Несовершенные - Федерика Де Паолис

у сибирской кошки.

– Анна?

– Да.

– Мы встречались в шоуруме.

– Да, правда? Когда?

– А когда новогодние скидки были.

– Ах, ну да! – согласилась Анна, не имея представления, кто это перед ней.

– Я подруга Сюзанны.

– Да-да, я прекрасно помню.

– Сколько вас?

– Двое, – ответила она после паузы.

– Столик бронировали?

– Я думаю, да.

– На Бернабеи?

– Не думаю. Наверное, на Хуарона, – рискнула Анна, сомневаясь, что Хавьер забронировал стол на свою фамилию.

– Минутку, я проверю.

Анна оглядела зал. Горящий камин, приятный теплый свет, и, похоже, недавно здесь сделали ремонт: стены зеленовато-синие, на столиках белые светильники. Посетители – в основном пары, и вроде бы никого знакомого. К счастью.

– Сюда, пожалуйста. – Женщина повела ее к столику.

Платье похоже на то, которое Анна только что сняла. Походка крайне непринужденная, ягодицы маятником ходят вправо-влево, коса летит противовесом, ноги ступают по одной линии.

– Прошу. – Женщина с надменным видом подвинула ее стул.

В зал вошел Хавьер, отыскивая ее взглядом, и Анна замахала с таким энтузиазмом, словно они сто лет не виделись. Потом заулыбалась. Он, весь промокший, подошел к столику.

– Позвольте ваше пальто? – спросила женщина, откровенно уставившись на него, потом снисходительно взглянула на Анну, и та в смущении потупилась.

Хавьер освободился от пальто, и они наконец остались вдвоем.

– Берем tinto или blanco?[39] – спросил он, раскрывая меню.

– Смотря что есть будем, – ответила Анна, стараясь расслабиться.

Хавьер с религиозным благоговением изучил меню, расспросил, хочет ли она мясо или рыбу, пасту или ризотто, воду с газом или без, много ест или мало.

Подошла молоденькая официантка с чуть раскосыми глазами. Анна поискала взглядом встречавшую ее женщину – та занималась другими посетителями. Хавьер заказал за двоих, каждому – свои блюда, прибавил бутылку вина и минералку «Феррарелле». Анна удивилась, но не возражала.

– Итак…

Сколько ему лет? Он очень молод, моложе ее.

– ¿Te gusta aquí?[40]

– Тут очень мило. Я здесь уже была, но у них, наверное, владелец поменялся, теперь все гораздо лучше.

– Какой ты знак по зодиаку?

– А что? – рассмеялась она.

– Tu dimelo[41].

– А ты как думаешь?

«Сибирячка» принесла вино, показала этикетку, искусно откупорила бутылку и налила немного в бокал Хавьера.

– Muy bueno[42], – произнес он, отпив глоток.

– Muy bueno, – повторила женщина.

Ее декольте было глубоким, как океан. Анна проводила «сибирячку» взглядом, Хавьер же смотрел только на Анну.

– Весы, – сказал он.

– С чего ты взял?!

– Я знаю.

– Откуда?

– Te gusta[43] красивое.

– Скажешь тоже!

Хавьер показал на себя, и они безудержно, по-детски, расхохотались.

– А ты кто? – спросила Анна.

Она вся подалась вперед, к нему, а Хавьер наливал ей вино и уже почти перелил через край. В испуге она невольно схватилась за ножку бокала:

– Хватит!

Хавьер остановился и объявил:

– Lo mismo[44].

– А число?

– Doce[45].

– Боже, а я восьмого!

Они чокнулись и выпили за свое звездное родство, касаясь под столом ступнями. Хавьер подвинулся вперед вместе со стулом, сжал ее колени своими. Принесли пасту с крабами: огромные клешни, в середине маленьким холмиком свернуты спагетти, по краям листики петрушки. Одна из женщин в зале вроде бы разглядывала Анну и шептала что-то сидевшему напротив мужчине. Взгляд назойливый, рот она прикрыла салфеткой.

Хавьер снова сжал ее колени, на этот раз сильнее. Анна отхлебнула еще вина. Вытащила шпильки из волос, встряхнула головой. И почувствовала себя свободной – из головы словно вынули иглы.

Неспешно подошла «сибирячка»:

– Все хорошо?

– Прекрасно! – отозвалась Анна. – Это ваш ресторан?

– Наш с мужем.

– Он просто чудесный!

– Спасибо. Мы старались создать уют, но не в ущерб качеству. – Женщина, неотрывно глядя на Хавьера, едва заметно переносила вес с одной ноги на другую.

– И цвет стен очень милый, – продолжала Анна, пытаясь привлечь к себе ее внимание.

– Надеюсь, вам придется по вкусу и все остальное. – Женщина, прищелкнув языком, удалилась своей маятниковой походкой. В ее словах была явная двусмысленность.

– Ты ей нравишься, – сказала Анна.

– Кому?

– «Сибирячке».

– Почему «сибирячке?»

– Глаза у нее такие… как у сибирской кошки, правда ведь?

– Tu me gusti cosí[46].

– Какая такая?

– С волосами.

– С какими именно?

– Почему смеешься?

– Потому что.

В сумочке звякнул мобильник, уже во второй раз. Сообщение от Гвидо: «Мы без тебя тут прекрасно справляемся». Анна подняла глаза от телефона и рассеянно уставилась в зал, не улавливая смысл фразы.

– Эй! – Хавьер потянулся к ней руками через стол, но она не шевельнулась. На лице отражался свет с экрана.

– Анна?

– Извини. – Она спрятала телефон в сумочку. – Извини.

– Что там?

– Дочка, – соврала она. – Немного простудилась.

– Я отвезу тебя?

– Нет, не надо. – Она была тронута. – Спасибо.

Хавьер еще дальше продвинул руку, раскрыл ладонь.

– Нет-нет, правда, не надо. Отец даст ей лекарство, и все будет хорошо.

– Где она?

– Со своим отцом.

Ей хотелось подчеркнуть этот момент. По одной-единственной причине: сегодня ночью она хотела спать с Хавьером. Испытывала нестерпимое желание соскользнуть в сон в теплой чувственной пещерке, образованной их телами. Дома она спрятала все свадебные фотографии, не забыла убрать и стопку детективов с тумбочки Гвидо в спальне. С тех пор как он ушел, ее лишь по ночам окутывала слабая тревога. Легкое ощущение, почти невесомое, – но стабильное.

В детстве у нее была привычка забираться в кровать отца и ждать его возвращения, и, когда он наконец приходил, она обхватывала его широкие плечи, прижималась щекой к спине на уровне лопаток и крепко засыпала.

Сон с мужчиной ассоциировался у нее не с сексом, а с чувством защищенности. Ее мать умерла ночью, в своей постели, в полном одиночестве. Анна помнила холод тела, неподвижность конечностей, разметавшиеся по подушке волосы – распростертая на спине, застывшая фигура. И помнила, как идет назад к себе в комнату по длинному коридору, собираясь снова лечь спать. А ведь была совсем малютка. Не приснилось ли ей все это? Наверняка она знала лишь одно: в ее голове сон вдвоем связан с волшебной мечтой о бессмертии.

Вот почему ей хотелось рассказать Хавьеру про свой брак: чтобы прикоснуться к волшебству. На большее она не претендовала. И все-таки опасалась: вдруг он испугается, если она прямо скажет о расставании с мужем? Вдруг подумает, что должен взять на себя ответственность за вещи, которые его на самом деле не касаются? Равновесие в их отношениях пока шаткое, не нарушить бы его этой новостью.

– С отцом… где? – допытывался Хавьер.

– Мы с ним… В общем… Он ушел.

Хавьер скрестил руки на груди.

Ее мобильник снова звякнул. «Смотри», – говорилось в сообщении. Но на что? Там ведь ничего нет. Она хотела