Владимир Высоцкий: Я, конечно, вернусь… - Федор Раззаков

А. Федотов: «24 июля я работал… Часов в восемь вечера заскочил на Малую Грузинскую. Володе было очень плохо, он метался по комнатам. Стонал, хватался за сердце. Вот тогда он при мне сказал матери Нине Максимовне:

– Мама, я сегодня умру…

Я уехал по неотложным делам на некоторое время. Где-то после двенадцати звонит Валера Янклович:

– Толя, приезжай, побудь с Володей. Мне надо побриться, отдохнуть.

Я приехал. Он метался по квартире. Стонал…»

В. Нисанов: «Двадцать четвертое… Вечером мы сидели у меня, примерно до половины первого ночи. Потом спустились вниз, я их оставил, поднялся к себе. По-моему, все разошлись… Я так понял, что Янклович уехал домой. Примерно в два часа ночи позвонил Федотов: „Принеси немного шампанского. Володе нужно“. Я принес шампанское и ушел спать».

О. Афанасьева: «Я все эти ночи не спала! И какие это были ночи! То я с балкона его вытаскивала – сейчас он бросится… То в туалет водила, то в ванную… То бегала к таксистам шампанское покупать, если ему нужно было…

И вот я пошла спать, говорю Толе:

– Толя, ты не будешь спать?

– Я посижу, ты иди поспи…

И я пошла… А тут прекратились всякие звуки – поэтому я и заснула. Потому что мертвая тишина! Ну, думаю, – Володя заснул, и я могу поспать…»

Наступила ночь с 24 на 25 июля 1980 года.

А. Федотов: «Эта ночь для Володи была очень тяжелой. Я сделал укол снотворного. Он все маялся. Потом затих. Он уснул на маленькой тахте, которая тогда стояла в большой комнате.

А я был со смены – уставший, измотанный. Прилег и уснул – наверное, часа в три».

Проснулся от какой-то зловещей тишины – как будто меня кто-то дернул. И к Володе! Зрачки расширены, реакции на свет нет. Я давай дышать, а губы уже холодные. Поздно.

Между тремя и половиной пятого наступила остановка сердца на фоне инфаркта. Судя по клинике – был острый инфаркт миокарда. А когда точно остановилось сердце – трудно сказать».

4 часа утра – самое коварное время для человеческого организма. Давление еще низкое, мозг снабжается минимальным количеством крови. Это час, когда чаще всего умирают люди…

М. Влади: «В четыре часа утра двадцать пятого июля я просыпаюсь в поту, зажигаю свет, сажусь на кровати. На подушке – красный след, я раздавила огромного комара. Я не отрываясь смотрю на подушку – меня словно заколдовало это яркое пятно…»

А. Федотов: «В свидетельстве о смерти потом мы записали: „Смерть наступила в результате острой сердечной недостаточности, которая развилась на фоне абстинентного синдрома…“

Я сразу позвонил Туманову и Янкловичу. Вызвал реанимацию, хотя было ясно, что ничего сделать нельзя. Вызвал для успокоения совести. Позвонил в милицию, чтоб потом не было слухов о насильственной смерти.

Смог бы я ему помочь? Трудно сказать, но я бы постарался сделать все. До сих пор не могу себе простить, что заснул тогда… Прозевал, наверное, минут сорок…»

О. Емельяненко: «Толя Федотов пил беспробудно и на похоронах, и на девять дней, и на сорок. Он считал себя виновным в смерти Володи: вроде как он заснул… Ведь Володя настолько верил в него, настолько демонстрировал это и говорил всем, что это его личный врач… Толя Федотов кидался с балкона, и его задержал кто-то. Вроде Валерка Янклович мне говорил, что Федотов был уже на той стороне и что он его за штанину или за пиджак задержал и перетянул…

Никто из ребят не считал его виновным, нет, Боже упаси, никто и никогда, что вы! Никто этого не показывал, наоборот, его подбадривали, поддерживали, как могли. А он растаял, расплылся полностью… совершенно… все время пытался оправдаться, вешался на всех, плакал беспрерывно. Как только кто чего спросит, так и… Все сорок дней так…»

А. Федотов: «Приехал Вадим Иванович Туманов, Валера Янклович с еще одной реанимационной бригадой. А уже в шесть часов утра у дома стали собираться люди…»

В. Янклович: «Я приехал домой, отключил телефон, прилег. У меня уже сил не было: все это длилось уже почти неделю. Но вдруг меня как будто дернули – я вскочил и включил телефон. Сразу же раздался звонок. Сколько времени прошло с момента моего возвращения домой, не знаю. Схватил трубку, звонил Толя Федотов – врач, который остался с Володей в квартире:

– Валера, срочно приезжай! Володя умер!

Я в шоке выскочил из дома, сразу же поймал такси.

– В Склифосовского!

Побежал в реанимационную, испуганный таксист – за мной! Меня било, как в лихорадке, там мне сделали какой-то укол… Врачи сразу же сказали:

– Мы едем за тобой!

Я – на такси, они – на реанимационной машине. Входим в дом, там уже Вадим Туманов с сыном. Вскоре подъехал Сева Абдулов. Состояние у всех лихорадочное. Никто не знает, что делать, как себя вести… Я говорю:

– Ребята, прежде всего, надо позвонить в милицию. Это же – Высоцкий.

Врачи стали звонить кому надо по медицинской части. Стали обсуждать, кто будет звонить матери, отцу, Марине… Я сказал, что отцу еще могу позвонить, но матери – не смогу. Вадим позвонил Нине Максимовне, я – отцу. Кто будет звонить Марине? Конечно, Сева. Марины дома не оказалось. Позвонили сестре – передали ей. Как только телефонистки узнали о смерти Высоцкого, весть быстро распространилась по Москве.

Шесть часов утра. Приехала милиция. Приехали отец и мать. Дозвонились Марине. Позвонили Боровскому и Любимову».

В. Нисанов: «Я проснулся от звонка в дверь. Это был Валерий Павлович Янклович. „Валера, Володя умер!“ Я быстро оделся, спустился вниз.

Володя лежал в большой комнате на кушетке. Уже совершенно холодный. В квартире был милиционер – начальник паспортного стола нашего отделения милиции. Потом пришла Нина Максимовна… И начали появляться люди… Примерно к 11 часам ребята из реанимации подготовили тело…»

Л. Сульповар: «Двадцать пятого мне позвонили… И я вместо дежурства поехал туда…

Приехал, народу уже было много. Внизу стояли ребята из школы карате Штурмина. Помню, что пришла племянница Гиси Моисеевны – помните «Балладу о детстве»? За мной ходил Туманов:

– Нет, ты скажи, отчего умер Володя?

Позже по этому поводу точно заметил Смехов:

– Он умер от себя…»

Е. Щербиновская, двоюродная сестра Л. Абрамовой: «Мы приехали рано. Народ стал толпиться у дома позже. Была тишина. В квартире соседки, за незапертой дверью сидела Нина Максимовна и растерянно повторяла одну и ту же фразу: „Ну как же это? Девочки, ну как же это?“ Стало страшно. Да, это была правда… Потом мы увидели Семена Владимировича – молчаливого, почерневшего лицом. Он провел нас в ту комнату, где на большой широкой застеленной кровати – весь в черном – лежал Володя… Это была наша последняя встреча…»

А. Штурмин: «25 июля Володя должен был приехать в Олимпийскую деревню, я работал там олимпийским атташе делегации Ирландии. Мы договорились, что в двенадцать часов он подъедет вместе с Янкловичем. Еще раньше я завез Володе оформленный пропуск, нарисовал план, обозначил место, где мы должны были встретиться…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});