Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был в гостях и сменщик твой, Дмитрий Мурашов. Тоже вспоминал твои проделки на электроподстанции. Мы долго смеялись, когда он рассказывал, как ты все боялся уснуть после полетов на дежурстве, а чтобы не застали тебя спящим, подводил к дверям подстанции слабый ток, и как однажды под этот ток попала твоя знакомая, Надя - лаборантка...".
Надя Малкова... Ведь совсем немного времени пролетело, всего четыре года...
Тихая радость и какая-то щемящая грусть наполнили меня.
...Помнится, в тот месяц я ни разу не ночевал дома. Мать даже наведывалась на работу, приносила теплые, пахучие картофельные шаньги, спрашивала, куда я за-пропастился. А я днем - на аэродроме, ночью - на дежурстве.
Почти ежедневно - тридцать километров в оба конца. И как только выдерживал эту нагрузку мой старенький велосипед!
В тот вечер, искупавшись в мельничном пруду, я принялся за стирку пропотевшего летного комбинезона. Возился с ним долго. Наконец, отжав одежду, я стал развешивать ее на кусте. И тут почувствовал, что кто-то внимательно разглядывает меня. Ребятишки? Но те не вытерпели бы, подбежали либо затеяли возню. "Черт с тобой, - подумал я, - глазей, сколько хочешь, а я завалюсь под куст". Прилег на траву. Но неприятное ощущение не покидало меня. Я повернулся к пригорку, где две пышные березы склонили свои ветви к самой воде. Так вот оно что! Невысокая стройная девушка в сиреневой кофточке, обняв рукой березовый ствол, пристально смотрела на меня.
- Ну, что глаза разула? - умышленно грубо спросил я, подходя к девушке. - Парней не видала?
В ответ она лишь слегка улыбнулась. Об этом можно было догадаться по тому, как шевельнулась небольшая родинка на щеке около глаза да чуть дрогнули большие ресницы.
- Чего скалишься-то? - продолжал я, начиная уже стесняться своего грубого тона.
Незнакомка вдруг заливисто расхохоталась. Серые глаза ее сузились, на длинных ресницах запрыгали озорные огоньки. Я тоже улыбнулся. Исподтишка внимательно осмотрел себя. Ничего такого, что могло бы вызвать смех. Заглянул в ее насмешливые глаза. Они приветливо улыбнулись, но с хитринкой, и эта хитринка почему-то взволновала меня.
- Откуда ты взялась?
- С завода. - Она махнула тоненькой рукой в сторону мельницы. - А я тебя знаю. Ты на летчика учишься.
- Ну что ж, будем знакомы... Григорий!
- Будем! - ее теплая ладонь крепко пожала мои пальцы. - Надя. Работаю в лаборатории.
- А здесь как очутилась?
- Искупаться хотела. Иду и гляжу - ой, умора! Парень бабской работой занимается, да так неумело. Вот!
Она снова звонко рассмеялась: Было в ее смехе что-то доброе, сердечное, отчего на душе у меня сразу потеплело.
- Побегу искупаюсь. Подождешь? А то давай вместе?
И не успел я ответить, как она отбежала к пруду под куст и стала раздеваться. Сняла кофточку, темную юбку, аккуратно свернула их, поискала место, куда бы лучше положить, и задорно посмотрела в мою сторону:
- Чего уставился? Девчонок без юбок не видел? Через секунду тоненькая фигурка скрылась под водой.
Меня будто закружило в горячем вихре. Я отбросил назад непокорные рыжие волосы, крикнул срывающимся голосом:
- Берегись, Надюшка! - и с разбегу нырнул в пруд. Мы купались до темноты, а когда вылезли из воды, на мельзаводе, в прилегающем поселке уже зажглись первые огоньки.
- Посидим? - Я указал на разостланный, еще не просохший комбинезон.
- Ладно, - доверительно просто согласилась она. - Только оденусь.
- Зачем? Так лучше.
На щеке ее слегка дрогнула родинка.
- Глупый ты. Возьми-ка лучше полотенце да вытри мне спину.
С удивительной робостью принялся я выполнять ее просьбу. На ветвистой березе зачирикала какая-то птичка и тут же смолкла, словно боясь помешать странной музыке в моей груди. Я слышал все и ничего. Во мне звучала своя прекрасная песня, и все живое вторило ей.
Я видел перед собой только эту девушку, только ее одну, и она была для меня тогда воплощением всех совершенств мира. Хотелось прыгать от радости. Почему? Мне еще трудно было разобраться в этом удивительном чувстве.
Я так старательно и так нежно тер загорелую, бархатную спину Нади, что она недовольно выхватила полотенце, но, увидев взволнованное выражение моего лица, громко прыснула:
- Глупый ты... - И пошла одеваться.
А потом мы сидели под молчаливой березой, скрытые ветвями от всего окружающего.
Вода в пруду была совсем тихой, застывшей. На противоположном берегу над соснами вставала луна, огромная, точь-в-точь как медный бабушкин поднос, начищенный до золотистого блеска. Надя мечтательно смотрела на нее, потом задумчиво проговорила.
- Сколько на эту луну глаз любовалось, сколько о ней стихов написано и печальных, и счастливых, а она все такая же, - то заставляет волноваться, то грустить! Почему бы это?
Я промолчал. Не так уж часто приходилось мне в ту пору интересоваться луной, да и то лишь как источником освещения дороги, когда я поздней ночью возвращался на велосипеде из аэроклуба.
- Какая красивая дорожка протянулась! Прямо к нам под ноги, по-детски восхищалась Надя.
Действительно, через весь пруд луна перекинула серебристый мост. Она как будто приглашала пройти по нему в свой волшебный мир.
Надя осторожно высвободила свою руку и повернулась ко мне лицом. Я перевел свой взгляд на поселок в огнях, на искрящуюся водную гладь и чувствовал, что Надя продолжала смотреть на меня, будто старалась определить: хороший я человек или плохой, умный или недалекий, смогу ли хоть крепко обнять ее. Впрочем, она, вероятно, ничего подобного и не думала.
Я обернулся к своей спутнице. Надя встала с земли, прислушалась к шепоту листьев, к далекой мелодии репродуктора.
- Ну, пойдем, а то... - Она не договорила и как-то особенно тепло посмотрела мне в глаза.
Надя побежала по тропинке туда, где сиял огнями завод.
- Можно, я провожу тебя?
- Пожалуйста. Только до домика, где живет Женька Вершигора.
- Что, боишься его?
- Не боюсь, неудобно. Он же секретарь комсомольской ячейки. Да и к чему лишние разговоры?
Мне почудилась в ее голосе грустная нотка.
Мы остановились у овражка. Здесь начинался поселок. Говорили о чем-то незначащем, но тогда все для нас было исполнено глубокого смысла.
- Надя, когда встретимся?
- Не знаю.
- Но мы должны встретиться, - взволнованно сказал я.
- Ладно, - она потупила голову, - приходи завтра...
- Куда?
- Сюда.
И, вырвав руку, побежала по тропинке.
А я вернулся к нашей березке. Лег в траву и долго смотрел в бесконечный звездный мир. Звезды то затуманивались, то ярко вспыхивали, совсем как Надины глаза...
Ох, уж эти мне воспоминания! Надо им было нахлынуть как раз сейчас, когда давно б пора собраться с мыслями, припомнить мельчайшие детали полета, чтобы внятно доложить о случившемся. О чем же еще писал отец?.. Что-то насчет деревни. Теперь вроде стали жить лучше. Многие обстроились, только сам он все не соберется подвести новый сруб под свою хату. "А на большее деньжонок не хватает", - писал он. "Обязательно вышлю денег, решил я про себя. - И строиться помогу, вот приеду в отпуск...".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Гневное небо Испании - Александр Гусев - Биографии и Мемуары
- Триста неизвестных - Петр Стефановский - Биографии и Мемуары
- На крыльях победы - Владимир Некрасов - Биографии и Мемуары
- Жуков. Маршал жестокой войны - Александр Василевский - Биографии и Мемуары
- На южном приморском фланге (осень 1941 г. — весна 1944 г.) - Сергей Горшков - Биографии и Мемуары
- В боях за Карпаты - Борис Венков - Биографии и Мемуары
- Иван Кожедуб - Андрей Кокотюха - Биографии и Мемуары
- Полководцы и военачальники Великой отечественной - А. Киселев (Составитель) - Биографии и Мемуары
- XX век авиации - Александр Больных - Биографии и Мемуары
- «Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1 - Евгений Полищук - Биографии и Мемуары