Новые мифы мегаполиса - Дмитрий Колодан

И опять же не это ведь главное! Кто НА САМОМ ДЕЛЕ спас неудавшегося казанову — вот вопрос, к которому возвращаешься и возвращаешься. От которого поджилки начинают трястись. Этот вопрос, такой простой с виду, мешал перевести лихорадочные умствования в практическую плоскость. А без практики, как известно, древо жизни вянет…

В общем, болеть было как-то неловко. На третий день Барсуков уже расхаживал по квартире, маясь от нетерпения и зависая возле окна. На пятый — самостоятельно сходил в продуктовый магазин, на седьмой — собрался и отправился в путь.

Оказывается, он давным-давно понял, что ж ему делать дальше.

Он ехал на Автовокзал.

Катарсис

Вдоль канала несётся поток машин, вечный, как само время. Метрах в трёхстах через воду перекинулась железная дорога, стянув берега тремя мостами с диковинным названием «Американские». Слева, по ту сторону Днепропетровской улицы, начинается огромная промышленная территория. Справа — жилые дома, которые правильнее величать жилым фондом. Ближайшее метро в получасе ходьбы, городской транспорт — только досюда, обратно — нет. Неприветливое местечко, попадаются такие в городе: вроде и рядом с центром, но «мёртвая зона»…

Здесь, на набережной, Автовокзал и располагался.

Впрочем, Барсуков помнил, какой поистине глубокой дырой, оторванной от цивилизации, был Автовокзал до постройки нового здания.

Сейчас всё выглядело культурно, современно и на удивление благополучно. Он обошёл оба этажа, не понимая, что ищет. Кассы, магазинчики, валютный обменник, туалет (на первом), зал ожидания и кафешка (на втором)… На весь многомиллионный город этот Автовокзал был один-единственный. Существовало, правда, несколько филиалов и пунктов отправки, разбросанных по разным районам, однако вряд ли его посылали туда.

Барсуков чувствовал себя натуральным дураком.

Он прошёл здание насквозь и оказался на заасфальтированном поле. Солнце жарило не по-майски, город дышал в лицо пылью. Далеко сзади, с той стороны вокзала, неумолчно ревели моторы. А здесь был маленький оазис тишины. По левую руку обнаружился отстойник для автобусов, чуть дальше — гостиница «Киевская», пятиэтажный кубик с претензией. По правую руку — автобусные остановки с навесами, ларьки с выпечкой и напитками, несколько забегаловок сомнительного вида; отсюда же убегал узкий проулок, ведущий в трущобы старого города с бесчисленными проходными дворами. Барсуков постоял, осматривая все эти достопримечательности.

— Что я здесь делаю? — произнёс он вслух.

Думал, никто не слышит. Ошибался.

— Тяжёлый случай, мужик, — посочувствовали ему. — С перепою, что ль?

Возле стеклянных дверей сидел нищий в инвалидной коляске, грелся на солнышке. Безногий. А у Барсукова видок и вправду был нездоровый: болезнь, переживания, усталость, всё вместе. Пешком, вот, пёрся от метро.

— Не с перепою, а с перепугу, батя, — ответил он.

И вдруг заметил…

В картонной коробке для мусора, поставленной возле ларька с шавермой, рылась девочка.

Он двинулся к ней, ускоряясь и ускоряясь, пока не сорвался на бег. Знакомая куртка, знакомые джинсы с обрезанными штанинами… Кроссовки с веревками вместо шнурков… Она? Неужели — она?!!

— Привет, — тронул её Барсуков за плечо.

Беспризорница вскинулась и спрятала за спину пустую бутылку из-под пива, как будто кто-то собирался отнять у неё добычу. Постреляла глазами по сторонам, выбирая, куда бежать.

Живая, из плоти и крови. Он-то думал — призрак. Это в лучшем случае. В худшем, — глюки и пора в психушку. Оказалось, она существует…

Это был шок.

— Вот и встретились, Мотылькова, — сказал Барсуков через силу.

Она смотрела насторожённо, выжидающе. Привычно тряхнула кистью свободной руки, проверяя, на месте ли бубенчик… такой знакомый, такой жутко знакомый жест…

— Ты чего?

Она отпрыгнула на два шага и замерла на полусогнутых. Кошка, готовая сигануть при первом признаке опасности. Барсуков растерялся.

— Придуриваешься? Это ж я!

Не узнавала. Очевидным образом — не узнавала его. Без обмана, без притворства; ребёнку так не сыграть.

Он подался в её сторону, но даже одного этого намерения хватило, чтобы она сорвалась с места и скрылась за ближайшим павильоном. Выждав, не погонятся ли, высунула мордочку уже из-за другого угла.

Подкатил нищий в коляске.

— Ты чего хочешь, мужик?

А правда, чего Барсуков хотел? Объяснил бы ему кто-нибудь…

— Родственницу ищу, — сказал он, поддавшись внезапному импульсу. — Сбежала из приюта.

— Нашёл?

— Вроде как да. Вон. — Барсуков показал.

— «Вроде как»… — Убогий оскалился беззубым ртом. — Понимаем. И кто она тебе?

— Племянница.

— Ах племянница! Купи Птахе шоколадку, страсть как их любит. Тогда и убегать не станет.

— Нет, вы не подумайте чего плохого…

— Здесь, мил-человек, думают желудком, иначе долго не протянуть. Всё остальное хорошо. Если ты нашёл своё счастье — не забудь его сначала покормить… и про друзей не забудь.

— Конечно, — Барсуков торопливо сунулся в поясную сумку, достал сотенную и положил калеке в приготовленную для этого шапку. — Здоровья тебе, батя.

— Спаси тебя Господи, мил-человек, — покивал тот и перекрестил его быстрым заученным жестом. Огляделся и прошептал: — Если пристанет кто — больше «пятихатки» не давай. Ну, «штука» — красная цена.

— Спасибо, учту, — удивился Барсуков, хоть и мало что понял. — Ты ведь тут свой, да? Скажи, а эта девочка, Птаха… Она всегда такая странная?

— Так дурочка она.

— Дурочка?!!

Сказать, что Барсуков был потрясён, — ничего не сказать.

— Ну да, дефективная. Почти не разговаривает. А что?

— Я помнил её совсем другой… Ночует на вокзале?

— Вокзал на ночь закрывается. На Тамбовской есть дом на расселение, пустой. Там — большинство наших. Вообще-то Птаха прибилась к нам не так уж давно…

— В марте, я знаю.

— Так ты, это, без балды? Родственничек?

— Да, — твёрдо произнёс Барсуков. И сам на секунду поверил в это. — Долго не был в городе. Приехал, а мне заявляют — ребёнок в бегах. Жалко девчонку, и без того несладко живётся…

— А чего несладко-то?! — неожиданно вскипел калека. — Другим сладко, что ль? В воровство её не вовлекают, ну просят иногда отвлечь клиента, чепуха! У ларьков всегда жрачка остаётся. Опять же в гостинице ресторан есть, к нам как раз ихний зад выходит. В мусорке иногда такие стоки бывают, хоть банкет устраивай!.. Вот ты называешь меня батей, а знаешь, сколько мне лет? Двадцать шесть! И кому из нас несладко?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});