Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром - Василий Звягинцев

И все же он нашел то, что искал. На обратной стороне газеты зеленым фломастером было размашисто написано по-английски: «Ежедневно каждые двенадцать часов, считая с ноля, здесь. Или по старой схеме. Задание должно быть выполнено любой ценой. Прорыв с нашей стороны невозможен». Подписи не было, как и иных намеков, кому адресован текст. Вполне можно допустить, что и это след прежних обитателей базы. Слово «любой» дважды подчеркнуто.

Какой осторожный деятель наш Антон. Истинный дипломат.

Разбирая и смазывая автомат прованским маслом из банки с сардинами, Шульгин старался понять: отчего форзейль ведет себя именно таким образом, с маниакальным почти упорством избегая оставить хоть какой-то след в нашем мире? Ни разу, насколько известно, не предпринял он ни одного прямого действия.

Всегда только слова, которые, как говорится, к делу не подошьешь. Да еще и без свидетелей. И почти всегда в сослагательном наклонении или в виде ненавязчивой просьбы, намека, совета. Мол, если да, то и слава богу, а не хошь — как хошь… Даже в угол загонять партнеров он умеет чрезвычайно изящно. Не Антон, а прямо Сократ с его диалогами. С одной стороны, это говорило в его пользу, подтверждая заявленные принципы, но с другой — не могло Сашку не раздражать именно этим. Шульгин с детства не терпел подстрекателей, которые всегда оставались в стороне, подставляя менее хитрых и подлых приятелей. Хотя — Шульгин старался быть справедливым — это может на самом деле быть базовым принципом их этики.

На доступных примерах — наш цивилизованный, воспитанный современник в любых условиях, хоть на необитаемом острове, не станет насиловать оказавшуюся с ним наедине женщину. И он же не считает себя ответственным за последствия для семейной жизни замужней дамы, добровольно и сознательно согласившейся стать его любовницей, особенно если честно ее предупредил, что ничего, кроме взаимного удовольствия, не обещает…

От общих рассуждений он незаметно соскользнул на личный вопрос. На тему своего полного, в общем-то говоря, одиночества. Которое четко подметил и использовал тот же Антон. И в семейной жизни он одинок, и в общении с друзьями. Некоторые психологи считают, что тесная мужская дружба, тем более возведенная в принцип, — пережиток архаических времен и признак душевного нездоровья нации, где этот феномен относится к разряду положительных ценностей. Оно, конечно, Бог судья тем теоретикам, но то, что именно он горячо привержен идее мужского братства и его же чаще других охватывают приступы меланхолии и тоски от осознания никчемности своего существования, — тоже, по словам О. Бендера, медицинский факт.

Но, с другой стороны, в качестве утешения можно спросить: а кто доказал, что человек вообще должен стремиться к поискам смысла жизни? Моральный кодекс строителя коммунизма? Шульгин всю жизнь ухитрялся уклоняться и от его выполнения, и вообще от участия в «общественной работе». Как-то, по молодости, вступил было кандидатом в партию, но, опомнившись, исхитрился не пройти кандидатский стаж. Что слегка повредило в карьерном смысле, но оказалось благотворным в плане личной свободы. Так что же ему горевать?

Принять, что смысл жизни в ней самой, и успокоиться. Тем более что как раз сейчас его существование имеет не глобальный даже, а вселенский смысл, знать бы только, к добру или ко злу все делается?

Поставив на место последнюю деталь, он несколько раз передернул затвор, полюбовался, как мягко и четко работают все механизмы, и занялся магазином. Снял крышку, проверил ход пружины. Аккуратно расставляя по спиральному ходу толстые, как бочоночки для лото, кольтовские патроны, Шульгин вдруг сообразил, что и сейчас Антон проявил свою иезуитскую сущность.

Ведь подсунув именно такое оружие, с сотней смертей в диске и жуткой убойной силой, он как бы подталкивает Сашкино подсознание к тому, чтобы на полную катушку эти качества оружия использовать. Как в гангстерских фильмах: длиннейшие очереди, горы трупов, море крови… Да еще и ящики гранат, для вящего эффекта и надежности. «Иди и убей всех!» — так следует понимать.

— Ну вот уж хрен, товарищ генерал-лейтенант! — вспомнил он любимое присловье Берестина.

Однако так ли, эдак, а дело делать придется. Теперь даже и не для Антона. Для самого себя прежде всего. Никому не позволено безнаказанно держать Сашку Шульгина за дешевого фраера. А уж тем более бабе, с которой спал только вчера…

Он вогнал на место диск, поверх найденной здесь же нейлоновой куртки затянул ремень с еще одним магазином и сумкой на пять гранат. С сожалением погасил печку, передернул плечами, представив, как охватит его сейчас ледяной ветер, как придется вновь ползти по скале, подниматься вверх по длинному склону…

— Ладно, когда ни помирать, все равно день терять… — это уже народная мудрость из репертуара селигерских плотников, придуманная для таких вот примерно случаев.

…Вырубить топтавшегося на крыльце, да еще под фонарем часового не стоило ни малейшего труда, и все остальное заняло максимум пять минут.

Сильвия с носатым сидели в том же холле второго этажа у почти прогоревшего камина и, судя по их виду и отрывистым фразам, начинали нервничать, не получив до сих пор известия о поимке отчаянного беглеца.

— Заждались, господа? — сочувственно спросил Шульгин, держа автомат на изготовку и недвусмысленно пошевеливая пальцем на спуске. — Дергаться не советую, от дюжины пуль в упор не поможет и гомеостат, которого, кстати, я на вашей прелестной ручке не вижу… Дорогая… — ерничая и улыбаясь, Шульгин разыгрывал сейчас мизансцену «появление грозного мстителя». — Чтобы нам в дальнейшем беседовать спокойно — информирую: вертолета у вас больше нет, пилоты небоеспособны, как и охрана, ребята, что ищут меня у реки, тоже вряд ли скоро вернутся, а если попробуют без приказа — им же хуже, по пути найдется парочка сюрпризов… Ну а если я не все предусмотрел и у вас какие-то резервы имеются… Чтоб зря не надеялись… — говоря все это, Шульгин придержал локтем левой руки висящий на ремне автомат, а правой достал гранату с уже привязанным к кольцу капроновым шнурком, зацепил ее рычагом за плетеный пояс, стягивающий талию аггрианки.

После чего сел в кресло напротив обоих, по другую сторону стола, на котором лежала плоская рация с выдвинутой антенной.

— Эта граната, к вашему сведению, довольно универсальная. Как видите, у нее три взрывателя. Один нормальный, четырехсекундный, второй натяжной, мгновенного действия, и третий, нажимной, позволяет использовать эту штучку как противопехотную мину. Веревочка привязана ко второму. Так что шансов у вас никаких, уважаемые. Лично я смерти не боюсь, как вы убедились, а для себя уж сами решайте. Одно резкое движение — и я дерну. Вас, милая, — пополам, а джентльмену достанутся осколки. Гранатные и ваши…

На самом деле Шульгин слегка блефовал. Тросик он пристегнул как раз к четырехсекундному запалу и был почти уверен, что после хлопка разбитого капсюля собеседников охватит предсмертный ступор, а он вполне успеет выскочить в окно или закатиться за диван.

— Вот ты, — обращаясь к мужчине, он наконец перешел на русский, чего тот так добивался вчера. — Вытяни руки и положи на стол. Так и будешь сидеть. Скажи спасибо, что к стенке не поставил…

Сашка имел в виду обычную позу задержанного американскими полицейскими, но носатый понял его в более русском смысле.

— А вы, мадам, можете чувствовать себя как дома, если не станете дурить. Не спеша возьмите рацию, свяжитесь с теми, кто меня ищет, и прикажите до утра не возвращаться. Ей-богу, так для них лучше будет. Я ведь человек не кровожадный…

Когда Сильвия с каменным лицом исполнила требуемое, Шульгин одобрительно кивнул.

— Вот и славно. Теперь будем разговаривать. Как друзья и коллеги. Если бы вы догадались откровенно изложить свои сомнения и предложения при нашей первой встрече, хоть днем, хоть ночью, все мы были бы избавлены от многих неприятностей. Но и теперь… При наличии с вашей стороны доброй воли жизнь вам гарантирую обязательно, а свободу и свое благорасположение — при выполнении некоторых условий. О'кей?

Ему сейчас было хорошо. Он сделал все, что собирался, доказал себе, агграм, Антону, что по-прежнему в отличной форме и в гробу видал всех и всяческих пришельцев, он весел и не испытывает больше ненависти — как настоящий солдат к заслуживающему уважения врагу, взятому в плен.

— А для разминки неплохо бы побеседовать просто так, за жизнь… Вот вы, например, — он снова перешел на «вы», — господин… до сих пор отчего-то не представились.

— Называйте меня Джорджем, или Георгием, как вам угодно… — Мужчина успокоился за свою жизнь и явно расслабился.

— Ну раз я Дик, нехай вы будете Джордж, — усмехнулся Шульгин. — И заодно поясните, человек вы или аггр…