Шарм, или Последняя невеста (СИ) - Билык Диана

– Отпусти ее, змея! – иду, отталкивая от себя возбужденных работников ЗАГСа: двух щуплых женщин. Они бросают попытки меня притормозить и стремительно отходят.

Охрана Валентины выступает вперед и перекрывает Валерию. Но я, все же, успеваю заметить на левой щеке девушки новое покраснение.

– Уйдите с дороги по-хорошему, – выдавливаю сквозь зубы. Кулаки хрустят, в голове гремит. Вытираю кровь с губы и иду на мужчин. – Или вы считаете, что эта сука, – тычок в сторону падлючей мачехи, – может бить невинную девушку и насильно выдавать ее замуж?

Переглядываются. Молодые, лица незнакомые, растерянные. Ну, решайте, на чьей вы стороне? Во мне столько гнева сейчас, что я невольно представляю кипящий котел, в который я бросаю всех обидчиков моей невесты.

Но охранники неожиданно расступаются, отчего Валентина роняет нижнюю челюсть и орет, как подрезанная курица:

– Уволены!

Проходя мимо ребят, я бросаю спокойно и уверенно:

– Приняты.

Говорить, кто я, не нужно: все и так знают. И журналисты тут, как тут… Камеры мерцают, слепят, и меня на миг, от шока, загоняет в темный угол подсознания. Покачнувшись, нахожу ладонью стену и прижимаюсь плечом. Сейчас рухну.

– Генри! Генри, я здесь, – Лера, отталкивая мачеху, ныряет в мои объятия. – Я рядом, – говорит тихо, чтобы слышал только я, и, коснувшись уха, добавляет совсем шепотом: – Объяви о нашей помолвке… Я согласна. Прошу, забери меня себе.

Дышу и сдавливаю ее собой, обвиваю, как лиана, не хочу отпускать. Так хорошо. Тепло. Надежно. Зачем кто-то пытается все разрушить? Почему лезут и пытаются нас ломать?

Думаете, деньги могут вас защитить? Раз богат и знаменит – ты всесилен? Как бы не так! Всегда найдется тот, кто выше, сильнее, ловче. Стоит только перейти дорогу в неположенном месте, как машина Судьба раздавит тебя и умчится с места преступления.

– Господин Север, может, поясните нам, что происходит и почему вы срываете свадьбу уважаемого человека? – ненавистный голос затыкает всем рот.

Люди притихают, охранники настороже, ждут приказа. Те двое, что пропустили меня, встают на нашу сторону.

Тонкие пальчики на моей талии горячие и влажные от слез, Лера прижимается сильней, будто хочет во мне спрятаться.

Поворачиваюсь к Валентине, отряхиваясь от назойливого желания уйти в себя. Моргаю, чтобы смахнуть напряжение и тик. Лера шепчет что-то, утыкаясь в мою грудь и тянет рубашку, комкает хлопок и шевелит губами: «Прошу тебя».

– Мне интересно, как вы собирались выдать Валерию замуж, если она МОЯ невеста? – чеканю, но сам вглядываюсь в лицо девушки. Заплаканная, испуганная – она такая уязвимая и настоящая, что у меня перехватывает дыхание. Как я ей пообещаю то, чего дать не смогу?

Валентина давится словами и театрально, будто подыхает, вцепляется в локоть сучки-дочери, что не сводит с меня голодных и мерзких глаз. Вот и расчет: выдать падчерицу за богача и еще сорвать куш, а мне подсунуть меньшую. Может, три дня назад я бы и согласился ради снятия проклятия, а теперь… Я не знаю, что делать теперь. Не могу отдать Леру: она моя.

Камеры усердно щелкают, слепят. Завтра вся страна будет знать о том, что здесь случилось.

Людей в зале становится больше. Мне неуютно, я хочу только одного – ти-ши-ны. Кровь согревает переносицу и измазывает губы, в волосах не то снег, не то грязь, спина мокрая и холодная, а на языке солено-терпкий вкус.

Валентина хватает кривыми губами воздух, а затем пискляво выдает:

– Неправда! Кольца нет, официальной помолвки тоже!

– Что за ересь? – бросаю ей в лицо, усмехаясь разбитой губой. Облизываю излишки крови и вытираюсь рукавом рубашки. – В наше время разве это обязательно? А кольцо, кхм, – стаскиваю мамино кольцо, что ношу на мизинце в ее память, – вот.

Отодвигаю Валерию от себя, она дрожит и сжимается.

Кажется, я испортил подвенечное платье своей кровью. От этого смешно становится. Красные пятна на белой ткани, как маковые головки на снегу.

Лера смотрит в глаза, будто на последнюю надежду. Но знала бы она, на что я ее обрекаю этим поступком. Выть хочется, упасть на колени и умолять, не делать этого. Не соглашаться стать моей невестой.

А если я не выдержу три месяца, а если она меня бросит…

– Валерия Белинская, выйдешь за меня?

Глава 26. Валерия

Когда он выдыхает последние слова, понимаю, что у меня только один вариант. Я даже подумать не могу, принять решение взвешено. Хотя. У нас же будет еще время? Будет?

А у папы?

– Лера? – шепотом зовет Генри и осторожно берет мою руку. – Не молчи, – одними губами. Разбитыми в кровь.

Он не может быть плохим. Генри неистово пробивал толпу мужланов, словно они спички, а не стокилограммовые боровы. И все ради незнакомки. Чужой, неинтересной девушки. Шарм ведь испарится, я знаю, и тогда будет больно.

Руки потеют от переживания, сердце колотится под горлом. Люди вокруг превращаются в болванки. Они качаются, гудят и, мне кажется, пытаются раздавить нас.

– Да. Я согласна, – колечко, еще теплое от его рук, ныряет на безымянный палец и ставит точку в нашей с Севером судьбе. По плечам бегут колючки, по щекам слезы. Что я наделала? Он никогда не сможет меня полюбить. Я буду всю жизнь мучиться. И он тоже.

Прикрываю веки, чтобы вспышки камер не слепили глаза. Пальцы Генри все еще на моей руке, вторая ладонь скользит по шее вверх и ложится на затылок. Подаюсь к нему, и теплые губы касаются моих губ.

Щелкают затворы, щелкают секунды.

Его поцелуй сладко-соленый. Жаркий. Он шарит языком по деснам, врывается в рот и переплетается с моим. Тело опоясывает горячим тугим ремнем, и когда Генри отстраняется, я уже могу стоять только с поддержкой.

Мачеха отходит в сторону, когда Генри выводит меня через толпу к машине. Двое охранников идут с нами: один невысокий, но крепкий, а второй худощавый и длинный. Первый впереди, расталкивает народ, второй позади – не дает никому приблизиться. Последний выносит из ЗАГСа мою одежду и сумку.

– Спасибо за помощь, – Север пожимает им руки, всматривается в лица. – Я не пошутил. Пойдете ко мне работать?

Кивают.

– Сопроводить вас, господин Север? – спрашивает тот, что повыше.

– Сейчас эта тварь вряд ли полезет, а вот завтра приезжайте: договоримся, – Генри прижимает меня к себе и целует в висок. – Я тебя теперь одну никуда не отпущу.

Обнимает плечи, будто я успею замерзнуть за несколько секунд, но я и рада: приятно чувствовать защиту. С ним ничего не страшно, даже если скажут, что конец света наступит через минуту, я буду улыбаться и чувствовать тепло его тела.

– Поехали домой, моя Золушка, – накидывая на меня куртку, говорит Генри. Открывает дверь авто, но не пропускает меня, а замирает на секунду. Смотрит, гладит пронзительным золотисто-медовым взглядом, касается ладонями щек и прижимается лбом ко лбу. – Что я наделал… – тихо, неслышно, но меня пронзают его слова.

– Что не так, Генри? – встряхиваю его снова. Я вижу, что он уплывает в себя. Еще миг, и не дозваться. Это движение головой в сторону, затем частое моргание, рывок плечом. Очень похоже перед приступами делал Артур. – Нам нужно уехать, не запирайся, прошу тебя.

– Почему ты такая? – он смотрит, а в его распахнутых глазах стынет невыносимая боль.

– Какая, Генри?

– Лучшая.

– Глупости.

– Правда.

– Поехали домой?

Он немного отодвигается, я замечаю, как дрожит и облизывает нижнюю губу. Та немного вспухла, но кровь остановилась.

– Остается только одно, – говорит Север, поглядывая затравленно исподлобья.

– Если для тебя это так важно, я подпишу бумаги, – понимаю без слов, о чем он говорит. Не знаю, что в договоре, но не заставит же он меня убивать лягушек или есть глаза бегемотов? Что там может быть страшного?

– Только сначала мы вместе его прочитаем, – твердо и решительно произносит Генри.

– Если я окоченею сейчас, то договор не понадобится, – с улыбкой целую его бегло в губы и ныряю под руку.