Тяжелые звезды - Анатолий Куликов

Очень скоро я обнаружил, что у меня неважно обстоит дело с иностранным языком. Моей особой вины в том не было: в десятом классе у нас не было учителя немецкого языка. Этот предмет преподавала наша ровесница — девушка, окончившая школу на год раньше нас. Конечно, всерьез ее никто не воспринимал и как следствие — немецкий язык я знал откровенно плохо, хотя и удостоился пятерки в аттестате зрелости. Цену этой отметке я знал: когда сдавал выпускной экзамен в школе, настоящий преподаватель иностранного языка просто не успел подъехать из районного центра, а члены экзаменационной комиссии, включавшей директора, завуча и вот эту девочку-учительницу, купились на то, что я бойко ответил на свой билет. В последующие три года я о немецком языке не вспоминал вообще: в училище его не преподавали. Так что база у меня была откровенно слабенькая и не шла ни в какое сравнение с теми знаниями и навыками, которыми обладали многие другие соискатели академического диплома. Например, бывшие суворовцы, которые, как правило, блестяще владели иностранными языками.

Мне просто повезло, что такой вот бывший суворовец оказался со мной рядом на контрольном собеседовании. Его короткая консультация позволила мне достойно ответить на вопросы преподавателя и сносно перевести текст. Более того, меня даже записали в группу тех слушателей академии, которую на сегодняшнем языке называют «продвинутыми». Преподаватель немецкого языка, которая вела эту группу, очень быстро оценила мои настоящие знания, вкатила подряд две двойки и дала понять, что с такой подготовкой я очень запросто могу попасть на собеседование к начальнику курса или даже к начальнику факультета. Было ясно: или я серьезно сажусь за немецкий язык, или со мной будут разговаривать в другом месте.

Надо отдать должное самой системе лингвистической подготовки в академии, которую внедряли в жизнь под руководством начальника кафедры иностранного языка полковника Вахмистрова. Этот интеллигентный, образованный офицер не только сам владел несколькими языками, но и неустанно внедрял самые современные методики. Чего стоило одно только «ночное обучение», непременным атрибутом которого были динамики, установленные в каждой комнате общежития. В семь утра, в половине одиннадцатого вечера, а также в определенный час ночью по радиосети читался текст на немецком языке, оригинал которого в напечатанном виде должен был лежать перед глазами. Что бы ни произошло, в урочный час ты должен был сидеть перед динамиком и повторять вслух каждое произнесенное слово. Многократное заучивание, по замыслу преподавателей, должно было предельно обострить нашу зрительную и слуховую память.

Эта система оказалась настолько эффективной, что даже наши дети вскоре запоминали эти языковые уроки. Однажды четырехлетний Сергей заявил Вале: «Мама, я хочу жениться!» — «На ком?» — «На Даше». — «А чем же вы будете заниматься?» — «Ну как чем? Она будет обед готовить, а я буду учить немецкий язык…»

В такой обстановке очень скоро мое учение пошло на лад. Уже на втором курсе я сдал экзамены по немецкому языку на «отлично».

Впоследствии эти знания очень пригодились мне в Академии Генерального штаба при сдаче кандидатского минимума. И сегодня я довольно сносно говорю на немецком языке и чувствую себя уверенно в немецкой военной терминологии.

Что касается других дисциплин, то никаких особых трудностей у меня просто не возникало. Мое среднее училище дало мне хорошую общевойсковую подготовку, отчего я никогда не испытывал дискомфорта, даже общаясь с теми своими однокашниками, которые пришли в академию, имея в запасе дипломы высших военных училищ. На первых порах, конечно, сказывалось отсутствие опыта участия в крупных общевойсковых учениях, но такова была специфика самих внутренних войск. Различия, правда, со временем становились незаметными. Хотя бы потому, что мы напряженно учились, а в Академии им. Фрунзе наши офицеры из внутренних войск всегда были на хорошем счету. Объяснялось это тем, что на должность командира отдельной роты в ВВ никогда не ставили человека, который бы не умел принимать самостоятельные решения. Его подразделение часто находилось довольно далеко от штаба батальона. Не станет же ротный каждый день названивать комбату и советоваться, как ему поступить в том или ином случае.

Очень часто наши офицеры совмещали военную службу в своих городах и поселках с общественной работой: были депутатами и членами разнообразных советов, партийных комитетов — этакими администраторами и специалистами в области охраны общественного порядка. Так что их социальная зрелость наступала несколько раньше, чем у армейских командиров.

Эта разница чувствовалась и позже. Даже в Академии Генштаба. Сравнить хотя бы командира мотострелковой дивизии, проводившего на полигоне две трети своей службы, и меня, который, будучи командиром 43-й Минской дивизии ВВ МВД СССР, входил в состав коллегии Министерства внутренних дел Белоруссии. Что касается самостоятельности, то мы могли дать фору многим армейским офицерам. А вот когда заходила речь об управлении общевойсковым боем, о методике принятия решения, тогда свои войсковые амбиции нужно было спрятать куда подальше. До сих пор искренне благодарен я за науку многим своим преподавателям, из которых особенно хотел бы отметить Героя Советского Союза, полковника Ивана Ивановича Загряцкого, специалиста по тактике Сергея Васильевича Рамжаева и начальника курса Александра Федоровича Ларина. Это те, кто в свою педагогическую работу вкладывал без остатка и силы, и душу.

Не менее важной считалась в академии и строевая выучка офицера. Причем один раз в год, 7 ноября, следовало блеснуть по-настоящему. На параде. На Красной площади, когда, печатая шаг, мимо Мавзолея проходили четкие шеренги курсантов училищ и слушателей академий, сводные полки армейцев и моряков.

Подготовка к параду начиналась задолго — еще в начале сентября. А заканчивалась накануне праздника. Каждый год два этих предпарадных месяца были насыщены упорными тренировками на большой спортивной арене в Лужниках, на аэродроме в Тушино. Завершались они генеральной репетицией на ночной Красной площади.

Именно с подготовкой к военному параду связана одна из историй, которая чуть было не закончилась для меня печально и стала хорошим уроком на всю оставшуюся жизнь.

Этим тренировкам в академии придавалось такое серьезное значение, а подготовка к параду была поставлена на такую строгую, жесткую основу, что даже те, кто заболел и нуждался в лечении, могли быть освобождены только лично начальником курса и только на месте тренировки. У тебя ангина и высокая температура, но, пожалуйста, будь обязан придти и доложить. Было такое правило, которое никому даже в голову не приходило оспаривать. Хотя и знали, что Ларин особо свирепствовать не станет: если болен — непременно отпустит.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});