Святая и грешник - Картленд Барбара

Они успели осмотреть только десятую часть того, что стоило увидеть и составить свое мнение об этом, но граф, схватывая все на лету, и сам обладал достаточными умом и способностями, которых она в нем раньше не подозревала. Граф уже многое знал и быстро принимал решения. Он задавал чрезвычайно уместные, точные и дельные вопросы, и не только ей, но и фермерам, и другим знающим людям.

– Хотелось бы мне, Пандора, чтобы ваш отец прожил подольше. Он смог бы многое, наверное, порассказать о том, что мне хотелось бы знать, – заметил граф, когда они снова проезжали мимо церкви.

– О чем же именно?

– Ну, о человеческой природе вообще и о самих деревенских жителях в частности, об их жизни и как они проводят время, когда не работают. Как вы думаете, здесь не покажется странным, если я загляну в гостиницу и в тамошний буфет и закажу стаканчик спиртного?

– Думаю, что мистер Табб, – улыбнулась Пандора, – был бы в восторге от вашего посещения. Он владеет гостиницей четверть века, а до того ею владел его отец.

– Ну и прекрасно, завтра же туда наведаюсь, но, к сожалению, гостиница – не то место, которое вы тоже могли бы посетить.

– Мы же не в Лондоне! Уверяю вас, что «Собака и Лисица» – заведение очень респектабельное.

Граф удивился, и Пандора объяснила:

– Разумеется, мне никто бы не позволил зайти в гостиницу, или, как называют ее в Линдчестере, «Дом для публики». Да у дяди Огастеса удар бы случился при одной только мысли об этом! – и она звонко рассмеялась. – Но у миссис Табб всегда находился стакан яблочного сока для меня, когда я была еще девочкой, а мистер Табб никогда бы в жизни не стал обслуживать тех, кто не стоек по части спиртного, так что пьянство здесь очень-очень редкое явление!

– В отличие от Чартхолла, например, – сухо заметил граф.

– Вы, наверное, сочтете это проявлением невежества с моей стороны, – немного помолчав, отвечала Пандора, – но не могу понять, почему кто-то желает сегодня вечером, например, так напиться, чтобы назавтра заболеть? Какая это неразумная трата жизни, а она и так ведь очень коротка!

– Вы рассуждаете, словно вам уже восемьдесят лет, но перед вами, Пандора, еще долгая-долгая жизнь!

– Не настолько уж долгая, чтобы успеть осуществить все задуманное, – тут Пандора вздохнула, – ну, если, конечно, у меня была бы такая возможность!

– А на что бы вам хотелось ее употребить?

– Во-первых – на чтение, а во-вторых – на путешествия. И еще мне хотелось бы увидеть Чартхолл таким, каким он был когда-то, во всем его блеске и величии!

– А сейчас для вас он недостаточно славен и велик?

– По правде говоря – нет! Понимаете, люди, которые обслуживают эту усадьбу, нуждаются в одобрении больше, чем может нуждаться сам владелец имения! Что пользы, если садовники выращивают прекрасные цветы, но ими никто не любуется? Или – экзотические фрукты, но они никому не нужны? Если никто не одобряет их усилий? – И она взглянула на графа из-под почти опущенных ресниц, а потом опять заговорила: – И если, например, лошади в стойлах толстеют и становятся ленивыми, потому что никто не желает использовать их в полную, свойственную им силу? Если они не нужны всадникам, которые могут по достоинству и сполна оценить их возможности, их сноровку и как они выезжены?

– Вы действительно считаете, что поэтому и я должен все время проводить в Чарте?

– А почему бы нет? Дедушка, например, в молодости жил здесь по девять месяцев в году, а в Лондоне проводил только зимний сезон. А как здесь прекрасно летом! А осенью какая замечательная здесь охота! Если не приключилась бы та война, как-то сказал дедушка, то можно было бы и на континент съездить, в Рим, например, или на юг Франции!

Граф молчал, словно ожидая, что Пандора скажет еще что-нибудь во славу усадьбы, и она снова заговорила:

– Лондонский дом Чартов всегда был открыт для гостей только зимой, зато какие там устраивались замечательные приемы! А балы, например, в тот год, когда мама стала выезжать! Она мне часто об этом рассказывала!

– И вы, наверное, и для себя хотели бы той же судьбы? – заключил граф.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Рассказать ли вам, как я провела свой восемнадцатый день рождения?

– Расскажите!

– Все утро я раздавала религиозные трактаты старухам из богадельни, которые совсем не желали их читать, но были очень рады возможности поболтать со мной о том о сем. – Тут граф рассмеялся, но она продолжала: – А во второй половине дня моя тетя очень на меня рассердилась за то, что я не так хорошо, как ей бы хотелось, отстирала скатерти, и она в наказание еще дважды заставила меня их перестирывать, а сначала нарочно испачкала их сажей, уже после того, как я целый час гладила их очень горячим утюгом.

И Пандора на мгновение замолчала, словно задохнувшись от наплыва чувств.

– И знаете, это было совсем не похоже на праздник в честь восемнадцатилетия с бальными танцами, как в Чартхолле!

Тут голос ее дрогнул, и, пришпорив коня, она вырвалась вперед, чтобы граф не заметил слез, выступивших у нее на глазах. Правда, спустя мгновение она уже раскаялась: не надо было жаловаться графу, но ведь она не собиралась этого делать, совсем не собиралась, однако иногда так трудно, как вот сейчас, будучи в Чарте, не вспоминать с горечью о том, как плохо ей живется теперь у дяди и тети.

Потом они побывали на мельнице, где мололи выращенное на полях зерно, и затем граф нехотя сказал:

– Нам, наверное, пора возвращаться!

– Сколько сейчас времени? – удивилась Пандора, потерявшая счет часам и минутам.

– Уже почти четверть шестого!

– Так поздно! А я ведь еще не показала вам и половины того, что хотела!

– Но ведь на свете существует «завтра»!

– Да, конечно! – и в голосе Пандоры прозвучала надежда: у нее впереди еще два дня до возвращения тети и дяди в Линдчестер.

– А я и понятия не имел, – признался граф, когда они повернули к большому усадебному дому, – сколько народу служит у меня, пока мне об этом не сказал Фэрроу, – и проговорил он это раздумчиво и тихо, словно наедине с самим собой.

– Но это же так очевидно!

– Вы наверняка думаете, что я здесь чужой, так как раньше не проявлял особенного интереса ко всему здесь происходящему!

– Но я вовсе так не считаю! – воскликнула Пандора.

– Тогда скажите, о чем вы подумали?

– Вы хотите слышать правду?

– Да!

– Я подумала, что вы напрасно сопротивлялись влиянию Чарта; он все равно подчинит вас себе, он захватит вас целиком и зачарует, и не только потому, что так прекрасен, но и по той причине, что здесь очень многое нужно переделать!

– Что именно?

– Надо построить новые дома для фермеров, разработать новые каменоломни, окультивировать пустующие угодья. Папа часто говорил, что после смерти дяди Джорджа дедушка запустил все дела, а за четыре года все может и захиреть, и устареть, и выйти из строя вместо того, чтобы совершенствоваться и процветать!

– Да, я понимаю, что вы хотите сказать, но каков будет ваш ответ, если я признаюсь, что всему этому предпочитаю мою бурную, распутную, праздную жизнь в омуте лондонских развлечений?

Он говорил сердито и даже вызывающе, однако Пандора понимала, что это его очередной выпад в их словесной баталии, а взглянув на графа, она невольно отметила, какой он великолепный наездник! Просто кентавр, одно целое с лошадью!

– Между прочим, – продолжила она разговор, – существует библейская притча о Блудном сыне!

– Он, однако, вернулся в свои пенаты лишь потому, что все прокутил и ему пришлось есть отбросы и спать со свиньями!

– Ну, значит, вы понимаете, что за жизнь он вел до этого и как докатился до подобного положения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Если вы имеете в виду моих друзей, то я вам сейчас настоящую взбучку задам, и вы ее, безусловно, заслужили!

Пандора предвидела такую реакцию и рассмеялась, а потом, легонько хлестнув лошадь, сорвалась с места в галоп и помчалась вперед. Так они проскочили через парк, причем граф безуспешно пытался ее нагнать, и, только домчавшись до каменного моста через реку, Пандора, натянув поводья, остановилась и позволила ему снова с ней поравняться.