Путь всех призраков - Грег Бир

- Волосы матери, - произнесла Карн и крепко сжала свой ключ. Костяшки пальцев побелели.

- Она играет с нами, - выговорила Расп. - Наклоняется над нами, размахивает волосами над кроваткой. Мы тянем к ним руки, а она убирает волосы.

- Она смеется, - сказала Карн.

- Потом отдает нас… - Расп не успела закончить.

С легким скрипом машина резко свернула в сторону перед внезапно появившимся разломом, которого секунду назад не существовало. Вверх из разлома взлетели белые фигуры, человекообразные, но рыхлые, как грибы, и лишенные черт. Казалось, они одновременно и были чем-то вытолкнуты, и вылезли сами. Теперь они лежали на песчаной, покрытой черными полосами почве, будто бы приходя в себя после рождения. Затем человекообразные фигуры поднялись, быстро и даже грациозно побежали по неровному ландшафту к деревьям и принялись вырывать их с корнем.

Таких рабочих Олми и видел с пирамиды. На незваных гостей они не обратили внимания.

Щель закрылась, и Олми дал машине задание ехать дальше.

- Мы такими станем? - спросила Карн.

- Каждый из нас станет сразу множеством таких, - ответила Расп.

- Приятно было узнать! - сардонически заметила Карн. Вращающиеся впереди тени придавали земле размытый и

безумный характер - как при несфокусированной покадровой съемке. Только главные ориентиры не менялись от порывов метафизических исправлений: Наблюдатель, из немигающего глаза которого все еще тянулся бледный луч, Замок со своим невидимым гигантским обитателем и стела, окруженная лесами и толпами белых фигур, работающих прямо под брешью.

Олми приказал аппарату остановиться, но Расп схватила его за руку.

- Едем дальше. Отсюда мы ничего сделать не сумеем. Олми широко ухмыльнулся и откинул назад голову; потом состроил гримасу, как обезьяна из доисторического леса, - показал этому безмерному сумасшествию зубы:

- Дальше! - упрямо сказала Карн.

Машина покатилась вперед, подскакивая на острых выступах, которые какая-то сила через равные промежутки затолкала в песок.

Послышались новые звуки, заглушившие шипение меняющих положение мировых линий. Они были похожи на симфонию скребущих и стучащих метел. Олми подумал, что вопль, поднимающийся от башни и Замка, мог бы быть песнью горящего леса - если бы деревья могли петь о своей боли. Тысячи белых фигур издавали тысячи разнообразных звуков, словно безуспешно пытаясь заговорить друг с другом. Слышались ничего не выражающие речи, монотонная бессвязная чушь, попытки передать чувства и мысли, которых в действительности у них быть не могло…

До этого момента тело посылало Олми постоянные волны страха. Он старался держать себя в руках, но о страхе не забывал; забыть было бы бессмысленно и неправильно, потому что именно страх напоминал ему о том, что он пришел из мира, обладающего смыслом, объединенного и последовательного - из мира, который действовал и существовал.

И все же страх был несравним с тем, что они видели перед собой, и не мог служить адекватной реакцией. Такую угрозу тело просто не подготовлено вынести. Позволь Олми себе закричать, он бы не смог закричать достаточно громко.

«Смерть, с которой все мы. знакомы, - сказал он себе, - это завершение чего-то существующего; здесь смерть станет ужаснее, чем ночной кошмар, ужаснее, чем ад, создаваемый воображением для врагов и неверных».

- Знаю, - сказала Карн, и ее руки, державшие ключ, затряслись.

- Что знаешь? - спросила Расп.

- Каждый метр, каждая секунда, каждое измерение обладает здесь своим сознанием, - проговорила Карн. - Пространство и время спорят, сражаются.

Расп вскинулась и взвизгнула:

- Нет здесь сознаний, ни одного!

Они вступили в пограничную зону сумерек. Вид окружающего откликался в сознании глубокими быстрыми толчками. Оказавшись в середине тени, Олми внезапно ощутил прилив восторга. Он увидел разноцветные вспышки; сознание поддавалось штурму доселе неизвестных ему чувств, угрожающих вытеснить страх.

Олми взглянул налево, в вихрь, заворачивающийся против часовой стрелки, предвкушая каждое мгновение темноты. Экстаз, радостное опьянение, внезапный спазм великолепия… Он мог проникнуть взглядом в глубину собственного мозга, вниз, туда, к основаниям каждой мысли - где кто-то рисует и укладывает в ряды на длинных столах символы, не имеющие сейчас значения, потом сталкивает и смешивает их до тех пор, пока они не становятся чувствами, мыслями и словами.

- Это как открытие врат! - прокричала Карн, видя выражение лица Олми. - Только гораздо хуже. Это опасно! Очень опасно!

- Не отбрасывай это, не подавляй! - предупредила Расп. - Просто внимательно смотри, что перед тобой! Нас научили так делать при открывании.

- Но это ведь не врата! - заорал Олми, силясь перекричать отвратительную симфонию метел.

- Нет, врата! - ответила Расп. - Много маленьких врат в непосредственно смежные миры. Они пытаются отдалиться от соседствующих реальностей, расщепиться, но брешь собирает их, удерживает. Они текут назад за нами, вдоль по нашим мировым линиям.

- Назад к самому началу! - воскликнула Карн.

- Назад к нашему рождению! - крикнула Расп.

- Стоп! - сказала Карн, и Олми остановил машину.

Двое подмастерьев, еще почти девочки, с широко распахнутыми глазами и серьезными выражениями на бледных лицах, выбрались из открытого аппарата и решительно зашагали по волнистой поверхности песка, клонясь под давлением потоков иных реальностей. Их одежда меняла цвет, волосы - форму, но они шли до тех пор, пока ключи не поднялись вверх, будто по собственной воле.

Расп и Карн развернулись лицом друг к другу.

Олми сказал себе - тому, что осталось от его сознания, - что сейчас они попытаются создать воронку, кольцевые врата, которые заставят все это встретиться с основным потоком Пути. Внутри Пути царил основанный на несоизмеримых противоречиях покой, чистый и очищающий. Там, в потоке, это безумие схлопнется и станет меньше, чем небытие, превратится в парадоксы, которые сами себя вычеркнут и сократят.

Он вскочил на сиденье машины, наблюдая за близнецами, восхищаясь ими. Енох их недооценивает. И я тоже. Именно этого хотел Рай Орнис, именно поэтому выбрал их.

Олми сжался: что-то приближалось. Не успев нырнуть или отпрыгнуть в сторону, он оказался между двумя складками тени, как букашка, зажатая между пальцами, и его тело подбросило над машиной. Олми извернул шею, чтобы взглянуть назад на размытые очертания машины, на близняшек, поднимающих свои ключи, на испещренный полосками волн песок. Казалось, аппарат вибрирует, и следы колес извиваются за ним, как змеи. Затем близнецы и машина исчезли из виду очень надолго, словно никогда не существовали.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});