Гаран вечный - Андрэ Нортон

Действовать с Очаллом, использовать его? Он был глуп, поверив в возможность этого. В этом мире у него нет ни одного человека, которому он смог бы верить, кроме Дедана. А капитан лежит далеко, раны не позволяют немедленно призвать его. На секунду или две, осознав свое полнейшее одиночество, Рамсей испытал потрясение.

Он не сознавал, что пошатнулся и в поисках поддержки ухватился за ручку массивного трона. Но тут же заметил устремленные на него пристальные холодные глаза Очалла. Рамсей не осмеливался думать, что понял верховный советник за эти несколько секунд, когда Рамсей утратил самоконтроль. Но, несомненно, Очалл решил, что имеет дело с еще одним слабым принцем. И Рамсей понял, что отныне что бы он ни делал, внешне ему придется выполнять предложения Очалла.

Послать туман, это пламя на Лом — немыслимо! Знают ли Просвещенные, что планирует Очалл? Если знают, они должны были подумать об этой предательской угрозе. Он сам ничем не обязан императрице и ее партии. Вернуться в Лом значит встретиться с нападением другого наемного убийцы. Но куда еще ему деваться? Даже если он сумеет скрыться из Видина так же внезапно и таинственно, как появился, его появление здесь, открытое признание Очалла при дворе дадут верховному советнику право действовать от его имени. Никто не усомнится в приказах, отданных им именем императора.

— Пять дней… — Рамсей ухватился за первый же предлог. — Пять дней — это слишком долго. Если Бертала провозгласят императором, многие, как было сказано, которые не поддержали бы моего дорогого кузина, сделают это, чтобы не расколоть Улад.

— Каков тогда твой ответ? — спросил Очалл.

— Мы с тобой, верховный советник, в сопровождении дворян, которые поддерживают наше правое дело, отправимся в Лом. Не угрожая, а выдвигая требование, которое не оспорит никто.

Он думал, осмелится ли Очалл возразить. Но верховный советник как будто был готов к такому вызову.

— Ты отправляешься прямо в логово врага, верховное могущество. Но храбрость — привилегия истинного императора, а если тебя будет окружать верная стража, тайно к тебе не подберутся. И не посмеют открыто оспаривать права Каскара. Когда ты отправишься?

— Немедленно, как только все будет готово. — Рамсей не сомневался, что у Очалла есть свои сторонники, которые исполнят любой его приказ. Но сам он получит передышку… для чего? Он не знал. Единственное утешение — Очалл будет с ним, и видение тумана и огня, надвигающихся на город, не осуществится.

Флайер, который унес их из резиденции Каскара, был больше и роскошнее предыдущих. В нем имелось несколько кают с различными приспособлениями. Рамсей заметил, садясь, что на флайере торопливо изобразили герб — свирепая птица, которую он видел на панелях дворца. Верные люди как будто стремятся, чтобы его появление соответствовало его рангу, чтобы были представлены все символы законного правителя.

Рамсей, довольный, что решил одну из своих проблем, кивнул. Его беспокоило, что он появится во дворце Лома незаметно для горожан. Но это «Место Провозглашения», похоже, способно привлечь множество зрителей.

Договорившись с Очаллом, он, очевидно, теперь предоставлен себе, потому что верховный советник сел, закрыл глаза и явно не хотел разговаривать. Рамсей тоже закрыл глаза. Что они ему сказали, эти непостижимые Просвещенные? Видеть сны? Но он не умеет вызывать сны по своей воле.

Он стал вспоминать подробности своей встречи с Эдайс, вспомнил, как мелькали ее руки, перекладывая карты, как коснулись последней, предсказывающей его судьбу. Судьба — да, и Страх, и Сны… и лишь слабое обещание Надежды в конце.

События развиваются слишком быстро, а он так мало знает. Как будто он слепым участвует в сражении, в то время как у тех, с кем он сталкивается, есть и зрение, и цель. Раньше у Рамсея была только одна цель — спасти свою шкуру. Теперь им движет стремление спасти город, может быть, целый народ. Его губы горько изогнулись. Что побудило его поддаться гневу, который вызвало краткое объяснение Очалла?

Он не знал, какое расстояние между городами, однако его удивила краткость перелета. Наверно, Очалл приказал лететь на предельной скорости. Рамсей еще пытался привести мысли в порядок, когда флайер начал спускаться по спирали.

В богато украшенных стенах каюты не было окон. Рамсей сидел напряженно. Они могут опуститься прямо в руки ожидающего врага. Очалл, казалось, прочел его мысли; может, Рамсея выдала напряженная поза. Верховный советник сказал:

— Похоже, провода для разговора не передают сообщения в Видин, но мы разрешение на посадку запросили открыто, верховное могущество. — Голос его звучал сардонически. — Будь уверен, Лом знает, кто прибывает — открыто, как ему и подобает, прибывает законный властитель, а не захватчик.

Рамсей сомневался, что это хорошо известно. Но он сам избрал себе такую роль и не позволит, чтобы верховный советник видел, как он от нее уклоняется.

— Правильно сделано, — заметил он.

— Мы садимся на площади Четырех Героев, — продолжал Очалл. — Тут нет посадочной площадки, но для нас расчистят необходимое место. Тебе останется только открыто взойти на Место Верховных Знамен и показать себя всем…

Рамсею показалось, что он уловил странный взгляд, направленный на него. Намекает ли верховный советник, что таким образом он совершит действие, которое раз и навсегда сделает его императором Улада?

Флайер коснулся земли, корпус перестал дрожать. Рамсей расстегнул ремень безопасности. Он с радостью отметил, что руки у него не дрожат. Ведь он уже прошел через подобное испытание, когда вышел из флайера на крыше дворца в Видине.

Он встал. Его сопровождающие двинулись к выходу. В первую очередь вышла стража, теперь под командованием Джасума. Стражники вытянулись на мощеной площадке внизу, образовали коридор, через который пройдет Рамсей.

Он неторопливо спустился. Они действительно сели в центре Лома. Со всех сторон часто, как деревья вокруг жилища Просвещенных в Роще, стояли высокие здания. Стены из ржаво-красного и тускло-серого камня были увешаны яркими вымпелами и полосками ткани. Вымпелы, длинные, как ленты, шевелились на ветру.

Прямо перед ним пирамида из красного камня. Он знает, что такие сооружения остались от легендарного Великого Мира. Пирамида усеченная, и вершина ее напоминает треугольную платформу. По краям платформы шесть прочных столбов, на которых развеваются пять флагов. Шестой столб лишен флага. На платформу ведет пролет ступеней, старинных, истоптанных. Место Флагов как будто существует многие столетия, оно, вероятно, древнее самого Лома. Среди всех этих разукрашенных зданий пирамида кажется странно обнаженной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});