Светлая сторона Луны (трилогия) - Сергей Дорош

— Что за послание? — Грешник позволил себе толику любопытства.

— Что мне нужен он — тот, кто убил моих друзей, Снорри и Леонида, тот, кто привел вас сюда. Только после его смерти мои люди оставят вас в покое и не тронут, пока вы не тронете иллюминатов.

— Месть — это плохо, — заметил Грешник.

— В мире много плохого, но я хочу не отомстить, а отрубить голову у Плутонской гидры. Если он победит, мои люди уйдут с ваших земель. Это честное предложение.

— Насколько я знаю гидр, вместо отрубленной головы у нее вырастают две новых. — Грешник печально покачал головой. — Твоя душа больна. Ты думаешь, что исцелился, а на самом деле это — предсмертная агония. Слава Создателю, я пришел вовремя. Но почему же те, кто был рядом с тобой, не исцелили тебя? Ведь среди них есть те, кто может.

— Моя душа не может болеть, потому что она мертва, — ответил Руи, и теперь в его голосе я уловил настоящую, хорошо выдержанную, испытанную годами тоску.

— Значит, мне придется поднять ее из мертвых. Я не уйду, и не потому, что мне жаль Миракла, а потому, что сейчас я на своем месте. Возможно, потом ты поблагодаришь меня, но я делаю это не ради благодарности.

С этими словами Грешник поднял шест, крутанул его в правой руке, перехватил в обе и принял боевую стойку.

— Я готов, — произнес он.

Руи расстегнул камзол, снял и повесил на ветку дерева, оставшись лишь в тонкой рубахе. Сейчас оба его меча висели на поясе, поверх которого он намотал свой алый кушак.

— Одумайся, мое предложение остается в силе, — сказал он, разведя руки в стороны.

— Я знаю. — Грешник сделал выпад.

Первую его атаку Руи пережил, не обнажая оружия. Изгибаясь, подобно змее, он уходил от хлестких ударов и молниеносных тычков. Но, оказавшись прижатым к краю поляны, вынужден был обнажить клинки. Это у него получилось изящно, с нечеловеческой грацией. Я упустил сам момент — увидел только быстрые росчерки отточенной стали и пятящегося Грешника. Держать маркиза на расстоянии за счет длины шеста не получалось. Он буквально просачивался сквозь оборону возлюбленного Пантеры. Но Грешник оставался спокоен, принимал клинки на середину шеста, контратаковал, отвоевывая себе чуть-чуть простора, и вновь вынужден был обороняться. И его спокойствие убеждало меня, что пока он контролирует поединок, ведет его в нужное русло, хоть иногда и казалось, что Руи перехватил инициативу. И все-таки стиль лучшего воина Города Ангелов в полной мере отражал его умершую душу. Человек просто не мог так действовать. Четкость, холодность — и ни капли жизни. Разительное отличие от стиля того же Шута, задорного, искрометного, похожего на танец. Руи же словно бы выполнял давно надоевшие, заученные до автоматизма упражнения.

Несколько раз клинки свистели в опасной близости от тела Грешника, но не реже шест останавливался за какой-то волосок от головы, горла или живота Руи. А в стороне от этого всего держался я с ножом наготове. Следил, ждал, когда они увлекутся боем настолько, что моя атака останется незамеченной. Демон должен умереть. И теперь, когда я узнал наверняка, что охотился он именно за мной, решимость моя стала тверже алмаза.

— Ты странный противник, — произнес Руи, не останавливая смертельного танца двух мечей. — Ты не лгал, когда говорил, что не хочешь убивать. Ты сам наложил этот запрет на себя. Его печать видна в каждом твоем выпаде, в каждом движении шеста.

— А ты не так мертв, как думаешь, — ответил Грешник. — Мне не дано читать противника в извивах его приемов, но я чувствую, что твоя душа жива, она рвется на волю из-под трухи лет и струпьев на ранах сердца.

— Почему ты хочешь исцелить меня, если я сам этого уже не хочу?

— Потому что я живу, только когда исцеляю. Чем тяжелее рана, чем больше сил отнимает врачевание, тем большая радость охватывает меня в случае успеха. Слишком многие в нашем мире в совершенстве освоили умение отнимать жизни. И слишком мало тех, кто хочет их спасать.

— У меня есть один друг, он сможет понять тебя. Он сам такой же.

— Я вижу его отпечаток на тебе. Он силен, но он смотрел не туда. Тебе нужна цель — хорошая, настоящая цель.

Этот странный разговор в вихре боя, за которым не уследит взгляд простого смертного. Сколько времени прошло? Я не чувствовал — настолько меня захватило творящееся на поляне. Стоило бы притащить сюда за бороды всех седовласых наставников Марса, показать им эту захватывающую пляску, а потом спросить, сравнятся ли их холодные танцы с этим боем насмерть между людьми, которые не хотят друг друга убивать и не могут отступить?

— Сейчас, к сожалению, моя цель — ты, — сказал Руи, и на сей раз чувства звучали в его голосе: чувство горечи, чувство неправильности происходящего.

— Отступи, Руис, мы сможем сесть и поговорить спокойно.

— Я не могу, отступи ты. Сдавайся. Ты ведь понимаешь бессмысленность этого боя. Ты не сможешь меня вырубить. А я могу пойти в атаку, наплевав на то, что пропущу несколько незначительных ударов. Синяки сойдут быстро. Мой же успех будет для тебя смертельным. Рано или поздно все ошибаются.

— Вы, адепты Марса, говорите языком боя. Он вам понятнее всего. И я буду говорить с тобой на этом языке. Ты ведь уже начал многое понимать.

— Я готов говорить на обычном языке. Сдавайся. В этом нет позора. В бою, если он не насмерть, кто-нибудь должен сдаться. Это нормально и разумно. Сколько ты еще продержишься?

— Долго, но все же в конечном итоге ты победишь, я согласен с этим.

— Если ты сдашься, то лишь подтвердишь эти слова делом. Сдача в таком случае — дело чести. Не стоит подкармливать свою гордыню, продолжая бесполезный бой, потому что я отзову своих людей. Сегодня они никого не тронут, если это для тебя так важно. И мы сможем сесть и поговорить. Видишь, цели нет, смысла нет. Опусти оружие.

В этот момент я по-настоящему испугался. Грешник, в силу своих убеждений, скорее договорится с иллюминатом, чем со мной. И даже если Призрачные всадники оставят мои владения в покое, мне уж никак не хотелось усиления Города Ангелов людьми Грешника. Но что-то внутри собралось, зазвенело, заставило кровь бежать быстрее, обострило чувства, толкнуло вперед. Только потом я понял, что это — мой урезанный «инстинкт убийцы» подал голос. И я шагнул вперед, отдавшись ему, потому что я был с Плутона: это в какой-то мере заложено во всех нас.

— Руис, сзади! — закричал Грешник, отступая на шаг и опуская шест.

Конечно, он не успел узнать меня, он просто увидел вмешательство в честный поединок и попытался облегчить своему противнику устранение этого вмешательства. Но все мы, высшие, в той или иной мере подчиняемся своим рефлексам. Руи слишком долго оттачивал мастерство до такой степени, что тело выполняло само наилучшую боевую комбинацию без вмешательства головы. Это давало ему тот самый колоссальный перевес над адептами Марса, это же сыграло с ним сейчас злую шутку. Руки сами продолжили атаку. Правый, длинный, меч быстрым ударом снизу выбил шест, подшаг вперед — и левый клинок бьет Грешника размашистым ударом от правого плеча к левому бедру. Белый успел среагировать, отпрянуть назад, так что меч задел его только кончиком. Но рана получилась глубокой, веер кровавых брызг впервые за бой нарушил белизну одежд. Одновременно с этим ударом мой кинжал вошел под левую лопатку Руиса. Я сделал шаг назад, стряхивая тело.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});