— Красотища какая, сияет, как солнышко! А что оно значит, магева?

— Вы видите свет рун? — недоуменно уточнила я, машинально прикусив карандаш, а Торин подтвердил, засунув кулак за пояс:

— Видим, почтенная магева, чай не слепые.

Наверное, это правильно, раз руны этому дому и этой семье предназначены, то и видны им светом своим настоящим, — решила я, мигом успокоилась и уже деловито пояснила:

— Этот символ должен защищать ваш дом и семью, оберегая лад и достаток в ней, укрывая от невзгод и бед, приходящих снаружи.

— Хороший знак, — одобрила Дорина, складывая руки поверх пышной груди размера четвертого, пожалуй, — благодарствуем!

— Это самое меньшее, чем я могу вас наградить, счастливо оставаться, — отозвалась я.

— Гладкой дороги и силы, почтенная магева, и вам всего доброго, сударь Лакс! — пожелало семейство Торина, мать увела ребятишек в дом, а сам кряжистый хозяин чуток проводил нас к воротам. Я еще вспомнила, о чем хотела потолковать с ним и задала вопрос в лоб:

— Слушай, Торин, а ты когда меня в деревню зазывал, говорил, нужда в магеве есть, ты о ком думал?

— Так вы парнишку вчера излечили. Мать не нарадуется, год от него хоть словечка ждала, а теперь не уймешь пострела, как тараторит, — дергая себя за бороду столь же выдающуюся, как стати его жены, смущенно пробормотал мужчина, ему было неловко за собственный благородный поступок. В деревню меня звал, не для себя стараясь, об односельчанке пекся, об ее горе.

Я кивнула, будто и в самом деле все знала наперед, обо всем догадывалась, потрепала на прощанье пса с милым именем Разбой по загривку, махнула рукой Торину. Провожать за ворота он нас не пошел, не принято здесь за отъездом до последнего наблюдать, когда мать семейства своих чад в дом загоняла, я слышала ее суровое, как командирский приказ слово:

— Нечего, нечего за магевой глазеть, тоску закликать!

Вот так и оказались мы за воротами перед двумя оседланными лошадьми, чьи поводья были наброшены на столб. Животные стояли мирно, объедали роскошный куст каких-то розовых цветков. Сказала бы шиповник, так шипов на нем и в помине не было. Впрочем, копытным ботаника пофиг, главное вкус, а поскольку он их устраивал, куст успел слегка подрастерять пышное великолепие цвета и сочных листьев.

Лакс забросил узел с продуктами в пристяжную сумку, легко взлетел на гнедого конька. Я задумчиво уставилась на свободную кобылу. Тоже гнедая, коричневая то есть, только носочки на лапах, нет ногах, у лошадей то, что с копытами, зовется ногами, были грязно белыми и разного размера, а на задней левой его вообще не было, должно быть потеряла по дороге.

— Это Белка, она смирная и добрая лошадка. Неказистая, правда, — трезво оценил стати своей собственности Лакс, — но идет не тряско.

Кобыла, словно почуяв мой взгляд, прекратила жевать и уставилась на меня в ответ. Не скажу, чтобы мы понравились друг другу с первого взгляда или я у зверюшки вызвала мгновенную аллергическую реакцию, вовсе нет. Она глянула на меня и, наверное, решив, что я — груз более приемлемый, чем какая-то мертвая поклажа, безразлично отвернулась. Я развязала узел и сняла поводья со столбика, решая, смогу ли я вскочить на лошадку так же браво, как Лакс или свалюсь мешком на другой стороне, насмешив всех окрестных кур, Фаля и вора. Решила не рисковать. Забросила поводья на луку седла, ухватилась покрепче, оттолкнулась от земли посильнее и водрузила себя на спину Белки. По-моему, вышло если и не больно легко, но все-таки не позорно, во всяком случае, Лакс ржать не стал. Он вообще смотрел через забор на горящий огнем знак сплетенной Одаль и Альгиз — рун дома и защиты. Моргнул, отвернулся и хмыкнул, стараясь говорить как можно небрежнее, мол не впервой мне всякие волшебные выкрутасы оценивать:

— И впрямь красиво.

— Ага, — согласился изнывающий от безделья сильф, успевший уже облететь обеих коняг, забраться в каждую чашечку цветка лже-шиповника и, наконец, устроиться меж ушей Белки. — Для тех, кто видит, магия всегда сияет. А у тебя, магева Оса, интересно получилось, заклятье даже незрящие углядели.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});