«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

действительно очень интересно, — сказал Аким. — Перемещать предметы, используя в качестве двигателя энергию мозга, — до такого я бы не додумался никогда.

— А что если нам попробовать. Ведь мы с тобой не очень занятые люди.

— Ты думаешь, у нас что-нибудь выйдет?

— Почему бы и нет. Для этого не требуется никаких приборов.

Через некоторое время братья убедились, что телекинез и в самом деле возможен. Им удавалось, хоть и со значительными трудностями, перемещать швейную иглу и вводить ее внутрь бутылки. Как только это происходило, нервы Акима, ослабленные многочасовой изнуряющей работой мозга, не выдерживали. Он срывался со стула, хватал пробку и вдавливал ее потным указательным пальцем в горлышко бутылки с такой силой, что из-под желтого прокуренного ногтя выступала кровь.

Время шло, и братья добились вот какого успеха: Аким мог заставить карандаш встать на острие и написать слово «аким» на бумаге, в то время как второй брат держал бумагу рукой, чтобы она не двигалась вслед за карандашом. Эта работа была очень филигранная. После нее братья стали поднимать тяжести. Однажды в полной тишине им удалось поднять стол и четыре стула. Тень от них занимала весь потолок. Когда стол и стулья были опущены на место, младший брат задумался и хрипло спросил:

— Что теперь? Шкаф что ли двигать? А зачем?

— Шкаф двигать нам ни к чему.

— Значит, мы уже достигли всего?

— Я подозреваю, что с помощью телекинеза можно добиться чего-то такого, ради чего стоит потратить всю жизнь.

— Что же это такое?

— Я не знаю.

— По-моему, нам есть смысл посоветоваться с Федей.

На следующий день братья пошли к Феде, а еще через день они уже ехали в Калугу. Модест Павлович шёл домой по холодным весенним лужам, пропитанным снегом. Красная фланель внутри его калош намокла и стала бурой. Входя в подъезд своего дома, Модест Павлович задел плечом ворота, выкрашенные плохой черной краской, разбавленной керосином, которой обычно красят ворота дворники и которая неделями не сохнет, но не заметил этого.

Модест Павлович прошел на кухню, порылся в шкафчике и не нашел там ничего, кроме пакетика с сушеными абрикосами. Он открыл форточку, сел на стул, бросил в рот горсть абрикосов и стал их медленно жевать. Затея Модеста Павловича, которая стоила ему таких трудов, провалилась.

После продолжительных дискуссий на ученом совете он все-таки убедил присутствующих в необходимости построения самосовершенствующейся модели по его, Модеста Павловича, способу задания исходной информации. И это, конечно, была большая победа, потому что покойный уже автор метода «уподобления действительности», которым решалась задача, придерживался совершенно иной точки зрения.

Метод «уподобления действительности» основывается на том, что в практическом решении научных проблем, как правило, принимает участие материал, ничего общего по содержанию с предметом проблемы не имеющий; однако именно этот посторонний материал зачастую придает необходимому материалу тот способ организации, который и составляет решение задачи.

Центральная идея метода — создать «машинный индивидуум», поведение которого задано как необходимой, так и дополнительной информацией. Индивидуум действует в ситуации, представляющей собой особым образом сформированную дополнительную информацию. Ситуация и индивидуум оказывают друг на друга воздействие, в результате которого непрерывно изменяющийся индивидуум проходит последовательно ряд ситуаций, вытекающих одна из другой. Создание новых, еще не существовавших ситуаций ведет участвующих в программе индивидуумов к нетривиальному решению проблем, поставленных перед машиной.

Споры разгорелись относительно способа задания исходной информации. Большинство полагало необходимым ввести жесткие граничные условия — это, по их мнению, гарантировало, что полученный ответ будет ответом на вопрос, поставленный в задаче. Модест Павлович высмеял это суждение, заметив, что такой ответ мог бы получить бухгалтер на своих конторских счетах. Он сказал: «Без неопределенности в условии задачи никакой речи об оригинальности решения быть не может. К тому же я оставляю за собой право в любой момент ввести в уже действующую программу поправочный коэффициент на происходящее событие, чтобы увеличить вероятность развертывания этого события в нужном направлении».

Модеста Павловича назначили руководителем эксперимента. Две недели он пропадал в институте и, никому ничего не доверяя, следил за ходом событий. Сегодня, около девяти часов утра, выйдя из буфета, где он поел вареных сосисок с огурцами и выпил бутылку фруктовой воды, Модест Павлович в хорошем настроении подошел к машине и обнаружил, что случилось то, чего никто не предвидел: цепь событий возвратилась к исходной точке.

Пришли математики и стали размышлять вслух. Конечно, сказали они, этого следовало ожидать. Информация с высоким уровнем неопределенности в процессе бесконтрольных преобразований одного и того же рода неминуемо приведет к информации с первоначальным уровнем неопределенности. И абсолютно ясно, продолжали они, что ситуация, возникшая после таких преобразований, в частном случае может повторить исходную.

Модест Павлович жевал абрикосы и никак не мог понять, где была допущена ошибка. Может быть, не следовало вводить в искусственный базис уже фигурировавших индивидуумов? Может, подумал вдруг Модест Павлович, зря я послал деньги на поездку в Пловдив?

Так или иначе, во было потеряно. И раньше никто не понимал до конца его замыслов, а сейчас, когда программа зациклилась и эксперимент провалился смехотворным образом, ни на чью поддержку он рассчитывать уже не мог.

Модесту Павловичу полагался отпуск за два года. Он приобрел соломенную шляпу и в белом чесучовом костюме разгуливал по аллеям парка культуры и отдыха, останавливаясь иногда возле биллиардной и прислушиваясь к стуку шаров.

На третий день отпуска Модест Павлович проснулся среди ночи мокрый от пота, накрутив на себя одеяло. Ему приснился Повиланов, который сидел на корточках посреди болота и бил в гонг. От звука гонга Модест Павлович проснулся и не смог заснуть до утра. На следующую ночь он увидел во сне своего школьного товарища Игоря Карлова. Игорь Карлов продирался сквозь заросли чеснока, лысый, как чисто вытертая тарелка. В маленькой конторе, стоящей на самом краю земли, росли пальмы и горел свет. Под пальмами сидели беспомощные африканские охотники за помидорами и курили березовые трубки, изготовленные из черного дерева. Один из них вынул трубку изо рта и сказал: «Лучшее средство против облысения — это москиты». В углу его комнаты кто-то, глядя на него неподвижными глазами, бурчал: «Да-да-да-да, только москиты». Модест Павлович взял со стула очки, надел их и долго разглядывал издали стоящий в углу шкаф.

Прошло еще несколько дней, и Модест Павлович отправился на рыбалку. Река недавно освободилась ото льда, в темно-синей ее воде отчетливо виднелось гусиное перо с нанизанным на него куском пробки.

Послышались слабые удары гонга. Модест Павлович привстал и прислушался. Звуки неслись из-за лесополосы. Стараясь не наступать на сухие