Год Грифона - Инна Кублицкая

Дочитав до конца главы, монах остановился. Он потянулся за кувшином с питьем, но Карми опередила его, услужливо налив пахучий мятный напиток в затейливо раззукрашенную глиняную чашку.

Монах поблагодарил ее на ломаном майярском; Карми поспешно ответила по-миттауски. У монахов с хокарэмами отношения сложные, но миттауские монахи более терпимы к людям, чем майярские; тем более, что и девушка в хокарэмской одежде не склонна была задирать служителей божьих.

Как надо разговаривать с миттаускими монахами, Карми не знала; в дни ее прошлогоднего путешествия в Миттаур с монахами разговаривал Стенхе, для нее же самой они были тогда неинтересным приложением к пещерным храмам Нтангра и монастырю Карали-лори. Теперь приходилось пенять себе за невнимательность, и Карми, вздохнув, начала нащупывать манеру общения.

Она заговорила о красотах нтангрских храмов — эта тема была приятна миттаусцам; монах, благосклонно предложив ей поесть с дороги, вручил чашку со своим питьем. Карми, с удовольствием прихлебывая из чашки прохладный напиток, выслушала притчу о трех путниках, сама тут же рассказала другую притчу, и монах, с каждой минутой все дружелюбней относящийся к девушке, вдруг сказал:

— Мне кажется, тебе лучше сейчас спрятаться.

Карми обернулась и глянула назад. По майярской тропе, которая недавно привела ее в долину, скакали всадники. По длинному двухвостому вымпелу на древке копья одного из них можно было судить, что это миттаусцы.

— Ты из замка Ралло, — напомнил монах. — Таких, как ты, в Миттауре не любят. И я не верен, что в моей власти защитить тебя от воинов. Спрячься; это вовсе не трусость.

— Они меня уже заметили, — отозвалась Карми.

Она испугалась впервые за последние месяцы; глупо получилось — ее могут убить за то, что на ней одежда хокарэма. Надо же было слоняться по Пограничью в такой одежде!

Она, не переменив позы, подносила к лицу чашку с напитком, который потерял для нее всякий вкус. Теперь ее жизнь зависела оттого, кто приближался к ней: дружина какого-нибудь миттауского рыцаря или же просто отряд независимых воинов, наполовину разбойников, не связанных никакими дипломатическими обязательствами. В первом случае существовала надежда выкрутиться, наврав рыцарю о друзьях, которые где-то рядом; во втором случае пощады ожидать не приходится.

И уж, ожидая всякого, следовало не подавать виду, что сердце упало куда-то в пятки. Следовало также напомнить этому трусливому сердцу, что совсем рядом, в озере стоит глайдер, и в самом крайнем случае можно попробовать устрашить миттаусцев невиданным чудом.

— Эй ты, боратхи, дочь боратхо! — крикнул подскакавший всадник. — Кого ты поджидаешь здесь?

Карми молчала, опустив глаза в чашку с напитком. Вот уж чего никак не следовало делать — это отвечать на оскорбления. Впрочем, ее оскорбления мало задевали, ведь это для хокарэмов, волков Майяра, сравнение с нечистоплотным трусливым зверьком было обидным.

«Однако миттаусцы смелы до безрассудства, — мелькнуло в голове Карми. — Неужели они не подозревают, что хокарэми тоже могут быть опасны?»

Трое из всадников были слишком, слишком близко; для настоящего хокарэма не составило бы труда расправиться с ними и приняться за прочих. Но миттаусцев было чересчур много — даже настоящий хокарэм сложил бы голову в этом бою. И всадники, окружив Карми полукругом, смеялись над ней — потому что смеяться над слабым врагом не грешно.

Лихорадочно подыскивая выход из дурацкого положения, Карми почти не вслушивалась в обидные слова. Скоро им надоест дразнить затравленного зверя, и они захотят прикончить ее… И в тот момент, когда Карми уже надумала вызывать из озера глайдер, до нее дошло, что выговор всадников уж очень похож на арзрауский. Конечно, она могла ошибиться. Чужеземцу легко спутать миттауские говоры; но она уже знала, как поступить, если это действительно арзраусцы.

— Хороша ли была весна в Арзрау? — спросила она громко, не отрывая своего внимательного взгляда от чашки. Карми вовсе не ставила целью перекричать миттаусцев; они сами утихли, заметив, что пленница хочет что-то сказать. Но слова Карми они восприняли как насмешку.

— Эй ты, не смей касаться имени Арзрау грязным языком! — закричал один, а Карми облегченно вздохнула: это точно были арзраусцы. Шансы выкрутиться невредимой увеличивались.

— Перед Атулитоки я была гостьей принца Арзрау, — спокойно и громко произнесла Карми. Это заявление поставило Карми в довольно двусмысленное положение. С одной стороны, объявление человека гостем в Арзрау равносильно признанию его родственником; эти узы обычно сохранялись на всю жизнь. С другой стороны, принц Арзрау не мог объявить гостем человека в хокарэмской одежде — а значит, хокарэми позволила себе вероломный обман. Не удивительно, что утверждение девушки возмутило арзраусцев.

Карми же маленькими глоточками прихлебывала из чашки.

— Постыдилась бы признаваться в бесчестном обмане, бросали ей горцы укоры, которые ее вовсе не трогали.

Карми, выдержав паузу, чтобы ранее сказанное утряслось в головах арграусцев, добавила:

— Арзравен Паор испытывал ко мне нежные чувства.

Эти слова и подавно взбеленили арзраусцев; Карми даже подумала, что слегка переборщила.

— Ты решила, что принц Паор подтвердит твое вранье?кричали ей. — Сейчас он скажет, что с тобой делать.

— Он здесь? — спросила Карми. Она впервые подняла глаза. Паор с двумя спутниками был еще далеко; он приближался неспеша, Карми показалось, он не очень уверенно сидит в седле — что для миттаусца довольно странно. «Он ранен, догадалась Карми. — Не удивительно, что его сородичи такие возбужденные.»

Она неторопливо поставила чашку на низенький столик рядом с собой и встала.

Арзраусцы подались в стороны, освобождая дорожку между ней и принцем.

— Здравствуй, Паор, — сказала она. — Узнаешь?

Он замер. Конечно, он узнал ее — даже в грязномй обтрепавшейся одежде. Но появление девушки было слишком неожиданным.

— Ты дух или человек? — спросил он осторожно. — Я слышал — ты умерла.

— Я обманула их, Паор, — усмехнулась Карми. — Ты же знаешь, я отпетая обманщица…

Паор с помощью рослого воина спустился с коня.

— Где это тебя так потрепали? — поинтересовалась Карми. Паор махнул рукой и, приблизившись, по миттаускому обычаю ткнулся губами в ее щеку. Карми ответила тем же; потом, взяв его за руку, подвела к кошме, на которой только что сидела. Паор стоял, пока она не села.

— Расскажи сначала о себе, госпожа моя, — попросил он. — Почему ты в этой одежде?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});