Рокоссовский - Борис Соколов

Он с нами часто играл в разведчиков. Играли по выходным на даче (у нас был большой участок к северу от Москвы). Мы с соседом-приятелем, с одной стороны, дед — с другой. Задача — устроить засаду, найти и обезвредить противника. У нас были игрушечные ружья. Однажды ищем мы деда, смотрим: его кепка в кустах. Ползем к ней. Крадемся, крадемся, и вдруг позади нас появляется дед: „Бах-бах, вы убиты!“ Перехитрил нас, повесил кепку на куст, а сам зашел с тыла. Потом смеялся над нами. Так, говорил, ползли замечательно — жалко останавливать!..

Он был одним из тех людей, которых знала вся страна, и, конечно, отблеск его славы падал и на нас — его родных. Я видел его на трибуне Мавзолея во время парадов — в парадной форме и при орденах, и моя душа наполнялась гордостью — это мой дед! Благодаря ему я мог прокатиться на дачу на „чайке“. Дед всегда садился на переднее сиденье, и водители встречных машин узнавали его и приветствовали. Школа, где я учился, находилась по соседству с Генеральным штабом, и иногда мама просила дедушку отвести меня в школу. Мы шли по улице, он держал меня за руку, и я был горд, что иду с ним, потому что прохожие улыбались нам, говорили: „Здравствуйте, Константин Константинович!“ — и он улыбался и здоровался в ответ. Ребята в школе подходили и спрашивали с восхищением и завистью: „А правда, что у тебя дед — маршал?“ Но, поскольку мы всегда жили вместе, он был для меня и моего младшего брата Павлика не великим человеком, а любящим дедом, какой был, наверное, у каждого из нас. Он гулял со мной на даче по аллеям, объяснял, где растет какое дерево, какие птицы живут в нашем лесу. Он читал мне книжки, играл со мной и моими друзьями в войну, с ним можно было сыграть в шахматы, пойти за грибами. Он сам держался настолько скромно, не выпячивая ни своих званий, ни славы, что, проникшись этим настроем, члены семьи не обращали внимания на его регалии. Обычный дед, только маршал».

«Дед любил спорт, — вспоминает Константин Вильевич. — Но болельщиком себя не считал, соревнования по телевизору не любил, хотел участия. Он вообще любил активный отдых, занимался спортом. Любил играть в волейбол и теннис, хорошо плавал, играл на бильярде и никогда не понимал, как можно смотреть спортивные соревнования, „болеть“. Футбол его мало волновал. Я этому удивлялся, а он относился с юмором. Мы с отцом смотрим матч, а он подойдет сзади: „Э-э, Башашкина опять смотрят“».

Про футболиста Башашкина — отдельная история. У игрока был третий номер. И вместо мужского вопроса: «Будешь третьим?» — тогда спрашивали: «Башашкиным будешь?» Маршал знал его с другой стороны. Во время поездки в Польшу футболист попал в какую-то скандальную историю, и выручал его сам Рокоссовский.

А вот что сообщает Константин Вильевич по поводу того, как дед отдыхал:

«В отпуск он любил ездить на курорт. Эта традиция у них с бабушкой осталась еще со времен его службы на Дальнем Востоке. Тогда, чтобы сменить обстановку, им приходилось проделать долгий путь. И в более поздние годы мы всей семьей ездили в Сочи, в Ялту. Даже когда дедушка уже был болен и ему запретили отдыхать на юге, они с бабушкой нарушали запрет, просто ездили не в разгар лета, а осенью. Что касается свободного времени, то его он проводил на даче. Не чурался никакой работы: помогал ремонтировать забор, очень любил косить траву. Когда случался большой урожай яблок, мы с ним выпиливали подпорки и устанавливали их под ветви яблонь (которые он же и посадил). У него был маленький собственный огородик, на котором росли редиска, морковка, разная зелень, он сам поливал все это из лейки и безумно гордился урожаем.

Про дачу ходит много легенд. Рассказывали, что был такой анекдотический случай — кто-то из местных жителей пожаловался, что Рокоссовский строит дворец. Стали проверять, для этого даже была создана специальная комиссия во главе с Н. А. Булганиным. Когда эта комиссия приехала на место, Булганин посмотрел на нашу дачу, отвел деда в сторону и сказал: „Костя, что это за изба? Давай построим тебе нормальный каменный дом!“ Дед отказался. Он считал, что на его век ему хватит».

А история этой дачи такова: генерал H. Е. Субботин — член военного совета 2-го Белорусского фронта, которым дед командовал в конце войны, уговорил деда, а также командующего 4-й воздушной армией К. А. Вершинина, начальника штаба фронта А. Н. Боголюбова, члена военного совета А. Г. Русских и бывшего командующего фронтом Г. Ф. Захарова построить вместе дачи. Им выделили землю недалеко от подмосковной Тарасовки. А чтобы не тратить на это много времени и средств, ведь строили-то они за свой счет, туда просто перевезли несколько одинаковых бревенчатых домов из комплекса зданий штаба 2-го Белорусского фронта. В Германии эти дома разобрали, перевезли в Подмосковье, а там пленные немцы довольно быстро их собрали. Когда дача была построена, советское правительство ее деду подарило, а именно — возместило расходы на перевозку и сборку. К сожалению, в 1993 году эту дачу сожгли местные хулиганы.

Константин Вильевич признается:

«У нас в семье не принято пользоваться фамилией. У меня привилегий по службе не было. И дед этого не любил. Он был очень скромным человеком. Во время парадов стоял на трибуне во втором ряду. На работу ходил пешком. Генштаб — на улице Фрунзе, а мы жили рядом, на Грановского. Иногда я ходил с ним. Он доводил меня до школы, она была по дороге, потом шел на службу. Люди его узнавали, улыбались. Он со всеми здоровался, как со старыми знакомыми. Был вежлив. Один военный историк, теперь знаменитый, мне рассказывал, что они студентами, зная, что Рокоссовский ходит по этому переулку, специально сбегали с занятий, чтобы попасться ему навстречу. Мимо проходим: „Здравствуйте, Константин Константинович!“ Он всегда отвечает: „Здравствуйте“…

Да, дед демократично относился к людям. На передовой мог подойти к солдату, спросить, как живет, какие трудности. Его любили в войсках и не боялись, как других, не старались избегать. Отношения „я — начальник, ты — дурак“ у него не было никогда.

Семья наша жила в доме, где после войны поселились многие известные военачальники. Мама рассказывала, что в то время дед очень редко бывал дома, только в отпуске и по праздникам. Он любил бывать на даче, и первые мои воспоминания о деде относятся к дачному периоду. Мне было тогда года четыре. Очень хорошо помню, как мы ходили с ним за грибами…

Настоящий был грибник. Я тогда никак не мог понять, как дед находит грибы под кучкой листьев или хвои. Он буквально чувствовал, где должны расти грибы. Обычно в лес дед надевал какой-нибудь старенький пиджачок, простенькие холщовые брюки и обязательно кепку В таком обличье в нем вряд ли можно было узнать знаменитого полководца. Меня в наших путешествиях по лесу больше всего удивляло умение деда ориентироваться. Помню, забредем далеко в лес, и мне становилось страшно. Я тогда теребил его за полы пиджака и, дрожа всем телом, спрашивал: „Деда, а мы не заблудимся?“ А он прижмет меня к себе и, улыбаясь, говорит: „Не бойся, я знаю, куда идти…“ И действительно, через 10 минут мы уже выходили к какой-нибудь тропинке или просеке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});