Рейтинговые книги
Читем онлайн Холмы России - Виктор Ревунов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 157

Не с жуткого ли горя или беды на такое пошел, что и жизнь-то свою отверг?

«Одна дорога, а две загадки», — подумал Стройков, и вдруг как что пронзило его.

Он не знал еще ничего, но эта дорога словно свела в одно — смерть отца Мити и убийство Желавина.

Стройков устал, хмель разморил его, но сейчас все как смыло с него.

Одна догадка поразила.

Он повернул коня и быстро поехал назад к хутору.

Стройков остановил коня возле избы Фени, под тенью липы в проулке.

Дверь на крыльце раскрыта. Дома хозяйка.

Феня пришла с молотилки пообедать.

Пообедала и убирала со стола, когда вошел Стройкой.

— Наведаться решил к тебе, — сказал он и перед чистым полом поглядел на свои запыленные сапоги.

— Милости просим, — сказала Феня, бледная: на хуторе уже знали о страшной находке под мхом.

«Что это принесло его?»

— Обедать будете?

— Спасибо.

— А то налью.

— Раз настаиваешь, налей.

Она налила ему в тарелку свекольника с лучком, поджаренным на сале, и, когда ставила тарелку на стол, Стройкова близко обдало жарком потным.

Он съел щи. Ложкой размесил на дне чашки кусочки сала, сольцой посыпал и это живо проглотил с оставшейся коркой хлеба.

— Вот и славно! А то со вчерашнего дня без горячего.

— Так и заболеть можно, — спокойно заметила Феня.

В избе прохладно. От сквозняка раздуваются занавески на окнах, дурманит сном близкий шум леса.

— Разреши поговорить с тобой.

Феня присела к столу на край скамейки. Стройков напротив сидел, распечатывал новую пачку с папиросами.

— Слышала? — спросил он.

— Да.

— А что люди говорят?

— Разное.

— А что все-таки?

— Да что мне до того, что говорят?..

— А что ты думаешь?

— Что думать? Страшное случилось.

— А не задумывалась ли ты, с чего Федор Григорьевич такую смерть принял?

— Так это и вы знаете. Пьян был. По пьянке и замерз.

— Как замерз-то. В обнимку с березой… Такую казнь выстрадал. С чего бы это?

— Кто ее знает? Что пьяному в голову не взбредет? — ответила Феня, чувствуя, как приближалась неведомая какая-то беда.

— Может, что говорил он или сама что заметила перед этим?

— Ничего он не говорил… А зачем вам это?

— Скажу и зачем. Сперва давай поговорим по душам.

— Вы своей-то душой человека невинного не трогайте.

— Какого человека?

— А чего тогда прискочили?

— Да ведь два человека-то.

— Кто еще? Может, я?.. Может, я его стукнула, что больно ухаживал за мной ваш Желавин?

Рука Стройкова с папироской так и дрогнула.

— Ухаживал Желавин? — удивился он. — Не знал про это.

— Убили его, жалеть надо. А я и про убитого скажу. Подлый он был. Подлый! Грозил с Митей что-нибудь сделать, со мною повольничать.

Для Стройкова это было неожиданностью. Как близко и просто все! Час назад он был в отчаянии, что тогда момент проглядел. А сейчас этот разговор возвращал ему из прошлого этот момент. Теперь не проглядеть бы.

«Не спеши, не торопись», — успокаивал он себя и думал, что нельзя и медлить в разговоре с Феней, которая в горячке своей, как блеском мгновенным, осветила знаки этой истории.

— А ты Дмитрию своему говорила про ухаживания Желавина и про угрозы его?

Вот он, этот момент: сейчас одно слово могло все решить. Только скажет: «Да».

Стройков это и ждал: Митя убил, а отец его в безумии такого ужаса кончил с собой. Конечно, это не все, чтоб вину и правду доказать, это только версия.

— Нет, — сказала Феня. — Убил бы Митя его. Боялась. А Желавину сказала: «Если ты над Митей свою подлость исполнишь, возьму топор и убью, прямо на людях, среди бела дня, топором зарублю».

— Каким топором?

— Обыкновенным. Вон на дровах валяется.

— А топор этот новый или старый у вас?

Феня еще сильнее, с щемящей тоской почувствовала, что сама не заметила, как открыла дорогу беде.

— Не все ли равно, какой топор.

— Новый или старый? — повторил свой вопрос Стройков.

— Новый…

— А старый где?

Феня поднялась и как-то пошатнулась, задев за скамейку, которая со стуком упала на пол.

— Не убивал Митя, и Федор Григорьевич не убивал. Что вы!

— Не говорю я про это. Что ты вперед забегаешь? Про топор скажи. Садись.

Она поставила к столу упавшую скамейку и села.

— Был топор. Пропал или потеряли где, не знаю. Новый Митя из лавки принес. А Федор Григорьевич топорище сделал. Вот и все!.. Разговорились мы тут, а мне на работу пора, — сказала Феня. — На молотилке стою. Только подавай. Языком барабанить некогда.

— Не задерживаю, — сказал Стройков.

— Только вы Митю и Федора Григорьевича не примешивайте к этой истории.

— Зря не примешаем, — успокоил ее Стройков и подумал: «Какая ниточка потянулась».

Во дворе он остановился перед поленницей, где лежал топор. Поднял его. Пальцем провел по затупевшему лезвию.

— Новый?

— Да.

— А старый так и пропал?

— Я же сказала, не знаю. Вот пристали…

Глаза Стройкова построжали, ноздри дрогнули с гневом.

— Еще и не так пристают. Человека убили, председателя. Ты понимаешь?

— Не наше это дело.

Стройков хотел вскочить на коня, по нога сорвалась со стремени.

— Так пусть и убивают, так, что ли? Говори, да не заговаривайся. Прощай пока!

Не успел Стройков уехать с хутора, как пошли разговоры в том самом направлении, которое своим посещением Фени указал Стройков: Митю и отца его Федора Григорьевича в убийстве подозревают.

Разгадались вдруг сразу и запои Мити и смерть Федора Григорьевича — не зря так плохо он кончил.

Говорили, что Митя убил, а Федор Григорьевич знал и не выдержал — с горя обнялся с мерзлой березой.

Другие, наоборот, говорили, что Федор Григорьевич убил Желавина, а Митя потому-то и пил, что знал об этом и мучился.

Были и такие: не верили, что Митя и отец его могли пойти на такое, но доказать это ничем не могли, лишь была вера сердца.

Да и за что им убивать Желавина? Что не поделили-то? Митя завмагом работал и подчинялся своим районным властям. А Федор Григорьевич плотник, он и вовсе редко бывал дома — работал на стороне. Правда, Желавии хотел привязать его к колхозу. Но разве привяжешь, когда отовсюду просили и приказывали что-либо срочно сделать и даже приезжали за ним? Золотыми были худощавые и жилистые руки его.

Но был и такой слушок, который кое-что разъяснял сомневающимся: вся кровь из-за Фени, за ней Желавин хотел потаскаться. А Митя и Федор Григорьевич расправились: показали, как за чужими бабами бегать.

Это были, так сказать, главные корни всех разговоров, от которых расходились более мелкие, даже совсем едва заметные, что и Феня причастна к этой истории, потому-то и терпела такую жизнь с Митей, и сейчас из страха терпит.

Все ждали, что будут к празднику новости, еще что-то откроется.

А праздники приближались.

В самый канун во Всходы приехала на похороны жена Желавина — Серафима.

Она тогда, как пропал ее муж, не вернулся из Щекина, ждала его день, другой, и третий день ждала, и четвертый. А потом схватила дочку, чемоданчик с пожитками и ушла с хутора.

Лишь раз оглянулась она на далекие избы с медью солнца в окнах.

— Будьте прокляты! Пропадите все!..

Уехала в Москву, и там за дворницкую работу дали ей комнатушку.

Маленькая, худенькая, с желтым, больным лицом в рябинках, в простеньком платьице, пропахшем за дорогу вновь вернувшимся горем, в парусиновых ботинках, с поистершейся сумочкой на руке, жалкая и какая-то приниженная, шла она за громоздким, кое-как обструганным гробом.

Поплакала над могилой. Последний раз взглянула на сиротливый бугорок земли на краю кладбища с покривившимися крестами, которые, как руки в размахе, кого-то ждали в свои объятия.

«Куда… куда пошли?» — чудились крики крестов, остающихся в зарослях бузины, верб и колосистой травы вдали от изб, куда с тенями наступающего вечера прокрадывались тревоги и страхи — не от могил, а от темных глубин лесов, где скрывались дороги.

На десять рублей, которые Серафима достала из своей сумочки, — больше-то и не было, оставалось лишь на обратную дорогу, — устроила поминки в доме Стройкова.

Дом на окраине Всходов на бугре, над дорогой, окнами на Угру, за которой сочный свет лугов размыт большаком в седом песке, в бессмертниках, в рябинниках и чернобыльнике по обочинам.

На похоронах народу было немного, а по пути с кладбища все как-то незаметно разошлись, так что поминать Желавина остались Стройков с женой да Серафима.

Жена Стройкова — Глафира, с черными гладкими волосами, свитыми в косу, румяная и свежая, как яблоко, наскоро приготовила закусить. Была недовольна не тем, что чужое горе в ее избе, — она жалела эту женщину и сочувствовала ей, была недовольна тем, что мужу ее по службе надо было ввязываться в эту страшную историю.

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 157
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Холмы России - Виктор Ревунов бесплатно.
Похожие на Холмы России - Виктор Ревунов книги

Оставить комментарий