«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности - Генри Каттнер

лезь не в свое дело! Дай мне…

Увидев, что соперник в замешательстве, толстяк набрался храбрости и замахнулся для бокового удара. Однако Скотт споро продвинулся мимо Бьена, отвесил гражданскому пощечину и оттолкнул. Толстяк только чудом не рухнул спиной на собственную стойку. Когда он вновь обрел равновесие, Скотт уже навел на него пистолет.

– Не лезьте не в свое дело, мистер! – сказал как отрезал капитан.

Облизнув губы, толстяк поколебался, затем сел и забормотал под нос о черт знает что возомнивших о себе наемниках.

Бьен попытался вырваться из рук помощника Скотта, чтобы замахнуться на капитана, однако тот невозмутимо кивнул на громкоговоритель.

– Приказ слышал? – убирая пистолет в кобуру, спросил он.

– Срочный сбор. Личному составу вернуться в расположение, а капитану Скотту прибыть в Управление, – тотчас отрапортовал помощник.

– Вот те на! – хмыкнул Бьен, мрачно глядя на капитана. – Ладно, приказ понял! Хотя эту гниду я бы хорошенько отделал!

– Ты не хуже меня знаешь, что такое срочный сбор, – проворчал Скотт. – Мы должны быть готовы сменить дислокацию по первому требованию. Исполняйте приказ, коммандер!

Бьен неохотно отдал честь и пошел прочь. Скотт вернулся в кабинку к Джине, которая уже собрала сумочку и теперь увлажняла губы бальзамом.

Джина встретилась взглядом со Скоттом. Если она и тревожилась, то тщательно это скрывала.

– Буду ждать тебя дома. Ни пуха!

Скотт сухо поцеловал девушку и полностью отдался мыслям о предстоящей заварушке. Возбуждение в нем нарастало, и Джина прекрасно понимала, что капитану сейчас не до нее. Джина одарила Скотта ироничной улыбкой, легонько провела ладонью по ежику волос и встала. Они вышли из заведения и окунулись в веселую суматоху. В лицо повеяло ветром, в ноздри ударил приторный запах парфюма, и Скотт с отвращением сморщил нос. Когда наступал карнавальный сезон, жизнь в башнях для наемников превращалась в сущий ад. Именно в эти дни военные как никогда ощущали ту пропасть, что пролегала между ними и подводными жителями. Увлекая за собой Джину, Скотт пробирался через толчею к центральному скоростному Пути.

На разноуровневой развязке Скотт оставил Джину и направился в здание Управления, располагавшееся в городском центре посреди жмущихся друг к другу высоток. И политический, и технический штаб – все было сосредоточено здесь. Все, кроме лабораторий, которые располагались в пригороде, под сенью башенных стен. А в трех-четырех километрах от города виднелось несколько куполов поменьше – для самых смелых экспериментов.

Скотт вышел на центральную площадь, глянул вверх и задумался о катастрофе, из-за которой ученые теперь были вынуждены объединяться в тайные сообщества, точно франкмасоны. Над головой парила невесомая сфера, наполовину скрытая от глаз черным складчатым покровом из пластика. Подобные копии планеты Земля, напоминавшие о навсегда утраченном доме, встречались в каждой башне Венеры. Взор Скотта устремился дальше, словно и в самом деле можно было разглядеть сквозь черный защитный купол километровую толщу воды и плотную облачную атмосферу сияющее в космосе небесное тело. Белая звезда в четверть яркости Солнца – вот и все, что осталось от планеты после того, как два века назад человечество научилось высвобождать энергию атомного ядра.

Разрушительные последствия техногенной катастрофы распространились по Земле со скоростью лесного пожара, расплавили материки и сровняли горы с обугленной твердью. Все ужасы этого бедствия, запечатленные на видеопленке, хранились в библиотечном архиве, и каждый желающий мог увидеть их воочию. Возник даже религиозный культ под названием «Люди нового порядка», выступавший за ликвидацию всякой научной деятельности. Приверженцы этих догматов встречаются и по сей день. Однако с тех пор, как появились сообщества техников, которые объявили эксперименты с ядерной энергией вне закона и запретили применение оной под страхом смертной казни, фанатиков значительно поубавилось. Чтобы примкнуть к техникам, требовалось принести клятву Минерве: «Обязуюсь работать во благо человечества… принимать все возможные меры предосторожности, дабы не навредить ни роду людскому, ни дисциплине научной… а также испрашивать дозволение у сильных мира сего на проведение экспериментов, подвергающих цивилизацию опасности… всегда помнить об оказанном мне доверии и никогда не забывать о гибели родной планеты в результате безрассудного пользования накопленными нашей расой знаниями…»

«Земля! Этот самый необычный из миров канул в Лету, – подумал вдруг Скотт. – Взять хотя бы солнечный свет… Чего-чего, а направленного света на Венере не дождешься! Сплошные облака! А сколько здесь неизведанных континентов, которые так и останутся непокоренными! Пытаться колонизировать Венеру нет никакой нужды… Все необходимое для жизнедеятельности можно производить прямо под куполом… Земляне позабыли такое слово, как „граница“, однако здесь они вновь вынуждены существовать в ограниченных мирках. Перед тем как Земля погибла, не сыскать было такого уголка на ней, где не ступала бы нога человека…»

Впрочем, ограничивали людей не только искусственно созданные преграды, но и надуманные предубеждения. Человечество раскололось надвое. В башнях под водой процветала жизнь социальная, достигшая небывалых высот, а на поверхности – едва ли не первобытная, к невзгодам которой были привычны только солдаты. У них имелись военно-морские базы и флот. Эскадры – чтобы воевать, а базы – чтобы размещать техников, способных обеспечивать солдат самыми передовыми технологиями. Валютой нового мира стали военные патенты. И хотя граждане башен молча сносили визиты наемников, постоянное пребывание солдат под куполом воспрещалось. Даже штаб главного командования и тот не дозволялось размещать на территории башни. Вот какие антимилитаристские настроения господствовали на Венере. Вот насколько глубоким в общественном сознании оказался раскол. Люди, жаждавшие прогресса культурного, о прогрессе военном и слышать не хотели.

Траволатор под ногами Скотта превратился в эскалатор и доставил его в Управление. Капитан перешагнул на другую ленту, чтобы сменить направление, и оказался у лифта. Через пару мгновений он очутился перед дверью с изображением Дэйна Кросби, президента башни Монтана.

– Входите, капитан, – послышался голос, и Скотт вошел в небольшой кабинет, три стены которого были украшены фресками, а четвертая представляла собой панорамное окно с видом на город.

Убеленный сединами, худощавый Кросби, облаченный в голубые одеяния, сидел за столом.

«Что твой клерк со страниц романа Диккенса! – внезапно пришло на ум Скотту. – Такой же заурядный, засаленный жизнью, ничем не примечательный старикан!»

Однако внешность обманчива. Кросби был одним из самых выдающихся социальных политиков на Венере.

Риз, командующий Вольной Компанией Дун, сидел развалясь в релаксаторе и являл собой полную противоположность президенту Кросби. Многолетнее воздействие актиничного ультрафиолета высушило Риза до костей, превратило его в жилистую темнокожую мумию. Он производил впечатление человека самого что ни на есть безжалостного, а улыбка, больше похожая на гримасу, только усиливала это ощущение. На провалившихся смуглых щеках проступали натянутые, точно проволока, мышцы рта.

Скотт отдал честь, Риз