Благородный дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

Многие годы он старался не попадаться этим ищейкам, зная, что охота за ним продолжается. Он был предводителем белого движения в своих краях, по всей Транссибирской железной дороге, и перебил немало красных. В конце концов он устал убивать и в 1919 году уехал в Шанхай, который был для него новым домом, пока не пришли японские войска. Он ускользнул от них и, примкнув к китайским националистам, пробивался с боями на юг и на запад, к Чунцину, где продолжал сражаться в рядах других вооруженных отрядов, не разбирая, англичане это, французы, австралийцы или китайцы — лишь бы платили, пока японцы не капитулировали. Потом он вернулся в Шанхай, чтобы вскоре бежать вновь.

«Мне всегда приходилось бежать, — думал он. — Клянусь кровью Христовой, дорогая, я знаю, что тебя уже нет. Знаю... Мне сказал об этом один человек, видевший, как толпа грабила наш дворец, как она накинулась на тебя...

Но сейчас?

Неужели ты действительно жива?»

Травкин с ненавистью посмотрел в сторону двери, ведущей на кухню, понимая, что это будет мучать его всегда, пока он не узнает о ней наверняка.

«Кто этот говноед? — думал он. — Как они разыскали меня?»

Он продолжал угрюмо ждать. Потом, внезапно охваченный паникой, отправился на поиски. В туалете никого не было. Он рванулся на улицу, но там было полно других людей. Тот человек исчез.

Травкин ощутил во рту тошнотворный привкус, от навалившихся мыслей ему стало худо. «Что, во имя Господа, ему нужно от Тайбаня?»

33

17:50

— Привет, Иэн, — сказала Пенелопа. — Ты рано сегодня! Как прошел день?

— Прекрасно, прекрасно, — рассеянно ответил Данросс.

В дополнение ко всем остальным бедам перед тем, как он ушел из офиса, позвонил Брайан Квок, сообщил среди прочего, что АМГ, вероятно, убили, и предложил принять серьезные меры предосторожности.

— О, один из таких дней, да? — мгновенно догадалась она. — Может, выпьешь? Выпьешь шампанского?

— С удовольствием. — Тут он заметил, что она улыбается, улыбнулся в ответ и почувствовал себя значительно лучше. — Пенн, ты просто мысли читаешь!

Он бросил кейс на сервант и последовал за ней в одну из гостиных Большого Дома. Открытая бутылка шампанского стояла в ведерке со льдом, из двух бокалов уже пили, а ещё один, для него, лежал во льду.

— Кэти наверху. Читает Гленне сказку на ночь. — Пенелопа наполнила его бокал. — Она... она только что рассказала мне о... об этой... об этой болезни.

— Вот как? — Он принял у неё бокал. — Спасибо. Как это воспринял Эндрю? Он ничего не сказал сегодня.

— Она лишь собирается рассказать ему, вечером. Это шампанское — ей, для храбрости. — Пенелопа с болью взглянула на него. — У неё все будет нормально, да, Иэн?

— Думаю, да. У меня сегодня был долгий разговор с доктором Тули. Он сказал, что ничего страшного, назвал трех ведущих специалистов в Англии и ещё троих в Америке. Я послал телексы всем троим в Англию с просьбой назначить дату приема, а доктор Фергюсон отправит им по почте историю болезни — когда вы приедете, они уже должны будут её получить.

Она пила вино небольшими глотками. Дул легкий ветерок, и казалось, что не так душно. Высокие стеклянные двери в сад были открыты. Время близилось к шести вечера.

— Ты считаешь, нам нужно ехать прямо сейчас? А если мы задержимся на несколько дней? Это имеет значение?

— Не думаю.

— Но нам надо ехать?

— Если бы это была ты, Пенн, мы сели бы на первый самолёт в ту же секунду.

— Да. Если бы я сказала тебе.

— Ты сказала бы.

— Да, думаю, сказала бы. Я заказала билеты на завтра. Кэти это одобрила. Рейс «Бритиш оверсиз эрлайнз».

— Клаудиа ничего не говорила, — удивился он. Она улыбнулась.

— Я сама их заказала. Вообще-то, я много чего могу. Я заказала билеты для Гленны, себя и Кэти. Истории болезни мы возьмем с собой. Думаю, Кэти может оставить детей здесь. О них прекрасно позаботятся ама.

— Да, так было бы лучше всего. Док Тули твердо заявил, что она не должна принимать это близко к сердцу. «Главное — отдыхать и отдыхать», — сказал он. — Данросс улыбнулся жене. — Спасибо, Пенн.

Она смотрела не отрываясь на капельки воды, выступившие на бутылке и на ведерке со льдом.

— Это просто ужасно, верно?

— Хуже, Пенн. Это неизлечимо. Он считает... он считает, что лекарства лишь приостановят развитие болезни. — Допив шампанское, он налил и ей, и себе ещё. — Кто-нибудь звонил?

— О, прошу прощения! Да, записки на серванте. Совсем недавно был звонок из Марселя.

— Сюзанна?

— Нет. Некий господин Делан.

— Это наш тамошний агент.

— Как скверно вышло с юным Боржем.

— Да.

Данросс просмотрел записки. Джонджон из банка, Холдбрук, Филлип Чэнь и неизбежное и всеобъемлющее «Прошу позвонить Клаудии». Он вздохнул. Прошло лишь полчаса, как он уехал из офиса. Так или иначе он все равно собирался позвонить ей. «Нет отдыха нам, грешным, — подумал он. — Все схвачено — будем надеяться. Ах да, будем надеяться!»

С того самого момента, когда брокер в панике позвонил ему через несколько минут после десяти и сказал, что по бирже ходят слухи и что курс их акций меняется, он укреплял свою оборону, готовясь к внезапной, неожиданной атаке. Через Филлипа Чэня, Холдбрука, Гэваллана и де Вилля он связался со всеми своими основными акционерами, до которых смогли дозвониться, и передал, что слухи о неспособности «Струанз» выполнить свои обязательства — чепуха, предложил не одалживать Горнту крупные пакеты акций, а дать ему побегать, позволяя перехватывать по нескольку акций то тут, то там. Некоторым избранным он строго конфиденциально сообщил, что сделка с «Пар-Кон» подписана, на документах стоит печать и скоро будет поставлена печатка и что это великолепная возможность нанести «Ротвелл-Горнт» удар, который решит судьбу конкурирующей компании раз и навсегда.

«Если Горнт будет продавать, играя на понижение, пусть продает. Мы сделаем вид, что уязвимы, но будем поддерживать курс своих акций. Затем, в пятницу, объявляем о сделке, наши акции резко идут вверх, и он остается без штанов, — сказал он им всем. — Мы получим назад свою авиалинию вместе с его собственной и, объединив его корабли и наши, будем главенствовать в воздухе, на воде и на суше в азиатском импорте и экспорте».

«Вот бы нам действительно нанести такой удар Горнту, — лихорадочно думал он. — Мы чувствовали бы себя в безопасности на поколения вперед. И мы можем это сделать, если на нашей стороне будет удача, „Пар-Кон" и ещё раз удача. Но боже мой, как это будет непросто!»

Он весь день излучал уверенность, которой не чувствовал. Звонило немало обеспокоенных акционеров, и он старался их успокоить. Через цепочку подставных лиц большими пакетами его акций владели и Прижимистый Дун, и Четырехпалый У. Сегодня днем он позвонил обоим, чтобы заручиться их согласием не давать взаймы и не продавать принадлежащие им пакеты в течение следующей недели. Оба дали согласие, но добиться его оказалось ох как непросто.