Последнее королевство - Бернард Корнуэлл

Мы с Рориком сидели на носу вместе с его дедом, Равном, и наша работа заключалась в том, чтобы рассказывать старику обо всем, что мы видим. Это были в основном цветы, деревья, камыш, речные птицы и форель, отправляющаяся на нерест. Деревенские ласточки вернулись из теплых краев и носились над водой, а городские суетились по берегам, собирая глину для гнезд. Заливались певчие птицы, голуби ворковали в молодой листве, зловещие соколы безмолвно парили под рваными облаками. Вслед нам глядели лебеди, а порой мы видели детенышей выдры, играющих под бледными ивами: при нашем приближении зверьки с плеском уплывали. Иногда мы проходили мимо поселений – деревянных домиков, крытых соломой, но там уже никто не жил.

– Мерсия нас боится, – сказал Равн. Он распахнул свои белые слепые глаза навстречу ветру. – И правильно делает. Мы – воины.

– У них тоже есть воины, – возразил я.

Равн засмеялся.

– Думаю, воином у них можно назвать одного из трех, а то и меньше, а в нашей армии, Утред, каждый мужчина – воин. Тот, кто не хочет сражаться, сидит дома в Дании, возделывает землю, пасет овец, выходит в море за рыбой, но не поднимается на корабль, чтобы отправиться на войну. А в Англии? Всех заставляют идти на битву, но только у одного из трех или даже из четырех хватает духу сражаться. Остальные – просто земледельцы, которые мечтают удрать с поля боя. Мы здесь как волки в овечьем загоне.

"Смотри и учись", – велел мне отец, и я учился. Что еще делать мальчишке, у которого даже не начал ломаться голос? Только один из трех – воин; помни о Движущихся Тенях; опасайся удара из-под щита; река может стать дорогой, ведущей в центр королевства... Смотри и учись.

– И у них слабый король, – продолжал Равн. – Бургред, вот как его зовут, и у него кишка тонка для битвы. Конечно, он будет сражаться, ведь мы его к тому вынудим, и позовет на помощь друзей из Уэссекса, но в глубине своей жалкой души сознает, что проиграет.

– Откуда ты знаешь? – спросил Рорик.

Равн улыбнулся.

– Всю зиму, мальчик, налги торговцы провели в Мерсии. Продавали меха, янтарь, покупали железо и солод, а еще вели разговоры с местными и слушали. А потом вернулись и рассказали обо всем, что узнали.

"Перебить торговцев", – подумал я.

Почему я так подумал? Я любил Рагнара. Любил гораздо больше, чем своего отца. Я как пить дать должен был умереть, но Рагнар спас меня, баловал и относился ко мне, как к сыну. Он называл меня датчанином, а мне нравились датчане, хотя уже тогда я понимал, что не стану одним из них. Я – Утред Беббанбургский, я помню крепость у моря, птиц, с криками летающих над волнами, буревестников, парящих над белыми барашками прибоя, тюленей на скалах, волны, разбивающиеся об утесы. Я помню людей той земли: они звали моего отца господином, но рассказывали ему о своей родне, говорили с ним, как с соседом. Все семьи, жившие на расстоянии дня пути от нас, были знакомы друг с другом.

Беббанбург был и оставался моим домом. Рагнар отдал бы мне крепость, если бы сумел ее взять, но тогда она принадлежала бы датчанам, а я стал бы всего лишь их наемником, олдерменом на привязи. Стал бы не лучше короля Эгберта – не короля, а дрессированной собачки на коротком поводке... К тому же то, что давали датчане, они же могли и забрать, поэтому я должен был вернуть Беббанбург собственными силами.

Знал ли я все это в одиннадцать лет? Наверное, кое-что знал. Это таилось в моем сердце, неоформленное, невысказанное, но твердое как кремень. Оно могло быть скрыто, наполовину забыто и нередко отвергнуто, но оно всегда оставалось там.

"От судьбы не уйдешь, – любил повторять Равн, – судьба правит всем". Он даже произносил это по-английски: "Wyrd bi? ful_r?d".

– О чем ты думаешь? – спросил меня Рорик.

– Хорошо бы искупаться, – ответил я.

Весла поднимались и падали, "Летучий змей" шел по реке к Мерсии.

* * *

На следующий день нас встретил небольшой отряд. Мерсийцы перегородили русло поваленными деревьями. Они не до конца перекрыли реку, но гребцам было бы трудно провести корабль через узкий проток между торчащими ветками. Мерсийцев явилось около сотни: два десятка лучников и воинов с копьями ждали у завала, готовые перебить наших гребцов, остальные выстроились "стеной щитов" на восточном берегу. Рагнар засмеялся при виде этого, и я узнал кое-что новое: датчане радуются предстоящей битве. Рагнар вопил от восторга, налегая на рулевое весло и направляя корабль к берегу, шедшие за нами корабли тоже причалили, а всадники, ехавшие вровень с нами по берегу, спешились.

Я видел с носа "Летучего змея", как команды в спешке выскочили на берег, натягивая кольчуги и кожаные нагрудники. А что видели мерсийцы? Они видели молодых людей со всклокоченными волосами, растрепанными бородами и жадными взорами. Людей, бросающихся в битву, словно в любовные объятия. Если датчане не имели возможности драться с врагом, они дрались между собой. У многих не было ничего, кроме чудовищной гордости, боевых шрамов и отлично заточенных мечей, но со всем этим они могли получить все, что пожелали бы.

Мерсийская "стена" не выстояла даже до начала битвы. Увидев, что врагов больше, мерсийцы пустились наутек под насмешливое улюлюканье воинов Рагнара, которые после поснимали кольчуги и нагрудники и с помощью топоров и сыромятных ремней разобрали завал. Понадобилось несколько часов, чтобы убрать деревья, а затем мы снова двинулись в путь.

Вечером корабли пристали к берегу, датчане развели костры и выставили часовых. Все спали с оружием, но никто нас не потревожил, и, продолжив путь на заре, мы скоро добрались до города с толстыми земляными стенами и высоким частоколом. Рагнар предположил, что в этом поселении мало воинов, а на стенах их вообще не было видно, поэтому он снова направил корабль к берегу и повел отряд к городу.

Земляной вал и деревянный частокол оказались в хорошем состоянии, и Рагнар пришел в восторг, решив, что весь гарнизон ушел к реке с нами сражаться, а не отсиживается за надежной стеной. Но оказалось, что мерсийские воины уже далеко – они бежали на юг, оставив ворота открытыми. Дюжина городских жителей стояли на коленях перед деревянной аркой, простирая к нам руки в мольбе о пощаде; трое из них оказались монахами, склонившими головы с тонзурами.

– Ненавижу монахов, – бодро сообщил Рагнар.

Он держал в руке меч, Сокрушитель Сердец, и при этих словах со свистом рассек клинком воздух.

– Почему? – спросил я.

– Монахи – как муравьи, – ответил он. – Черные, ползающие без толку туда-сюда. Ненавижу. Поговори с ними от моего имени, Утред. Спроси, что это за место?

Я спросил, и оказалось, что перед нами город Гегнесбург.