Семь дней Создателя - Анатолий Агарков

— Слышь, когда-то и я во всё это верил. По убогости своей в школу не ходил — меня мамка выучила читать. В библиотеке работала уборщицей, всякий раз домой несла выброшенные книги. Ребятишки букварь читают, а я Плеханова. Потом сочинения товарища Сталина и Маркса с Лениным осилил. По ним жизнь понимать учился.

— Понял? — спрашиваю.

— Все об одном гундят — работать надо. Только скажи, буржуй, я, скажем, на тракторе без выходных по шешнадцать часов…. А что такое сделал ты, что одет, обут, сыт и ещё зелень в доме прячешь?

— Так ты работал трактористом?

— Не важно. Я вообще говорю, о людях труда.

— А об умственной работе что-нибудь слыхал?

— Да слышал, только если утром трактор не запречь, нечего учёным и вам, буржуям, станет есть. Так почему вы в галстуках, а я в фуфайке?

— Сядь и напиши, чтобы тебя читали.

— Думаешь, не пробовал?

— Стихи, прозу, научные труды?

— Не умничай — я в мыслях писал. Читаю Маркса — нет, брат, вот здесь-то ты не прав, по-другому надо мыслить и говорить. И домыслился: мамка померла, меня с инвалидности сняли, а потом и из дома попёрли — сказали, не оформлены на собственность права. Вырыл землянку на пустыре, стал жить наедине с умными книжками. Читаю, перечитываю, силюсь понять: в чём правда жизни — почему одним всё, другим ничё. Жрать захочу, пойду — кому дров наколю, кому огород вскопаю, кому воды в дом притащу, иль грядки поливаю. Не пил совсем, а изгоем оказался. Прогнали из землянки — сказали, земля приватизирована. Вот здесь теперь я….

— Пить научился?

— Согревает. Зимой тут жуть.

— Зачем глухим притворяешься?

— Надоели болтуны. Да и не говорун — слушать люблю.

— Деньги добудем, как потратишь?

— Подумаю.

Филька лёг, натянул дерюжку.

— Слышь, буржуй, залазь ко мне — теплее будет.

— А мне не холодно.

— Да не стесняйся ты.

Почему, задал себе вопрос, философствуя, убогий Филька готов поделиться последнею дерюжкой, а миллионер Борисов, поправ законы, чужое отнимает? Неужто Всевышний этого не замечает?

— Я, буржуй, шоколадок куплю на все деньги, — сквозь дрёму вдруг сказал Звонарь.

— Лопнешь.

— Детишкам раздам, чтоб не дразнились.

Наверное, процесс реабилитации повреждённых органов и тканей шёл денно и нощно. Утром после сна, пока Борис трактирщик готовил завтрак из подручных продуктов, я, как доблестный Ланселот, вызвался проводить местную Женевьеру на процедуры водные. Точнее Надежда вызвалась показать дорогу к роднику незагаженному нечистотами. Ключ рождался на склоне оврага, а на дне его впадал в малюсенький водоём — лужу размером с ванну.

— Здесь и стираюсь, — Надежда объявила и, как была одета, в воду ухнула.

— Ах, хороша водица! Ох, холодна водица! — вопли купающейся нимфы огласили овражек. — Буржуй, спускайся, спину мне потрёшь.

— Нет, государыня-матушка, не поместимся вдвоём, — пристроился к ключу у его истока и всполоснул лицо.

Вот тут я вспомнил, что контужен, что имею причуды падать под ударом мозжечка. И, как назло, дёрнул головой, и подзатыльник получил. Рухнул в ручей, скатился вниз, попал в лапы Кащеевне.

— Что, худо? — сообразила Надюха, глянув мне в лицо.

Показал пальцем в рот — сейчас вырвет.

— Попей, попей водицы, я вытащу тебя, — Кащеевна взвалила меня на плечо и, надсадно хрипя лёгкими, свободной за кусты цепляясь рукой, скользя гипопотамовыми ступнями по крутому склону, выбралась из оврага.

— Итить сможешь? — поставила меня на землю.

Я тут же сел — земля качалась. Вот чёрт! Сюда шёл ни о чём не думал, в овраг спустился…. Откуда приступ?

— Допру, — Надюха объявила, взвалила на себя, лишь поменяв плечо.

У костра всё было готово к трапезе.

— Буржуй, будешь? — пригласили меня.

— Спасибо, отлежусь.

— Опять его трахнуло, — поведала Кащеевна.

— Трахнуло или трахнула? — Упырь хихикнул.

— Есть не будешь, сил не будет, — заметил Уч-Кудук. — Не поправишься.

— Он же инопланетянин, — вступился трактирщик. — Святым духом сыт.

И дважды прав был.

Я лежал, закрыв глаза, успокаивая карусель. Вместе с ней отпускала тошнота. Идти никуда не хотелось — поспать бы мне сейчас и проснуться с бодрым чувством, внезапно кинувшим в овраге. Между тем, бичи, закончив завтрак, засобирались в путь.

— Сможешь идти, буржуй?

— Да, — я поднялся.

— День жаркий будет, скинь пиджачишко, — посоветовала мокрая Кащеевна. — Пока дойдём, рубашка и штаны подсохнут.

— Возьми меня за руку, — попросил, закрыв глаза. — Поводырём послужишь?

Надюха взяла под руку, и бодренько, и скоро проволокла меня от щебзавода до коттеджного посёлка. На краю Сиреневой улицы остановились посовещаться.

— Какой, говоришь, дом, — руководство операцией принял Уч-Кудук, — двенадцатый? Ну, вот что, цыганским табором туда мы не пойдём — поодиночке, с интервалом. И глазеть во все моргала — всё подмечать, запоминать. Потом расскажет каждый, увидел что.

Билли на зависть — штурм атаки мозговой.

— Тебе, Звезданутый, вообще не стоит там светиться — обойди улицей другой.

— Да пусть сидит, — Кащеевна вступилась. — А мы туда и обратно.

— Годится, — согласился Уч-Кудук и дал команду. — Первый пошёл.

И пошёл первым. В ремках бомжа, походкой франта. Артист!

Вернулся с деловым настроем:

— Кучковаться не будем — все по рабочим местам. Вечером обсудим.

И в город подался.

Следом остальные мужики, прошвырнувшись по Сиреневой.

— Посиди, — Надюха мне, — я шилом.

Ушла на разведку. Когда вернулась:

— Ништяк ты себе дом отгрохал.

— Приобрёл, — поправил я.

— А где ж молодка?

— Не знаю. Деньжат добудем — разыщу.

— С таким-то хренделем ты и ей не нужен будешь.

Я промолчал.

— Куда идём? — спросил, когда покинули посёлок.

— К церкви. Посидишь там, у ворот чуток, глядишь и накидают.

Мне не хотелось попрошайничать.

— Может, я на базу, самоходом?

Голос Кащеевны построжал:

— Э, брось свои буржуйские замашки — все должны пищу добывать.

— Да я разве отказываюсь — нищенствовать противно.

— А на что ещё годишься? Молчи уж, Ванька-встанька — отпущу и упадёшь.

Притащила меня к церкви.

— Садись.

Сдёрнула пандану на низ лица.

— Кепочки не хватает — во что ты мелочь будешь собирать?

Отыскала картонную коробку, поставила у моих скрещенных по-турецки ног, бросила два медяка.

— Для почину. Ну, я пошла.

Отошла, вернулась.

— Тебе алмаз в дыру бы вставить — ну, вылитый Будда, индейский бог.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});