Белые пешки - Екатерина Звонцова

кусала губы. Я ведь видела: он ее зацепил. Зацепил, а потом оттолкнул, оттолкнул… и блин, не тем, что переключился на меня. И вот Сашка почти бежала в лесопарк. Волокла меня, рычала и что-то бубнила.

«А с тобой-то что не так? Давай поговорим?» – крутилось в моей голове. Но я не смела почему-то этого произнести. А еще я думала о другом. Я поняла наконец, кого мне напоминает Миро. И стало еще больнее.

«Ась, ты уехала?»

«Я в лесу, отстаньте».

Казалось, в эсэмэске она соврала: сколько Саша с Марти ни ходили кругами там, где в физкультурное время бегали или катались на лыжах, все впустую. Аси не было. Ну не пряталась же она в бункере, например? Хотя ведь лес большой. И найти в нем человека сложно.

– Это глупо. – Марти нарушила тишину впервые за долгое время. – И вообще ты зря.

– Что зря? – рыкнула Саша, останавливаясь возле мшистого пня. – Зря ищу ее?

– Зря убежала от этого пацана. – Марти устало плюхнулась на пень. Ноги болели, несмотря на удобные кроссовки. – И ты с ума, что ли, сошла? Зачем вообще ты вырулила на эту тему? Что я ведьма, что…

– Да он сам вырулил! – округлила глаза Саша. Но ее щеки предательски вспыхнули, что с ней, кстати, бывало редко. – Нет? Он затирал про аномалии, про магию… и он не прикалывался!

– Саш, – тихо оборвала Марти. Она снова чувствовала вскипающую злость. И отчаяние. – Ты не поняла, что ли? Не заметила? У него что-то случилось. Скорее всего, дома. И он, похоже, просто не знает, за что зацепиться, совсем как…

– Мы, – легко угадала Саша. И решительно пошла вперед, до любимой полянки было недалеко. – Офигеть, Марти, какая ты умная. Просто Холмс.

Она почти выплюнула это. Будто обвиняя.

– Да чего ты бесишься? – Марти встала и все-таки потащилась за ней. – Да, у меня есть глаза, и да, я внимательно слушаю тех, кто кажется мне мутным. И делаю выводы.

– Как истинная дочь мента, – бросила Саша устало, и Марти все же вспылила.

– Не смей так нас называть. Ты охренела, что ли? Еще скажи «мусора»!

Саша обернулась. Ее глаза зло блестели. И были на мокром месте.

– Марти, слушай, – заговорила она тише. Тяжело сглотнула. – Извини, но я очень долго всех понимала и входила в положение. Была славным дружочком, опорой, поддержкой. – Она сделала еще шаг и устало прислонилась к дереву. Марти, наоборот, попятилась и села обратно на пень. – Когда Макс тупил и метался. Когда Аська ревновала. Когда вы с Крысом приехали во флере ужаса и страдания. Когда Ника помешалась на своих расследованиях и мужиках, а Дэн ушел в себя из-за смерти того препода. Я… – Она дернула себя за ленточку. Сбила ее, стала мять в руках. – Я бы, может, и хотела понять того парня-водолаза, или кто он там. Но прямо сейчас меня кроет. Я, кажется, сломалась. Я не хочу становиться, как Аська, но я близка к этому. Вот. И…

«Иди обниму», – подумала Марти и готова была сказать это вслух. Ну или самой подойти, обнять, как они все вчетвером обнимались у пустого гроба. Объятия не бывают лишними. Ася стала совсем необнимательная после похорон, но даже она сегодня доверчиво сжала руки Марти своими ледяными русалочьими ладошками. Пусть ненадолго. Пусть чтобы сказать гадость.

Она встала. Но уже на первом ее шаге впереди, за густой рябиновой завесой, кто-то вдруг вскрикнул высоко и пронзительно, раз, другой, и затих. Сашка подскочила, Марти тоже. «Новое убийство, твою мать!» – отчаянно запульсировало в голове, пальцы снова рванули пневмат из кобуры, и Марти побежала. Сложно сказать почему, но она навязчиво видела в воображении труп Рыкова на окровавленной траве. Сама на себя злилась: с чего Рыкова, почему, например, не Ники?

– Это Аська! – выдохнула Саша рядом. – Точно!

Волосы встали дыбом, под зад будто дали волшебного пинка, и Марти принялась яростно ломать кусты, расчищая путь и пытаясь задвинуть Сашку за себя.

– Отвали уже, супергероиня! – отпихиваясь, шипела та Левино обзывательство. – Еще тебя не хватало… – Она осеклась, а потом остановилась. – Марти…

Последняя ветка рябины с хрустом свалилась к ногам. Открывшаяся впереди картинка не была картинкой убийства.

– Ну тише… тише, – говорил знакомый приятный голос. – Дыши. Я не знаю точно, что у тебя случилось, но правда, не надо так. Сердце не выдержит.

Ася лежала в траве и, похоже, плакала уже очень давно: была красная, страшная, вся в ветках и грязи. Мобильник и зачетка валялись рядом, ее трясло, а мы, две идиотки, застыли сусликами и наблюдали, как ее обнимает Миро. Гладит по волосам, что-то шепчет, стоя рядом на коленях. Расстроенный, испуганный и, похоже, очень искренне сочувствующий. Я посмотрела на Сашу. С ужасом поняла, что и она начинает реветь. Вытерла глаза сама. Не знаю, почему это и что с этим делать, но после 8 марта мы всегда, каждый долбаный раз, «заражаемся» слезами друг друга. Вроде так еще у детей бывает: только один заревет, остальные мигом подхватят. Так и мы. А тут еще и Аська выглядела просто чудовищно, будто каталась по траве, билась обо что-то, волосы на себе рвала… Кстати, наверное, рвала. Их стало меньше.

Она наконец немного затихла, перестала так трястись, попытки схватить ртом каплю воздуха снова стали напоминать нормальное дыхание. Миро вскинулся и заметил Сашу с Марти. Слабо улыбнулся – наверное, ободряя, мол, «вот она, нашлась». Марти сделала над собой титаническое усилие: не рыдать, не рыдать, ему не хватало только трех ревущих девиц вместо одной. Саша, низко опустив голову, подвязывала обратно ленточку – тоже явно проводила с собой воспитательную работу. Волосы скрыли ее лицо.

– Привет снова, – тихо, хрипло сказала она. – Вы… все нормально?

Миро неуверенно кивнул, Ася не ответила. Марти с Сашей решились наконец подойти поближе, присесть рядом.

– Ась, – Марти тронула подругу за плечо. – Мы тут.

– Вы кто? – Она приподняла голову, посмотрела на Миро. Тут же потупилась. – Господи, извините… девочки, и вы…

– Так, неравнодушный гражданин, – слабо рассмеялся он и дал ей платок. – Ничего страшного. Спешил на экзамен по экономике, и тут вижу вас. А вы плачете.

– Простите, – снова сказала Ася, смотря куда-то на его колени. – Я вас, наверное, била, когда вы меня обнимали…

– Ну немного, – все так же бодро ответил он, и Марти заметила на его скуле царапину. – Но я все понимаю. Когда тебе мешают плакать, это немного бесит!

– Много, – вдруг сказала Саша. Она внимательно смотрела на него. – Реветь нужно, сколько душа пожелает. И не