Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер

На суде Альфрид, в отличие от многих других обвиняемых, редко ссылается на то, что он забыл подробности или вообще ничего не помнит. Наоборот, он вспоминал имена, даты, цифры. Максимилиану Кесслеру – одному из тех, кто его допрашивал, – он рассказал особенно поразительный случай, который показывает, каких масштабов достигла «охота за людьми» под руководством Заукеля. Как-то днем Альфрид заметил в серой толпе проходящих мимо концлагерных рабочих знакомое лицо. Этот человек оказался Боссом ван Стеенвиком, мужем его троюродной сестры. Он был схвачен в своем поместье в Нордвике, лечебном курорте неподалеку от Гааги. И немецкие солдаты только хохотали, когда он заявил, что он родственник Круппа. Альфрид узнал его, а позже признался, что не имеет ни малейшего представления о дальнейшей судьбе ван Стеенвика. С фирмой было связано столько народу! Он признал и следующее: «Я знаю, что около 50 процентов рабочих на крупповских угольных шахтах были иностранцами и что примерно четыре пятых этих рабочих были вывезены с Востока».

Именно этот вопрос гуманизма, утверждал Эвальд Лезер после войны, привел к тому, что он порвал с концерном. Он заявил, что был против принудительного труда, что у него был спор по данному вопросу с Густавом Круппом, Альфридом Круппом и Паулем Геренсом, и эти стычки в конце концов привели к тому, что он ушел из фирмы. Попытка Лезера отмежеваться от причастности к мобилизации иноземцев вызвала вспышку гнева у Альфрида на Нюрнбергском процессе. Он отрицал, что у его старого соперника когда-либо возникали возражения по поводу этой программы, и добавил запальчиво: «Неправда, что это стало одной из причин его отставки».

Конечно, Лезер питал отвращение к лагерям. В Берлине, осенью 1942 года, он сказал Заукелю: «Ты должен быть осмотрителен, чтобы история в один прекрасный день не причислила тебя к работорговцам». Маленький, с поросячьими глазками «уполномоченный по размещению рабочей силы» ответил: «Это не моя прихоть, но я должен поставлять рабочих, это моя обязанность». Лезер очень просил Заукеля посетить Эссен и убедиться, какие ужасные там для этих рабочих условия. Он так сильно докучал Густаву по этому поводу, что, когда Бертольд приехал на время отпуска домой, Берта нажаловалась ему по секрету, что она терпеть не может, когда Лезер появляется на холме: «Он всегда так огорчает. Когда он уходит, твой отец спускается вниз с ужасной головной болью, и нам приходится давать ему что-нибудь, чтобы он смог заснуть». Но Лезер тоже имел отношение к работорговле. Судьи не могли проглядеть этого; он скреплял своей подписью слишком много уличающих его документов и отдавал приказания директорам заводов, включая Шредтера на верфи «Германия» в Киле, «занять работой военнопленных и заключенных концлагерей».

В 1960-х годах он отказался от этой оборонительной тактики. «Крупп был моим компаньоном, – говорит он. – 1 апреля 1943 года Альфрид стал единоличным хозяином в решении всех практических вопросов. Пост, который я занимал, с прямой подотчетностью перед правлением, был упразднен. В будущем остался бы только один лидер. Я не желал служить ему, а Альфрид Крупп также не хотел оставлять меня». Это больше похоже на правду. Мотивы Лезера, так же как мотивы других его товарищей по заговору, были смешанными; если бы удалось покушение 20 июля 1944 года, они бы стали ведущими фигурами в рейхе, и где бы ни работал Лезер – в правительстве, в промышленности или под землей, – он всегда был бы напористым, в высшей степени амбициозным служащим.

И все же трения с Альфридом были более чем просто борьбой за власть. Между ними была еще и идеологическая пропасть. Если бы Лезер всего лишь жаждал престижа и авторитета, он никогда бы не приехал в Рур; со своим блистательным талантом он бы процветал и в своей Саксонии и, разумеется, в Берлине. Он относился к той категории людей, которые всегда поднимались к вершине в Германии – во Втором рейхе, в Третьем рейхе и в Бонне после войны. Дело в том, что он действительно спровоцировал кризис с Альфридом с привлечением 80 тысяч новых иностранных рабочих. Его позиция требовала мужества, поскольку на кону было больше, чем его будущее в главном управлении. Вне сферы своей деятельности он подвергался даже еще большей опасности.

В 1937 году, сразу после того, как он пришел в фирму, Лезер стал членом подрывной организации «Kleine Kreis» (малый круг), группы из семи служащих Рура высокого ранга, которые собирались раз в месяц и обсуждали способы избавиться от Гитлера. Тем временем настроенные против нацистской Германии консерваторы плели нити заговора. В тот же самый год Карл Герделер – бывший лейпцигский шеф Лезера – отправился на демократический Запад. В США он беседовал с Корделом Халлом, Самнером Уэллесом, Генри Уоллисом, Генри Моргентау-младшим и с сенатором Робертом А. Тафтом, пытаясь убедить их в том, что фюрер не блефует, что он и в самом деле собирается их уничтожить. Герделер ездил в Лондон летом 1939 года, чтобы предостеречь Чемберлена, Черчилля и лорда Галифакса, что вермахт вторгнется в Польшу в конце августа. Источником его информации был барон Эрнст фон Вайцзекер, важный чиновник на Вильгельмштрассе и главный заговорщик. В октябре, когда Германия уже была в состоянии войны с Англией и Францией, Герделер по совету Вайцзекера вновь пересек границу, на этот раз, чтобы предостеречь бельгийцев о германской агрессии. Поскольку воззрения Герделера были широко разрекламированы и поскольку он был прямодушным, открытым человеком и говорил все, что у него было на уме, с почти самоубийственной прямотой, он очень рисковал. Лезер разделял этот риск. Будучи членом эссенского триумвирата, он тайно укреплял связи с Герделером. В марте 1942 года заговорщики создали формальную организацию, а в ноябре установили радиосвязь с Алленом Даллесом в Швейцарии. Начиная с 22 января 1943 года проводились регулярные заседания теневого кабинета. Через два месяца после тихой отставки крупповского активного финансового директора Даллес узнал, как он вспоминал позднее, что в случае успеха переворота «министерство финансов должно было перейти в ведение консерватора по имени Лезер».

Душераздирающие неудачи преследовали заговорщиков до самого конца. 21 марта была совершена попытка переворота в цейхгаузе на Унтер-ден-Линден. Гитлер прибыл отметить День памяти героев и едва сам не пал смертью героя; его спасло изменение в повестке дня в последнюю минуту. «Операция вспышка», как назвали ее заговорщики, была отложена, и они разбежались.

Через десять дней в Эссене доктор Фридрих Янсен, выступая перед журналистами от лица фирмы, сказал, что господин Лезер, изможденный и больной оттого, что перетрудился, покинул концерн и восстанавливает силы в Швейцарии. Он уехал, но затем вернулся. Его вдохновителем был Герделер, который в июле побывал в Руре, пробирался через обломки разбомбленных домов и писал, что «тысячелетний труд превратился в угольную пыль и что-то нужно сделать, чтобы покончить с нацистским безумием». Вновь появиться в главном управлении было бы унизительно для Лезера, да, пожалуй, и невозможно, но в этом не было необходимости. Доктор Ганс Бойч, директор социальной программы фирмы, работал раньше с ним в лейпцигской администрации Герделера и был в курсе всех передвижений молодого Круппа, а также, через свои связи в Берлине, в курсе планов правительства в отношении Рура. Таким образом, Лезер получил синекуру. Он стал доверенным собственником конфискованного радиозавода в Эйндховене, в Голландии, и готовился принять финансовые дела в рейхе без фюрера (по иронии судьбы благодаря этому назначению его имя появилось в составленном союзниками списке военных преступников).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});