Дневник, 2004 год - Сергей Есин

29 декабря, среда. Весь день до глубокой ночи телевидение передавало подробности ужасного цунами, уничтожившего чуть ли не 100 тысяч человек в Таиланде, Индии и Шри-Ланке (это бывший Цейлон). Одна из самых страшных катастроф на земле, даже земная ось несколько сместилась, и на микросекунды стал короче земной год. Это уже что-то библейское. Вот так мы живем, что-то изобретаем, кичимся своим человеческим могуществом, а потом Бог поведет бровью и сметет половину человечества.

Во всех сообщениях много говорилось о наших соотечественниках, проводящих зимний отпуск на курортах Таиланда. Я полагаю, что многие наши телезрители, особенно из глубинок, теперь узнали, что роскошно живут не только американцы и немцы, но и наши бывшие советские люди. И таких людей, оказывается, немало, не только олигархи. Вот так.

Днем ко мне заходил С.Б.Джимбинов, он после болезни, после больницы. Ему все кажется, что это временное недомогание, что он вылечится и его быстрая утомляемость пройдет. Я долго объяснял ему, что это еще возраст. Говорили с ним о литературе, об Аксенове, я перевел все на разговор о Пастернаке. Он, конечно, человек энциклопедически образованный, все помнит, подсказал мне переписку Пастернака с Жаклин де Пруайяр. Библиотека наша, кстати, немедленно нашла мне «Новый мир» за 1992 год. Неплохо девушки работают.

Опять, как и вчера, писал письма и поздравления. Давали зарплату, я, согласно повелению сверху, получил три оклада поверх всей демократии и сразу же начал тратить. Вечером ходили с Витей на рынок у университета и еле-еле дотащили огромную сумку с продуктами.

Утром дочитывал роман Аксенова. Это гениальная работа. гениальная находка. Я просто иззавидовался, ведь знаю эпоху, люблю ее, а придумать и близко ничего подобного не смог. И как все играючи, как все легко. Это редчайший образец настоящего писателя!

30 декабря, четверг. В два часа состоялся ученый совет, все прошло тихо и мирно. Проголосовали за должность профессора по кафедере зарубежной литературы С.П., за Никиту Гладилина как доцента — на кафедру иностранных языков и как доцента — за Маргариту Черепенникову. Рассматривали вопросы зимней сессии, ввели промежуточную аттестацию, постановили выпустить небольшой сборник Максима Лаврентьева. Собственно, за все время моей работы в институте я смог насчитать только трех поэтов: Тиматкова, Лаврентьева и Федю Черепанова, который мог бы стать поэтом, но не стал. Здесь не только стихи, здесь еще линия поведения и линия жизни. Даже гениальный стишок написать можно, а вот поэтом стать — это труднее. А где кумиры прошлых лет: разные Воеводы?

Мирно распрощались со всеми до Нового года.

Ходил в МХАТ им. Чехова, в названии которого старанием последнего времени потерялась буква «А», т. е. понятие «академический». Я звонил в театр Табакову, чтобы позвать его жену Марину Зудину на Гатчинский фестиваль, в жюри, но у секретаря Ольги Семеновны узнал, что Марина из-за своего расписания поехать не сможет. Сразу же меня позвали в театр на «Тартюфа». Мне это было особенно интересно, потому что я помню и «Тартюфа» с Любшиным и Вертинской лет двадцать назад на сцене филиала и прочел довольно злобную недавнюю рецензию в «Труде» на новый спектакль. Еще раз, уже на представлении, убедился, насколько условна любая точка зрения журналиста. Спектакль веселый, «Тартюф» понадобился и как веселый кассовый спектакль с перчинками и солью разных аллюзий по отношению к сегодняшнему дню. Обидно только, что спектакль до безукоризненной стилистики «Тринадцатого» не дотягивает. Слишком много рассчитано на беллетризацию спектакля, на роскошь, на богатого зрителя, на стремление нравиться этому богатому и излишне его не волновать. Некое кривое зеркальце, только пощекотать. Все обманывают друг друга: олигархи государство, бизнесмены налоговую службу, продавцы покупателей, вот и здесь веселая глуповатая обывательская семейка и обманщик, замаскированный под братка — Тартюф. Фигура не инфернальная, не символ времени, а лишь его горяченькая примета. Табаков тем не менее меня не разочаровал, в нем сохранилась еще мрачная потусторонняя сила актера. Он выбрал некую, в соответствии со временем, фигуру плачущего братка, да и загримирован то ли под предсовмина, то ли под покойного офтальмолога Федорова, это дело не меняет. Ласковый и опасный. Хорошо, свободно и ярко играет Марина Зудина, крупная актриса.

В антракт пошел в буфет, размахнулся: на прилавке дорогие коньяки, но ведь не драгоценные: «Дайте, пожалуйста, 100 граммов коньяку и бутерброд с семгой». — «Пожалуйста. 710 рублей». Возвращался из театра на метро, в Москве ездить на машине уже нельзя — чудовищные пробки, едешь, как на поезде в Гражданскую войну.

31 декабря, пятница. Утром позвонил из Ленинграда Вася — он едет к нам на Новый год, деваться ему некуда. Еще пару дней назад с рынка возле Университета я притащил с помощью Вити, отъехавшего в Пермь, целую сумку продуктов к Новому году, килограмм сорок. Вино и более крепкие напитки у меня в изобилии — это все подарки к Новому году и к дню рождения. Кстати, подарки приходится отдаривать: послу Новой Зеландии я послал свой двухтомник «Власть слова». В ответ на томик «Практика», где есть статья о ней, Т.В. Доронина прислала мне в праздничной упаковке бутылку коньяка и бутылку хванчкары именно сегодня, когда я приехал на работу, но об этом позже. Меня восхищает в ней еще и круглый, крупный уверенный почерк, которым она пишет поздравительные свои открытки, и удивительные слова, которые она находит. В общем, к празднику я был готов, даже фаршированный судак, мое традиционное блюдо, уже готов, стоял в холодильнике.

Утром отправился на работу. Надо было все досмотреть, да и закончить статью о Володе Андрееве. К моему удивлению, никого, кроме меня, хозчасти во главе с Вл. Ефимовичем, Максима и Екатерины Яковлевны, не было. Но тут же пришел парень-заочник с первого курса Корягин. Он на один месяц раньше приехал в Москву на сессию. Выгнать и не поселить в общежитии накануне Нового года у меня не хватило духа. Посоветовавшись с С.И.Лыгаревым, пристроил его на месяц работать столяром. Столяра у нас в общежитии уже несколько месяцев нет. Сам этот Корягин, правда, производит довольно странное впечатление, — говорит, что в Нижнем Новгороде у них никакой работы нет, полная труба. Подкупило, что он в удивительном порядке привез все свои учебные работы, даже сколотил для них, чтобы не помялись, какой-то ящичек. Как здесь было не проявить милосердия.

Статья об Андрееве, похоже, получилась, по крайней мере в ней есть несколько кусков полетного бреда. Но обязательно с ним еще посижу, поговорю, не хватает того, что раньше, когда еще начинал писать, было самым основным, «случаев», фактуры, а теперь это такая мелочь, так быстро наживное, что и задумыватья об этом не стоит. Вот тут, когда я уже почти закончил со статьей, появилась из МХАТа Маша и в сумочке принесла мне дары от Т.В. Дорониной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});